Михаил Кузмин - Стихотворения Страница 88

«Из глубины земли источник бьет…»

Из глубины земли источник бьет.Его художник опытной рукою,Украсив хитро чашей золотою,Преобразил в шумящий водомет.

Из тьмы струя, свершая свой полет,Спадает в чашу звучных капль толпою,И золотится радужной игрою,И чаша та таинственно поет.

В глубь сердца скорбь ударила меня,И громкий крик мой к небу простирался,Коснулся неба, радужно распалсяИ в чашу чудную упал звеня.

Мне петь велит любви лишь сладкий яд —Но в счастии уста мои молчат.

«От горести не видел я галеры…»

От горести не видел я галеры,Когда она, качаясь, отплыла;Вся та толпа незрима мне была,И скорбь была сверх силы и сверх меры.

Страдали так лишь мученики веры:Неугасимо в них любовь жила,Когда терзала их железная пила,Жрал рыжий лев иль пестрые пантеры.

Всегда с тобой душою, сердцем, думойЯ, рассеченный, за тобой плыву,А телом — здесь, печальный и угрюмый,И это все не сон, а наяву.

Из всей толпы улыбка лишь твояС галеры той светилась для меня.

«Все так же солнце всходит и заходит…»

Все так же солнце всходит и заходит,На площадях все тот же шум и гам,Легка все так же поступь стройных дам —И день сегодня на вчера походит.

Раздумье часто на меня находит:Как может жизнь идти по колеям,Когда моя любовь, когда я самВ разлуке тяжкой, смерть же не приходит?

Вы, дамы милые, без сердца, что ли?Как вы гуляете, спокойны и ясны,Когда я плачу без ума, без воли,Сквозь плач гляжу на нежный блеск весны?

Ты, солнце красное, зачем всходило,Когда далеко все, что было мило?

«Моя печаль сверх меры и границ…»

Моя печаль сверх меры и границ;Я так подавлен мыслью об утрате,Как каторжник в холодном каземате,Наполненном двухвосток и мокриц.

Как труп бездушный, падаю я ниц,И грезятся мечтанья о возврате,Как будто в тусклом розовом закатеИль в отблеске стухающих зарниц.

Увижу ль я тебя, мой друг желанный,Ряд долгих зимних дней мечтой прожив?Придет ли ясный день, так долго жданный,Когда весна несет любви прилив?

Когда с цветов струятся ароматы,Увидишь ли, увидишь ли меня ты?

Лето-осень 1903

Реки*

Реки вы, реки, веселые реки,С вами расстаться я должен навеки.

Горы высокие, снежные дали,Лучше б глаза мои вас не видали!

Сердце взманили зарею багряной,Душу мне сделали гордой и пьяной.

Чаща лесная, ручей безыменный —Вот где темница для страсти надменной.

Страсти надменной, упорной и пьяной,Бурно стремящейся к воле багряной.

Но не поверю, чтоб вновь не видалиОчи мои лучезарной той дали.

В тесный ручей я уйду не навеки,Снова вернусь к вам, веселые реки.

1904

«Пришли ко мне странники из пустыни…»*

Пришли ко мне странники из пустыни,Пришли ко мне гости сегодня,Они были вестники благостыниИ вестники гнева Господня.И сели под дубом мы в тень у дома,Чтоб им отдохнуть от скитаний,И в лицах читал я их казнь СодомаЗа дерзостность ярых желаний.«Не снесть, — подумал я, — жителям града,Не снесть красоты лучистой;Какая безумцам грозит награда,Когда любовь будет нечистой?Напрасно Лот дочерей предложит —Ему самому пригодятся.Огню же, что мозг их и кости гложет,От ангелов только уняться».Молил я ангелов о прощеньи,И благостны были их лица,Но чем лучезарней будет явленье,Яснее тем гнева зарницы.Я утром, предчувствуя страх и горе,Взглянул на соседей долину.Сквозь дым на рассвете блестело море,Блестело оно к Еглаину.На месте, где были дома с садами,Лишь волны спокойно плещут,Да птицы, высоко летя стадами,От солнца невидного блещут.

1904

Харикл из Милета*

В ранний утра час покидал Милет я.Тихо было все, ветерок попутныйПомощь нам сулил, надувая парус,В плаваньи дальнем.

Город мой, прощай! Не увижу долгоЯ садов твоих, побережий дальних,Самоса вдали, голубых заливов,Отчего дома.

Круг друзей своих покидаю милых,В дальний, чуждый край направляю путь свой,Бури, моря глубь — не преграда ждущимСладкой свободы.

Как зари приход, как маяк высокий,Как костер вдали среди ночи темной,Так меня влечет через волны моряРим семихолмный.

Тихо в прохладном дому у философа Манлия Руфа,Сад — до тибурских ворот.Розы там в полном цвету, гиацинты, нарциссы и мята,Скрытый журчит водомет.В комнатах окна на юг (на все лето он Рим покидает),Трапеза окнами в сад.Часто заходят к нему из сената степенные мужи,Мудрые речи ведут!Часто совета спросить забегают и юноши к Руфу:Он — как оракул для них.Галлий — знаток красоты; от раба до последней безделки —Все — совершенство в дому,Лучше же нет его книг, что за праздник пытливому духу!Вечно бы книги читал!Ласков Манлий со мной, но без крайности, без излияний:Сдержанность мудрым идет.

