Себастиан Брант - Корабль дураков; Избранное Страница 7

И вот на ней другой наряд —

Кургузый, чуть не до пупа!

Но модников толпа глупа.

Позор вам, немцы! Прихоть Моды

Противна замыслам природы:

Что сокровенным быть должно,

То Модою обнажено.

Но есть всему пределы, сроки —

Страданьем платят за пороки.

Раб Моды иль ее раба,

И вас не пощадит судьба!

Вот-вот я в гроб уже сойду

Иль к живодеру попаду,

Но с глупостью живу в ладу.

Хоть стал я дряхлым стариком,

Слыву, однако, дураком:

Столетний глупенький младенчик,

Показываю свой бубенчик

Мальчишкам несмышленым я

(Сильна над ними власть моя!),

Мое ученье — им в забаву,

А я стяжать желаю славу.

В рай с этим не войдешь, о нет!

Пример мой плох, и плох совет.

Чему учен, тому учу,

Однако быть в чести хочу,

Осмелюсь даже тем похвастать,

Как посрамлен бывал я часто

И уличался в странах дальних

В делах не очень-то похвальных.

Да, воду я люблю мутить

И не перестаю чудить,

А где не справлюсь я никак,

Поможет сын мой — Ганс-дурак.

Я за него не беспокоюсь —

Меня сынок заткнет за пояс!

Он дурью жив, он ею дышит, —

Дай срок — весь мир о нем услышит.

«Вот, скажут, истинный дурак:

Отец в сравненье с ним — сопляк!

Он так еще себя проявит,

Что весь дурацкий флот прославит!»

Отцам утеха на том свете,

Когда их тут сменяют дети!

Так повелось: не может старый

Быть мудрости законной парой.

А сколь чиста у старцев совесть,

Нам скажет о Сусанне повесть16

И о ее клеветниках —

Двух похотливых стариках.

Старик-дурак себя погубит,

Коль он порок и кривду любит.

Все те, кто озорства ребят

Не замечают, словно спят, —

Бед натерпевшись, возопят.

Глупцов глупей, слепцов слепей

Те, кто не воспитал детей

В порядочности, в послушанье,

Не проявив забот и тщанья,

Чтоб, как без пастыря ягненок,

С пути не сбился их ребенок,

И пусть — в дурной игре повинный —

Сам папенька с невинной миной

Не говорит: «Всех создал бог, —

Исправишь ли того, кто плох?»

Неправда! Учится ребенок

У мудрого отца с пеленок.

(Кто думает не так — дурак,

Ребенку и себе он враг!)

Все на лету хватают дети,

Соблазну попадая в сети.

Гнуть деревце ты можешь смело,

Пока оно не повзрослело,

А взрослое пригнул — сломалось!

Накажешь розгой… ну, хоть малость,

И смотришь — дурь из шалуна

Безбольно выгнала она.

Лишь строгостью добьешься толка:

Сорняк пророс — нужна прополка.

Жил праведно библейский Илий,17

Но сыновья его грешили,

За что, покаран богом строго,

Он претерпел страданий много —

И умер в горе безутешном,

К сынам своим приравнен грешным.

Ах, дать бы юношам сегодня

Учителей поблагородней,

Как Феникс18 — тот, кого Пелей

Из сонмища учителей

Избрал для сына, Ахиллеса,

Дабы не вырастить балбеса!

Обрыскал Грецию Филипп19 —

И к Аристотелю прилип,

Чьим был учителем Платон,

Кто сам Сократом был учен.

Да, Аристотель, знанья солнце,

Учил героя Македонца!20

Но современные отцы,

Отцы-скупцы, глупцы, слепцы,

Таких учителей находят,

Что время только зря изводят.

Готовя из учеников

Невежд, повес и дураков.

И то добро, коль неуч тот

Не полный — только полу…скот!

Тут, право, нечему дивиться:

От дурака дурак родится!

Но вы расплатитесь за это,

Когда ваш сын, как муж совета,

На столь почетном сидя месте

Блюстителя морали, чести,

Не раз почувствует в смущенье

Свое дурное обученье.

И поделом отец тогда

Сгорит от позднего стыда

И сожаленья: ведь не шутка —

Признаться, что взрастил ублюдка.

Посмотришь: этот — богохул,

Другой ударился в разгул,

Тот шляется по девкам, кутит,

Нечистые делишки крутит,

Четвертый, стыд забыв и страх,

Гляди, продулся в пух и прах!

