Виталий Калашников - Стихи Виталия Калашникова, которые очень нравятся Бакшутову, Давыдову и Маше Страница 8

1985

Он спал тяжело и проснулся лишь перед обедом,И горло потрогал, когда стал пиджак надевать,И бабка сказала: "А ну-ка беги за ним следом,А то на душе неспокойно мне — вдруг он опять…"

Он центр обошел в третий раз и во встречные лицаГлядел напряженно, и было понятно без слов,Что взглядом своим он все ищет, за что зацепиться,Но взгляд все скользил, и его все несло и несло.

Когда же он вышел на станцию и, папироскуСпросив у прохожего, жадно ее закурил,Я больше не выдержал — выбежал из-за киоскаИ с криком помчался, и ноги его обхватил.

Он часто дышал и все ждал, когда я успокоюсь,Дрожащей рукою меня прижимая к груди."Ты что разорался?""Я думал, ты прыгнешь под поезд"."Ну что ты, братишка… уже все прошло… ты иди".

1984

Из Василия Александрийского

Я бродил среди диких скал,Вдалеке от любимых рож,Я не то что от них устал,Просто слишком на них похож.

И глядел на морской прибой,И молился за них за всех —Я беседовал сам с собой,Обращаясь куда-то вверх.

Но в счастливой своей тоскеНе один я бродил, о нет!За спиною в морском пескеРазличал я мельчайший след.

И на каждый ответ немой,Говоря и ступая в такт,Собеседник незримый мойУлыбался: все так, все так.

И упала завеса чар,И раздался беззвучный гром,Только истины теплый шарОкружал нас со всех сторон.

Но недолог был мой улов.Мир ворвался одним броском.Лишь одна полоса следовЗа спиною в песке морском.

Лишь громадины черных скал,Лишь канаты седых валов,Только мира немой оскалИ одна полоса следов.

Безутешен был мой упрек:Тот, кто должен быть всех нежней,Почему же ты так жестокВ миг, когда ты всего нужней?

Если все разлетелось в прах,Если сердца разрушен дом,И один лишь кромешный страхВ мире странном и нежилом,

О, верни нас в свои сады!И услышал я в облаках:"Тише, это мои следы.Я несу тебя на руках".

1998

Тебя все чаще поднимают на смех,и правда, ты теперь совсем жалка.Но я — ловец, в тебя влюбленный насмерть,чувствительней любого поплавка.

Я стерегу тебя на этой глади,предчувствуя твою живую кровь,не для того, чтоб целовать и гладить.И это не похоже на любовь.

Я сознаю — ты мне необходима,не зная сам, зачем и почему,но главное — чтоб ты не приходилани просто, ни по зову моему.

Остерегись, я все успел завеситьнезримой паутиною сетей,и на машинке чутко дремлют десятьпаучьих пальцев нежности моей.

1986

Н. З.

Есть искус, и ты его знаешь, и я говорю:Не стоит ему поддаваться, ведь может случиться,Что это ловушка — окно распахнуть февралю,Когда он в него постучится продрогшею птицей.Простая уловка, а ты ведь уже не вольнаДуше запретить потаенную слежку и сверку:Смотри-ка: чуть станет мне плохо — и тотчас онаЗакатит глаза и повалится лапками кверху.Вот странно!А это не странно, а это — силок.Подкинутый искус душе — примерять парадигму,Вот так Анна Павлова долго глядит на цветокИ вдруг произносит "Умрет он — я тоже погибну".И все, и капкан. Паутина уже напряглась,И сила слепая незримые тянет тенета:Меж танцем и цветом налажена прочная связь,И время цветка направляет пуанты полета.А если душа потаенна, добра и нежна,Тем больше найдется охотников смять, поживиться,

Хотя бы — дотронуться, да и самой ей нужнаЗацепка, опора — пусть розовый куст, пусть синица.Но это приманка: щебечущий пестрый клубок,В котором и жизни — на месяц. Зачем эфемеры,Когда иммортели усеяли Юг и Восток?Есть пляжи любви,        есть приливы надежды,                 созвездия веры.

1988

Е. А.

Боже мой, как легко с тобой жить!Так привычно, почти тривиально.Нам придется кого-то убить,Чтоб у нас была общая тайна.

1996

Зажгу свечу и напишу сонет.Сонет старинный с привкусом разлуки.И вслух прочту, и растворятся звуки,Смущавшие свечи высокий свет.

Но в воздухе оставит слабый следЗвук отошедший вдохновенной муки,Заставившей уста, глаза и рукиИскать меж строк затерянный ответ.

Теперь усну, и помяну добромУшедший день. И можно о другомПодумать, приглашая сновиденья.

И минут дни, и через много летЗажгу свечу и напишу сонетТот самый, не заметив повторенья.

1978

Годы и войны безжалостно глину крошатЧто остается нам? Только фрагменты, детали…Но узнаю:     вот Эрот и Психея —               Любовь и ДушаСнова слились в поцелуе и головы вновь потеряли.

1984

Есть нежеланье жить и есть желанье смерти —И это вещи разные,          поверьте.

1998

Здесь русский дух… А русский ли? Едва ли.Когда огонь в Акрополе потух,Нам дивное наследство передали —Дух эллинства, неистребимый дух.

Как верующие с вечной жаждой чуда,Глазами внутрь — святая простота,Не там ли жизнь мы прожили, откудаДля эллина сияла красота?

Не этот ли, знакомый нам до боли,До головокруженья, до любви,Родимый запах нам дарило поле,И лес, и город, выросший вдали.

И в нас вошло за сопричастность эту,Рожденную в далекой полумгле,Стремленье неосознанное к светуИ эта тяга вечная к земле.

1983

Юноша прекрасныйПокидает дом,А вокруг ужасныйМир стоит вверх дном.

Юноша прекрасный,Не пускайся в путь,Замысел напрасный —Мир перевернуть.

С юною замашкойВздумал глупый ТомСтавить вниз тормашкойТо, что кверху дном.

Это дело глухо,Лучше не лукавь,Шлюха будет шлюхой,Как ее ни ставь,

Пуля будет пулей…Как там ни крути,Поджидает дуляНа любом пути.

Все архипелаги,Словно напоказ,Поспускали флагиС рей — да в унитаз.

В этом мире скверномЖдет тебя одно:Грязная таверна,Кислое вино.

Возвратись, упрямый,К дому, где в слезахЖдет старушка-мама,Стоя на ушах.

1984

Работа, выпивка, семья —Вот круг, в котором заперт я.Да и тебе скажу, мой друг,Не выходи за этот круг.Вне круга та же кутерьма —Психушка, КГБ, тюрьма.

1982

Первый порыв после утренней зорькиПоднял волну и ударил по травам,Был он настолько холодным и горьким,Словно пропах пролетевшим составом.

Словно вослед за архангельским скорымС Белого моря по белой равнинеОн проструился стальным коридоромГорькою весточкой, ласточкой зимней.

И просочились прозрачным тоннелемПервые усики будущей вьюги,Вмиг оплетая стволы и колениИ разметая листву по округе.

Листья кружат, и, наверно, с листвоюВетер к калитке прибил телеграмму.Вот я сейчас подниму и открою.Господи, что же там: бабушка? мама?

1985