Владимир Маяковский - Хорошо! Страница 8

14

Скрыла             та зима,                          худа и строга,всех,        кто на́век                       ушел ко сну.Где уж тут словам!                               И в этих                                             строкахболи         волжской                         я не коснусь.Я   дни беру                  из ряда дней,что с тыщей                    дней                            в родне.Из серой               полосы                            деньки,их гнали              годы-                       водники —не очень              сытенькие,не очень              голодненькие.Если         я            чего написал,если        чего               сказал —тому виной                   глаза-небеса,любимой               моей                        глаза.Круглые             да карие,горячие             до гари.Телефон              взбесился шалый,в ухо        грохнул обухом:карие         глазища                       сжалаголода           опухоль.Врач наболтал —чтоб глаза                 глазели,нужна          теплота,нужна          зелень.Не домой,                не на суп,а к любимой                    в гости,две      морковинки                         несуза зеленый хвостик.Я   много дарил                       конфект да букетов,но больше                 всех                         дорогих даровя помню              морковь драгоценную этуи пол —          полена                      березовых дров.Мокрые,             тощиепод мышкой                    дровинки,чуть       потолщесредней бровинки.Вспухли щеки.Глазки —                щелки.Зелень            и ласкивы́ходили глазки.Больше             блюдца,смотрят              революцию.Мне       легше, чем всем,—я   Маяковский.Сижу         и емкусок         конский.Скрип —              дверь,                        плача.Сестра            младшая.— Здравствуй, Володя! —— Здравствуй, Оля!— Завтра новогодие —нет ли           соли? —Делю,          в ладонях вешающепотку             отсыревшую.Одолевая                снег                        и страх,скользит сестра,                           идет сестра,бредет            трехверстной Преснеюсолить           картошку пресную.Рядом           морозшел       и рос.Затевал             щекотку —отдай          щепотку.Пришла,              а соль                         не ва́лится —примерзла                 к пальцам.За стенкой                 шарк:«Иди,         жена,продай            пиджак,купи        пшена».Окно,—            с негоидут        снега,мягка         снеговтиха        нога.Бела,         голастолиц            скала.Прилип            к скалелесов         скелет.И вот         из-за леса                          небу в шальвползает              солнца                         вша.Декабрьский                    рассвет,                                  изможденный                                                         и поздний,встает           над Москвой                                горячкой тифозной.Ушли          тучик странам                тучным.За тучей              берегомлежит          Америка.Лежала,             лакалакофе,         какао.В лицо вам,                   толще                             свиных причуд,круглей            ресторанных блюд,из нищей               нашей                          земли                                    кричу:Я   землю              эту                    люблю.Можно           забыть,                       где и когдапузы растил                    и зобы,но землю,                с которой                                вдвоем голодал,—нельзя           никогда                        забыть!

15

Под ухом                самым                            лестницаступенек на двести,—несут          минуты-вестницыпо лестнице                    вести.Дни пришли                    и топали:— Дожили,                  вот вам,—нету        топливбрюхам             заводовым.Дымом            небесный                            лак помутив,до самой трубы,                           до носалокомотивстоит          в заносах.Положив              на валенки                                цветные заплаты,из ворот,               из железного зёва,снова          шли,                  ухватясь за лопаты,все,       кто мобилизован.Вышли            за́ лес,вместе            взя́лись.Я ли,         вы ли,откопали,               вырыли.И снова             поезд                       ка́титза снежную                  скатерть.Слабеет              телобез ед           и питья,носилки сделали,руки сплетя.Теперь           запевай,                        и домой можно —да на руки                 положенопять обмороженных.Сегодня,              на лестнице,                                  грязной и тусклой,копались               обывательские                                       слухи-свиньи.Деникин              подходит                              к са́мой,                                            к тульской,к пороховой                    сердцевине.Обулись обыватели,                                 по пыли печатаютшепотоголосые                         кухарочьи хоры́.— Будет…                 крупичатая!..                                      пуды непочатые…ручьи — чаи́,                     сухари,                                 сахары́.Бли-и-и-зко беленькие,береги ке́ренки! —Но город              проснулся,                               в плакаты кадрованный, —это      партия звала:                            «Пролетарий, на коня!»И красные                 скачут                            на юг                                     эскадроны —Мамонтова                  нагонять.Сегодня              день                      вбежал второпях,криком           тишь                    порвав,простреленным                         легким                                     часто хрипя,упал        и кончался,                          кровав.Кровь          по ступенькам                                 стекала на́ пол,стыла          с пылью пополами снова             на пол                        каплями                                      капалаиз-под пули                   Каплан.Четверолапые                       зашагали,визг       шел              шакалий.Салоп          говорит                       чуйке,чуйка         салопу:— Заёрзали                    длинноносые щуки!Скоро          всех                  слопают! —А потом             топырили                             глаза-таре́линыв длинную                 фамилий                                и званий тропу.Ветер          сдирает                       списки расстрелянных,рвет,        закручивает                            и пускает в трубу.Лапа        класса                   лежит на хищнике —Лубянская                 лапа                         Че-ка.— Замрите, враги!                              Отойдите, лишненькие!Обыватели!                   Смирно!                                У очага! —Миллионный                     класс                              вставал за Ильичапротив           белого                      чудовища клыкастого,и вливалось                    в Ленина,                                    леча,этой воли                лучшее лекарство.Хоронились                   обыватели                                    за кухни,                                                  за пеленки.— Нас не трогайте —                                   мы                                         цыпленки.Мы только мошки,мы ждем кормежки.Закройте,               время,                          вашу пасть!Мы обыватели —нас обувайте вы,и мы        уже              за вашу власть.—А утром             небо —                         веча зво́нница!Вчерашний                   день                           виня во лжи,расколоколивали                           птицы и солнце:жив,       жив,              жив,                     жив!И снова             дни                    чередой заводно́йсбегались                 и просили.— Идем             за нами —                              «еще                                      одноусилье».От боя к труду —                            от труда                                          до атак,—в голоде,               в холоде                              и наготедержали              взятое,                          да так,что кровь               выступала из-под ногтей.Я видел              места,                         где инжир с айвойросли          без труда                          у рта моего,—к таким            относишься                                и́наче.Но землю,                 которую                              завоевали полуживую                     вынянчил,где с пулей встань,                               с винтовкой ложись,где каплей                  льешься с массами,—с такою             землею                          пойдешь                                         на жизнь,на труд,             на праздник                                 и на́ смерть!

16