Я белым камнем этот день отмечу.Мы были в цирке и пришли уж поздно:На всех ступенях зрители теснились.С трудом пробились с Манлием мы к месту.Все были налицо: сенат, весталки;Лишь место Кесаря еще пустело.И, озирая пестрые ступени,Двух мужей я заметил, их глазаМеня остановили… я не помню:Один из них был, кажется, постаршеИ так смотрел, как заклинатель змей, —Глаз не сводил он с юноши, тихонько,Неслышно говоря и улыбаясь…А тот смотрел, как будто созерцаяНезримое другим, и улыбался…Казалось, их соединяла тайна…И я спросил у Манлия: «Кто эти?»— Орозий-маг с учеником; их в РимеВсе знают, даже задавать смешноПодобные вопросы… тише… цезарь. —Что будет, что начнется, я не знаю,Но белым камнем я тот день отметил.

С чем сравню я тебя, тайной любви огонь?Ты стрела из цветов, сладкую боль с собойНам всегда ты несешь; ты паутины сеть, —Льву ее разорвать нельзя.

Аргус ты и слепец, пламя и холод ты,Кроткий, нежный тиран, мудрость безумья ты,Ты — здоровье больных, буря спокойная,Ты — искатель цветных камней.

Тихо все в глубине; сердце как спит у нас:Эрос, меткий стрелок, сердце пронзит стрелойСлавно луч заблестит алой зари дневной.Мрак ночной далеко уйдет.

Все сияет для нас, блеском залито все,Как у лиры струна, сердце забьется вдруг,Будто факел зажгли в царском хранилище, —Мрак пещеры убит огнем.

Эрос, факел святой, мрак разогнал ты нам,Эрос, мудрый стрелок, смерть и отраду шлешь,Эрос, зодчий-хитрец, храмы созиждешь ты,Ты — искатель цветных камней.

Я к магу шел, предчувствием томим.Был вечер, быстро шел я вдоль домов,В квартал далекий торопясь до ночи.Не видел я, не слышал ничего,Весь поглощенный близостью свиданья.У входа в дом на цепи были львы,Их сдерживал немой слуга; в покояхВсе было тихо, сумрачно и странно;Блестела медь зеркал, в жаровне углиЕдва краснели. Сердце громко билось.К стене я прислонившись, ждал в тиши.И вышел маг, но вышел он один…

Радостным, бодрым и смелым зрю я блаженного мужа,Что для господства рожден, с знаком царя на челе.Всем не одно суждено, не одно ведь для всех — добродетель,Смело и бодро идет вечно веселый герой.В горных высотах рожденный поток добегает до моря.В плоских низинах вода только болото дает.С кровли ты можешь увидеть и звезды далекие в небе,Темную зелень садов, город внизу под холмом.Скорым быть, радости вестник, тебе надлежит; осушившиКубок до дна, говори: «Выпил до капли вино».И между уст, что к лобзанью стремятся, разлука проходит.Скорым быть нужно, герой; куй, пока горячо.Радостна поступь богов, легка, весела их осанка,Смех им премудрей всего, будь им подобен, герой.

Казнят? казнят? весь заговор открыт!..Все цезарю известно, боги, боги!Орозий, юноша и все друзьяДолжны погибнуть иль бежать, спасаться.По всем провинциям идут аресты,Везде, как сеть, раскинут заговор.Наверно, правду Руф сказал, но что же будет?И юноша погибнет! он шепнул мне:«Во вторник на рассвете жди меняУ гаванских ворот: увидит цезарь,Что не рабов в нас встретил, а героев».

Как помню я дорогу на рассвете,Кустарник по бокам, вдали равнину,На западе густел морской туман,И за стеной заря едва алела.Я помню всадника… он быстро ехал,Был бледен, сквозь одежду кровь сочилась,И милое лицо глядело строго.Сошел с коня, чтоб больше уж не ехать,Достал мне письма, сам бледнел, слабея:«Спеши, мой друг! мой конь — тебе, скорее,Вот Прохору в Ефес, вот в Смирну; сам тыПрочтешь, куда другие. Видишь, видишь,Меж уст, к лобзанью близких, смерть проходит!Убит учитель, я едва умчался.Спеши, мой милый (все слабел, склоняясьКо мне). Прощай. Оставь меня. Не бойся».И в первый раз меня поцеловал онИ умер… на востоке было солнце.

Солнце, ты слышишь меня? я клянуся великою клятвой:Отныне буду смел и скор.Солнце, ты видишь меня? я целую священную землю,Где скорбь и радость я узнал.Смерть, не боюсь я тебя, хоть лицом я к лицу тебя встретил,Ведь радость глубже в нас, чем скорбь.Ночь! Мне не страшен твой мрак, хоть темнишь ты вечернее небо;К нам день святой опять придет!Всех призываю я, всех, что ушли от нас в мрак безвозвратный,И тех, чья встреча далека;Вами, любимыми мной, и которых еще полюблю я,Клянуся клятвою святой.Радостный буду герой, без сомнений, упреков и страха,Орлиный взор лишь солнце зрит.Я аргонавт, Одиссей, через темные пропасти моряВ златую даль чудес иду.

Август 1904