Михаил Кузмин - Стихотворения Страница 86

9. Четвертый свидетель / Сыщик

Когда нас пригласили вместе с ДэзиНа место преступленья, я не знал,В чем дело. Может быть, простой грабежИль воровство. В лицо мне эта дамаБыла известна, но особой слежкиЗа ней не полагалось, так что яНе знал — ни кто она, ни с кем водилась,Ни где бывала, — и пришел, как в лес.Но для собаки не играет ролиОсведомленность: стоит ей на следНапасть — и вам преступника отыщет.Одно скажу, что не специалистТут действовал: следов он не засыпалИ прямо побежал, не забегаяТуда-сюда, без всяких остановок.За ней помчалось на автомобиляхНас человека три. В поля, за город,За полотно куда-то нас вела.Мы думали, совсем уж убежала…Вдруг слышим лай — и бросились туда.Лежал без чувств преступник на сугробе;Сидела Дэзи, высунув язык,И уходил вдали слепой прохожий…Ведь на снегу все видно, словно днем.Отдался в руки он беспрекословно.Свое я дело сделал. Дальше — вам!Напомню только, что одна собакаВ суде бывает лишена пристрастья,Ей все равно — что молод, стар, красив,Один ли сын иль что-нибудь такое…Все это — человеческие чувства,А ею водит нюх и запах крови.Где запах крови, там ищи убийства.

10. После суда

Зачем идти домой,Когда не встречу брата?Весь мир мне стал тюрьмой,А жизнь цвела когда-тоПривольно и богатоТобой, одним тобой.

Зачем он все молчал,В устах улыбка жалась?Он правды не искал,И правда оказалась,Как будто приближалосьНачало всех начал.

Начало всех начал друзей согналоК Эммануилу за перегородку.Тут ничего о Вилли не напомнит,Тут тиканье часов их успокоит,Глубокий голос уврачует раны,Закат об утренней заре пророчит.

Ведь одного лишь нет,А будто все разбито,И омрачился свет,И солнце тучей скрыто.До крика не забыто,Какой несем ответ.

Связать нельзя черты,Не восстановишь круга,Своей неправотыНе отогнать испуга,И смотрят друг на друга,И повторяют: «Ты».

11. Ночью

Шаги за спиною, и черный канал,А на сердце льется тягучий асфальт.Зачем он увидел, зачем он догнал?Пускай бы лишь искры, да сажа из труб,Да куст бузины, неопрятен и тощ,Тщедушный изгнанник младенческих рощ!

Обгонит, быть может, и мимо пройдет?Вот эта скамейка в тени на мосту…Нет, шаг замедляет, за руку берет…Теперь никуда от него не уйти!О, как ненавистен и светлый проборИ братом любимый болотистый взор!

— Куда вы, Мицци? Час глухой,И место здесь глухое.— Зачем следите вы за мной?Мне тяжелее вдвое.

— Я должен вас оберегать,Теперь я вместо брата.— Нет! Вилли будет жить опять,Как с нами жил когда-то! —

Стал гуще липкий полумрак.— Не верите? молчите?— Наверно, все и будет так,Как вы того хотите.

— Известно, вижу, что-то вам,Чего другой не знает.Быть может, сами были там,Где дух Эдит витает?

Зачем молчанием томить?Сознайтесь: были? были??..Она могла помехой быть —И вы ее убили.

Так ясно все! Конечно, вы…Другой посмел бы кто же?Но он смолчал — и вы правы,И все на бред похоже!

— Нет, я не убивал… А бредВсегда был в этом деле.Сказали бы: «Виновных нет», —Когда б понять сумели.

— Кругом такая пустота…Я ничего не вижу…Я не любила вас всегда,Теперь же ненавижу!..

— Все это бред. Я вам — не враг.Я друг, поймите, Вилли. —Они ускорили свой шаг,Про тех не говорили.

И быстро и молча проходят ониЗаводы, заставы, заборы, мосты…Слилися вдали городские огни,И ветру просторней, и тише дышать…Виднеется вдруг словно вымерший дом —По снам позабытым он сердцу знаком.

