Владимир Маяковский - Хорошо! Страница 7

11

Несется             жизнь,                       овеевая,проста,            суха.Живу         в домах Стахеева я,теперь           Веэсэнха.Свезли,             винтовкой звякая,богатых             и кассы.Теперь здесь                     всякиеи люди            и классы.Зимой          в печурку-пчелкусуют        тома Шекспирьи.Зубами             щелкают,—картошка —                   пир им.А летом             слушают асфальтс копейками                   в окне:— Трансваль,                      Трансваль,                                       страна моя,ты вся           горишь                       в огне! —Я в этом              каменном                              котлеварюсь,             и эта жизнь —и бег, и бой,                    и сон,                              и тлен —в домовьи                 этажиотражена               от пят                         до лба,грозою           омываемая,как отражается                        толпаидущими               трамваями.В пальбу               присев                          на корточки,в покой            глазами к форточке,чтоб было                 видней,я   в комнатенке-лодочкепроплыл              три тыщи дней.

12

Ходят          спекулянты                             вокруг Главтопа.Обнимут,               зацелуют,                                убьют за руп.Секретарши                   ответственные                                          валенками топаютЗа хлебными                     карточками                                       стоят лесорубы.Много          дела,мало        горя им,фунт        — целый! —первой категории.Рубят,          липовыйчай      выкушав.— Мы          не Филипповы,мы —         привыкши.Будет          обед,                   будет                             ужин,—белых бы                вон                      отбить от ворот.Есть захотелось,                           пояс —                                       потуже,в руки винтовку                          и                             на фронт.—А    мимо —незаменимый.Стуча          сапогом,идет за пайком —правление                 выдалоурюк         и повидло.Богатые —                  ловче,едят        у Зунделовича.Ни щей,             ни каш —бифштекс                с бульоном,хлеб        ваш,полтора миллиона.Ученому              хуже:фосфор             нужен,масло          на блюдце.Но,     как на́зло,есть революция,а нету          масла.Они       научные.Напишут,                вылечат.Мандат, собственноручный,Анатоль Васильича.Где      хлеб              да мяса́,придут           на час к вам.Читает            комиссармандат Луначарского:«Так…          сахар…                      так…                              жирок вам.Дров…           березовых…                               посуше поленья…и шубу            широкогопотребленья.Я вас,          товарищ,                         спрашиваю в упор.Хотите —                берите                            головной убор.Приходит                каждыйс разной блажью.Берите           пока штоногу       лошажью!»

Мех       на глаза,как баба-яга,идут        назадна трех ногах.

13

Двенадцать                   квадратных аршин жилья.Четверо             в помещении —Лиля,         Ося,                яи собака              Щеник.Шапчонку                взял                        оборваннуюи вытащил салазки.— Куда идешь? —                              В уборнуюиду.       На Ярославский.Как парус,                шуба                         на весу,воняет           козлом она.В санях             полено везу,забрал           забор разломанный.Полено —                тушею,тверже камня.Как будто                вспухшееколено           великанье.Вхожу           с бревном в обнимку.Запотел,              вымок.Важно          и чиннострогаю перочинным.Нож —           ржа.Режу.         Радуюсь.В голове              жарподымает градус.Зацветают луга,май       поет               в уши —это      тянется угариз-под черных вьюшек.Четверо сосулексвернулись,                    уснули.Приходят                люди,ходят,          будят.Добудились еле —с углей            угорели.В окно —               сугроб.                           Глядит горбат.Не вымерзли покамест?Морозы            в ночь                       идут, скрипятснегами-сапогами.Небосвод,                 наклонившийся                                          на комнату мою,морем          заката                    облит.По розовой                  глади                            моря,                                     на юг —тучи-корабли.За гладь,               за розовую,бросать якоря,туда,        где березовыедрова          горят.Я   много             в теплых странах плутал.Но только                в этой зимепонятной               стала                         мне                               теплоталюбовей,               дружб,                          и семей.Лишь лежа                  в такую вот гололедь,зубами            вместе                        проляскав —поймешь:                нельзя                           на людей жалетьни одеяло,                 ни ласку.Землю,            где воздух,                              как сладкий морс,бросишь              и мчишь, колеся,—но землю,                с которою                                вместе мерз,вовек         разлюбить нельзя.

14

Скрыла             та зима,                          худа и строга,всех,        кто на́век                       ушел ко сну.Где уж тут словам!                               И в этих                                             строкахболи         волжской                         я не коснусь.Я   дни беру                  из ряда дней,что с тыщей                    дней                            в родне.Из серой               полосы                            деньки,их гнали              годы-                       водники —не очень              сытенькие,не очень              голодненькие.Если         я            чего написал,если        чего               сказал —тому виной                   глаза-небеса,любимой               моей                        глаза.Круглые             да карие,горячие             до гари.Телефон              взбесился шалый,в ухо        грохнул обухом:карие         глазища                       сжалаголода           опухоль.Врач наболтал —чтоб глаза                 глазели,нужна          теплота,нужна          зелень.Не домой,                не на суп,а к любимой                    в гости,две      морковинки                         несуза зеленый хвостик.Я   много дарил                       конфект да букетов,но больше                 всех                         дорогих даровя помню              морковь драгоценную этуи пол —          полена                      березовых дров.Мокрые,             тощиепод мышкой                    дровинки,чуть       потолщесредней бровинки.Вспухли щеки.Глазки —                щелки.Зелень            и ласкивы́ходили глазки.Больше             блюдца,смотрят              революцию.Мне       легше, чем всем,—я   Маяковский.Сижу         и емкусок         конский.Скрип —              дверь,                        плача.Сестра            младшая.— Здравствуй, Володя! —— Здравствуй, Оля!— Завтра новогодие —нет ли           соли? —Делю,          в ладонях вешающепотку             отсыревшую.Одолевая                снег                        и страх,скользит сестра,                           идет сестра,бредет            трехверстной Преснеюсолить           картошку пресную.Рядом           морозшел       и рос.Затевал             щекотку —отдай          щепотку.Пришла,              а соль                         не ва́лится —примерзла                 к пальцам.За стенкой                 шарк:«Иди,         жена,продай            пиджак,купи        пшена».Окно,—            с негоидут        снега,мягка         снеговтиха        нога.Бела,         голастолиц            скала.Прилип            к скалелесов         скелет.И вот         из-за леса                          небу в шальвползает              солнца                         вша.Декабрьский                    рассвет,                                  изможденный                                                         и поздний,встает           над Москвой                                горячкой тифозной.Ушли          тучик странам                тучным.За тучей              берегомлежит          Америка.Лежала,             лакалакофе,         какао.В лицо вам,                   толще                             свиных причуд,круглей            ресторанных блюд,из нищей               нашей                          земли                                    кричу:Я   землю              эту                    люблю.Можно           забыть,                       где и когдапузы растил                    и зобы,но землю,                с которой                                вдвоем голодал,—нельзя           никогда                        забыть!

15