Ольга Берггольц - Голос блокадного Ленинграда Страница 7

1939

Родине

Все, что пошлешь: нежданную беду,свирепый искус, пламенное счастье,—все вынесу и через все пройду.Но не лишай доверья и участья.

Как будто вновь забьют тогда окнощитом железным, сумрачным                         и ржавым…

Вдруг в этом отчуждении неправомнаступит смерть — вдруг станет                              в с е  р а в н о.

Октябрь 1939

Не искушай доверья моего.Я сквозь темницу пронесла его.Сквозь жалкое предательство друзей.Сквозь смерть моих возлюбленных детей.Ни помыслом, ни делом не солгу.Не искушай, — я больше не могу…

1939

Изранила и душу опалила,лишила сна, почти свела с ума…Не отнимай хоть песенную силу,не отнимай, — раскаешься сама!

Не отнимай, чтоб горестный и славныйтвой путь воспеть.                  Чтоб хоть в немой строкемне говорить с тобой, как равной                                с  равной,—на вольном и жестоком языке!

Осень 1939

" Пахнет соснами, гарью, тленьем. "

Пахнет соснами, гарью, тленьем.Рядом бьется родник — лови!Это запах освобожденья,облик вечной нашей любви.

Не считаем ни дней, ни сроков.Не гадаем, что впереди…Трезвый, яростный и жестокийполдень жизни — не отходи!

1939

Маргарите Коршуновой

Когда испытание злоесомкнулось на жизни кольцом,мне встретилась женщина-воинс упрямым и скорбным лицом.

Не слава ее овевала,но гнев, клевета и печаль.И снят был ремень, и отнялиее боевую медаль.

Была в ней такая суровость,и нежность, и простота,что сердце согрела мне сновабессмертная наша мечта.

Никто никогда не узнает,о чем говорили мы с ней.Но видеть хочу, умирая,ее у постели моей.

Пусть в очи померкшие глянет,сурова, нежна и проста.Пусть Ангелом Смерти предстанетбессмертная наша Мечта.

1939

" Придешь, как приходят слепые: "

Придешь, как приходят слепые:на ощупь стукнешь, слегка.Лицо потемнело от пыли,впадины       на висках.

Сама я открою дверии крикну, смиряя дрожь:— Я верю тебе, я верю!Я знала, что ты придешь!

1939

Наш дом

…Сквозь дикий рай

твоей земли родной

О, бесприютные рассветыв степных колхозах незнакомых!Проснешься утром — кто ты? где ты?Как будто дома — и не дома……Блуждали полночью в пустыне,тропинку щупая огнями.Нас было четверо в машине,и караван столкнулся с нами.Он в темноте возник внезапно.Вожак в коротком разговоресказал, что путь — на юго-запад,везут поклажу — новый город.Он не рожден еще. Но имяего известно. Он далеко.Путями жгучими, глухимиони идут к нему с востока.И в плоских ящиках с соломойстекло поблескивало, гвозди…Мы будем в городе как дома,его хозяева и гости.В том самом городе, которыйеще в мечте, еще в дороге,и мы узнаем этот городпо сердца радостной тревоге.Мы вспомним ночь, пески, круженьепод небом грозным и весомыми утреннее пробужденьев степном колхозе незнакомом.

О, сонное мычанье стада,акаций лепет, шум потока!О, неги полная прохлада,младенческий огонь востока!Поет арба, картавит гравий,топочет мирно гурт овечий,ковыль, росой повит, играетна плоскогорьях Семиречья.…Да, бытие совсем иное!Да, ты влечешь меня всегданеобозримой новизноюлюдей, обычаев, труда.Так я бездомница? Бродяга?Листка дубового бедней?Нет, к неизведанному тягавсего правдивей и сильней.Нет, жажда вновь и вновь сначаламучительную жизнь начать —мое бесстрашье означает.Оно — бессмертия печать…

И вновь дорога нежилаядымит и вьется предо мной.Шофер, уныло напевая,качает буйной головой.Ну что ж, споем, товарищ, вместе.Печаль друзей поет во мне.А ты тоскуешь о невесте,живущей в дальней стороне.За восемь тысяч километров,в России, в тихом городке,она стоит под вешним ветромв цветном платочке, налегке.Она стоит, глотая слезы,ромашку щиплет наугад.Над нею русские березыв сережках розовых шумят…Ну, пой еще. Еще страшнеетерзайся приступом тоски…Давно ведь меж тобой и еюлегли разлучные пески.Пески горючие, а горыстоячие, а рек не счесть,и самолет домчит не скоротвою — загаданную — весть.Ну, пой, ну, плачь. Мы песню этуосушим вместе до концаза то, о чем еще не спето,—за наши горькие сердца.