12. Посещение

В окне под потолком желтеет липаИ виден золотой отрезок неба.Так тихо, будто вы давно забыты,Иль выздоравливаете в больнице,Иль умерли, и все давно в порядке.Здесь каждая минута протекаетТяжелых, полных шестьдесят секунд.И сердце словно перестало биться,И стены белы, как в монастыре.Когда раздался хриплый скрип ключа,Сидевший у стола не обернулся,А продолжал неистово смотретьНа золотую липу в небе желтом.Вот перед ним какой-то человек.Он в волчьей шапке, с черной бородою,В руках он держит круглый белый хлебИ узкогорлую бутылку с рейнским.— Я навестить пришел вас. Может быть,Не только навестить… — Молчит, ни слова.— Мне все известно. Вы ведь Вильгельм Штуде.У вас есть сестры, Марта и Мария,И друг у вас Эрнест фон Гогендакель…А Джойс Эдит вам не была невестой.— Вот чудеса! Газетные известья!Кто ж этого не знает? Имена!— Ну хорошо. Тогда напомню то,Что не было помещено в газетах:Что вы Эдит совсем не убивали,А взяли на себя вину затем,Чтоб не коснулось подозренье друга.— Зачем нам заново вести все дело?В суде сказалося не мненье судей,А чья-то правда правду оттолкнулаИ мне не позволяла говорить.Теперь мне все равно, как будто чувстваМои исчезли, связки и суставыРаспалися. Одна осталась жаждаДа голод маленький. Вот, я читал,Что дикари живьем съедают бога.Того, кто дорог, тоже можно съесть.Вы понимаете? я будто умер,И приговор есть только подтвержденьеТого, что уж случилось. Право, так.— Я вам принес хорошего вина.Попробуйте и закусите хлебом.— О, словно золото! А хлеб какой!Я никогда такой не видел корки!Вливается божественная кровь!Крылатыми становятся все мысли!Да это — не вино, не хлеб, а чудо!И вас я вспоминаю. Вас видал,Еще когда я назывался Вилли.Теперь я, может быть, уж Фридрих, Карл,Вольфганг иль как-нибудь еще чуднее.— Идемте. Дверь открыта. Все готово.Вас ждут. Вы сами знаете — вас любят.И заново начать возможно жизнь.— А Джойс Эдит, бедняжка, не воскреснет.— Воскреснет, как и все. Вам неизвестно,Что у меня предсмертное письмоЕе находится? Улики сняты.— Ах так!.. Я разучился уж ходить…Я не дойду. Какое солнце! Липы!

13. Дом

Благословен, благословенИ сад, и дом, и жизнь, и тлен.Крыльцо, где милый друг явился,Балкон, где я любви учился,Где поцелуй запечатлен!

Вот две сестры, учитель, друг.Какой восторженный испуг!Ведь я опять на свет родился,Опять я к жизни возвратился,Преодолев глухой недуг!

Зачем же Мицци так бледна?О чем задумалась она,Как будто брату и не рада, —Стоит там, у калитки сада,В свои мечты погружена?

— О, тише, тише, — говорит, —Сейчас придет сюда Эдит.Она уснула — не шумите.К окну тихонько подойдитеИ посмотрите — тихо спит…

Нет, Вилли, нет. Ты был не прав.У ней простой и нежный нрав.Она мышонка не обидит…Теперь она тебя не видит,Но выйдет, досыта поспав.

Смешной нам выдался удел.Ты, братец, весь позолотел:Учитель, верно, дал покушать?..Его по-детски надо слушать:Он сделал все, что он умел.

Взгляни с балкона прямо вниз:Растет малютка-кипарис,Все выше траурная крошка!Но погоди еще немножко —И станет сад как парадиз!..

Как золотится небосклон!Какой далекий, тихий звон!Ты, Вилли, заиграл на скрипке?Кругом светло, кругом улыбки…Что это? сон? знакомый сон?.. —

А брат стоит, преображен,Как будто выше ростом он…Не видит он, как друг хлопочет —Вернуть сознанье Мицци хочет —И как желтеет небосклон…

1928