Так с недорослями иными

Бывает, пустопродувными,

Которых с детства, на беду,

Не учат знаньям и труду,

Отдав учителям дешевым —

Невежественным, бестолковым.

А нравственность, влеченья, знанья

Зависят лишь от воспитанья.

Происхождению — почтенье,

Но сам ты — что? Происхожденье

Тобой не приобретено.

Богатство — тоже благо, но

Что есть оно? Судьбы каприз:

Прыжки мяча то вверх, то вниз!

И в славе — сладость, но она

Так ненадежна, неверна.

Прельщает тела красота,

Минула ночь — прощай, мечта!

Здоровье — клад, но с древних пор

Хворь начеку, как ловкий вор.

И сила — драгоценный ларь,

Но где она, когда ты стар?!

Все преходяще, быстротечно,

И лишь наука долговечна.

Спросил Сократа Горгий21 встарь:

Был счастлив ли персидский царь,

Что в мире слыл владык владыкой,

Всесильем власти превеликой?

Сократ сказал: «А был ли он

В вопросах этики силен?»

Да, ни в богатстве, ни во власти

Нет без морали людям счастья.

Под жернов лег дурак, который

Всех вовлекать привык в раздоры:

Хлебнет он муки и позора!

Известно, склочник был бы рад

Весь мир вовлечь в раздор, в разлад,

Чтобы шумела сплетня злая,

Враждой неистовой пылая,

Так не поранит острый нож,

Как ранит подлой сплетни ложь,

Причем лишь после обнаружишь,

Что это сделал тот, с кем дружишь.

А клеветник с ехидным смехом —

Утешен, горд своим успехом —

Злорадствует: «Кунштюк был тонкий:

Все шито-крыто, — я в сторонке!»

Мерзавец убежден, конечно,

Что тайну сохранит навечно.

Вот козырь-то его каков!

Не счесть таких клеветников,

Что разожгут коварной сплетней

Пожары распри многолетней.

К преступной цели напролом

Шел так же и Авессалом;22

До времени неуязвимы,

Свои повсюду есть Алкимы,23

Что сеют распри меж друзьями,

В ловушки попадая сами.

Того надежда обманула,

Кто весть о гибели Саула24

Принес Давиду, но на месте

Царем казнен был за известье.

Тем кончили и два злодея,

Что умертвили Иевосфея.25

Кто распри вспахивает поле,

Под жернов ляжет поневоле.

Почти всегда наверняка

Мы узнаем клеветника,

Хоть он коварен и хитер:

Дымится шапка — значит, вор

Дурак — за дверью, но смотри:

Он там, а уши тут, внутри!

Тех, у кого манеры скверны,

И тех, кто чересчур манерны,

Зачислю я в свой флот галерный.

По длиннополому наряду,

По чванной поступи, по взгляду,

По поворотам головы,

Едва с ним встретились бы вы, —

Пусть он торопится иль словно

Вельможа, шествует сановно,

Вы сразу бы решили: «Хват!

И пустоват и нагловат,

И быть подальше от него

Благоразумнее всего».

Но кто неглуп и кто воспитан,

В сужденьях и в делах испытан,

Того признает общий суд,

В пример другим превознесут.

Натура мудрая — стыдлива,

Миролюбива, не криклива,

Добра не занимать ей стать,

И с нею — божья благодать.

Благовоспитанность ценней,

Чем все богатства жизни сей.

Об истинно высоком нраве

Судить мы по манерам вправе.

Кто повседневно сам не очень

Воспитанностью озабочен,

К манерам скромным не привык,

Тот, значит, глуп и туп, как бык.

Что может быть достойней, краше,

Чем скромность, благонравье наше?

Где сын понятлив, уговорчив,

Воспитан, неподатлив порче,

Там горд и счастлив там отец:

Был милостив к нему творец.

Коль ты невинного избил,

Несправедливо оскорбил, —

Презренье ты себе купил!

Кто так ведет себя с людьми,

Дурак, дубина он, пойми:

Все возликуют ведь, когда

Придет и на него беда.

Кто друга обобрать намерен,

Который предан так, и верен,

И прямодушен был весьма,

Тот, видимо, сошел с ума.

Священна дружба навсегда нам

Царя Давида с Ионафаном;26

Ахилл с Патроклом — образец

Двух чистых дружеских сердец,

И Сципион и Лелий…27 Но —

Друзей подобных нет давно!

Раз денег нет — и дружбы нет:

Стоит на этом нынче свет!

И к ближним что-то незаметно

Теперь любви ветхозаветной.

Во всем корысти торжество,