И снова ночь…Молчит пустыня,библейский мрак плывет кругом.Нависло небо. Воздух стынет.Тушканчики стоят торчком.Стоят, как столпнички. Пороюблеснут звериные глазазеленой искоркой суровой,и робко вздрогнут тормоза.Кто тихо гонится за нами?Чья тень мелькнула вдалеке?Кто пролетел, свистя крылами,и крикнул в страхе и тоске?И вдруг негаданно-нежданновозникло здание… Вошли.Прими под крылья, кров желанный,усталых путников земли.Но где же мы? В дощатой залемерцает лампы свет убогий…Друзья мои, мы на вокзалееще неведомой дороги.Уже бобыль, джерши-начальник,без удивленья встретил нас,нам жестяной выносит чайники начинает плавный сказ.И вот уже родной, знакомыйлегенды воздух нас объял.Мы у себя. Мы дома, дома.Мы произносим: «Наш вокзал».Дрема томит… Колдует повесть…Шуршит на станции ковыль…Мы спим… А утром встретим поезд,неописуемый как быль.Он мчит с оранжевым султаном,в пару, в росе, неукротим,и разноцветные барханылетят, как всадники, за ним.

Какой сентябрь! Туман и трепет,багрец и бронза — Ленинград!А те пути, рассветы, степи —семь лет, семь лет тому назад.Как, только семь? Увы, как много!Не удержать, не возвратитьту ночь, ту юность, ту дорогу,а только в памяти хранить,где караван, звездой ведомый,к младенцу городу идети в плоских ящиках с соломойстекло прозрачное несет.Где не было границ доверьюсебе, природе и друзьям,где ты легендою, поверьемневольно становился сам.…Так есть уже воспоминаньяу поколенья моего?Свои обычаи, преданья,особый облик у него?Строители и пилигримы,мы не забудем ни о чем:по всем путям, трудясь, прошли мы,везде отыскивали дом.Он был необжитой, просторный…Вот отеплили мы еговсей молодостью, всем упорнымгореньем сердца своего.А мы — как прежде, мы бродяги!Мы сердцем поняли с тех дней,что к неизведанному тягавсего правдивей и сильней.И в возмужалом постоянстве,одной мечте верны всегда,мы, как и прежде, жаждем странствий,дорог, открытых для труда.О, бесприютные рассветы!Все ново, дико, незнакомо…Проснешься утром — кто ты? где ты?Ты — на земле. Ты дома. Дома.

1939

Ласточки

над обрывом

…О, домовитая ласточка,

О, милосизая птичка!

Пришла к тому обрыву,судьбе взглянуть в глаза.Вот здесь была счастливойя много лет назад…

Морская даль синела,и бронзов был закат.Трава чуть-чуть свистела,как много лет назад.

И так же пахло мятой,и плакали стрижи…Но чем свои утраты,чем выкуплю — скажи?

Не выкупить, не вымолитьи снова не начать.Проклятия не вымолвить.Припомнить и — молчать.

Так тихо я сидела,закрыв лицо платком,что ласточка заделаплечо мое крылом…

Стремясь с безумной высоты,задела ласточка плечо мне.А я подумала, что тырукой коснулся, что-то вспомнив.

И обернулась я к тебе,забыв обиды и смятенье,прощая все своей судьбеза легкое прикосновенье.

Как обрадовалась ятвоему прикосновенью,ласточка, судьба моя,трепет, дерзость, искушенье!

Точно встала я с земли,снова миру улыбнулась.Точно крылья пророслитам, где ты           крылом коснулась.

1940