Александр Твардовский - Как был написан Василий Теркин (ответ читателям) Страница 9

В заключение хочу от всего сердца поблагодарить моих корреспондентов за их письма о "Теркине", как те, что содержат в себе вопросы, советы и замечания, так и те, что просто выражают свое доброе отношение к этой моей работе.

За годы после опубликования этой статьи "теркинская почта" принесла множество новых читательских откликов. Они приходили и приходят по случаю то нового издания "Книги про бойца", то очередной радиопередачи "Василий Теркин" в исполнении покойного Д. Н. Орлова, то постановки одноименного спектакля в профессиональных театрах (сценическая композиция К. Воронкова) и на сцене армейской самодеятельности, наконец, по случаю появления в печати других моих книг.

Среди этих откликов большое место занимает такой активный вид читательского участия в судьбе книги, как многочисленные "самодеятельные" инсценировки, сценарии или их либретто по "Теркину", не говоря уже о настоятельных предложениях такого рода автору книги.

Но, пожалуй, еще более активной формой читательского отношения к герою книги является стремление как бы продлить его сегодняшнюю жизнь, перенести его из фронтовой обстановки в условия мирного послевоенного труда. Статья, объясняющая, почему автор воздерживается от "продолжения" этой своей книги на новом материале, отнюдь не уменьшила такие читательские требования и пожелания. Но стихотворные послания - призывы к продолжению "Теркина" его автором решительно уступили главное место "продолжениям" "Книги про бойца" самими читателями, пусть даже людьми с некоторыми затаенными или явными литературными претензиями, но, во всяком случае, не литераторами-профессионалами.

Вслед за Теркиным - курсантом военного училища появляются: Теркин зенитчик ПВО; Теркин - демобилизованный, едущий на строительство Братской ГЭС; Теркин в электрокузнечном цехе; Теркин на целине; Теркин милиционер... Появляются "сыновья" и "племянники" Теркина - годы идут, и даже возраст героя в соответствии с интересами молодых читателей претерпевает такого рода "поправки".

Некоторые из этих "Теркиных" печатались: "Василий Теркин в ПВО" старшего лейтенанта Е. Чумакова - в газете "На боевом посту"; "Яша Теркин" М. Ивановой - "Трудовые резервы" (Алма-Ата); "Теркин в пожарных войсках" "Тревога" (Харьков) и др. {За последние два-три года, в связи с выходом в свет "Теркина на том свете", количество подражаний и продолжений в моем "теркинском архиве", пожалуй, удвоилось, причем тематика их и полемическая или иная направленность определялась уже содержанием этого второго "Теркина", (Прим. автора.)}

Литературные достоинства этих "продолжений", как напечатанных, так и рукописных, иногда весьма больших по объему, конечно, условны - их прямая зависимость от "Книги про бойца" не только в заимствовании основного образа, но и во всей фактуре стиха очевидна. Да она и не маскируется их авторами, не выдается за что-нибудь иное, чем газетный, стенгазетный или эстрадный материал местного или "отраслевого" назначения. Во всяком случае, побуждения этих авторов трогательны и бескорыстны.

Словом, именно так: образ Теркина "откуда пришел - туда и уходит" - в современную полуфольклорную поэтическую "стихию". И такое коллективное "продолжение" "Теркина" может меня только радовать и вызывать во мне только чувство дружеской признательности к моим многочисленным, так сказать, соавторам по "Теркину".

Но совсем, конечно, иные чувства вызывает один особый случай "продолжения" "Книги про бойца" - в целях, глубоко чуждых образу Теркина, и способом, не имеющим даже отдаленного сходства с общепринятыми понятиями литературного дела.

Я имею в виду изданную в Нью-Йорке книгу некоего С. Юрасова "Василий Теркин после войны" с обозначением в скобочках: "По А. Твардовскому". Этот "соавтор" отнюдь не является неискушенным начинающим, и это его произведение не есть простодушная "проба пера" - ему принадлежит, например, объявленный на обложке этого издания автобиографический роман "Враг народа", в котором изображен "портрет советского майора Федора Панина, решившего порвать с большевизмом и стать эмигрантом".

С. Юрасов делает вид, что вполне буквально понял мои слова в "Ответе читателям" о том, что в известном смысле "Книга про бойца" произведение не собственное мое, а коллективного авторства. Он там и пишет: "Часть книги "Василий Теркин после войны" состоит из того, что я слышал в армии и в Советском Союзе. Некоторые места этой части совпадают с отдельными местами у А. Твардовского, но имеют совсем иной смысл. Что здесь является подражанием безыменных "Теркиных" поэту, а что, наоборот, принадлежит фольклору и было использовано А. Твардовским,- сказать трудно".

"Можно сказать,- продолжает Юрасов,- что "Василий Теркин" такой, каким он живет и поныне создается в гуще солдатских и народных масс, - это свободное народное творчество".

Представив дело таким образом, Юрасов присваивает себе право на полную "свободу" в обращении с текстом моего "Василия Теркина".

Открываем первую страницу книги:

По которой речке плыть,

Той и славушку творить...

С первых дней годины горькой,

В тяжкий час земли родной,

Не шутя, Василий Теркин,

Подружились мы с тобой.

Но еще не знал я, право,

Что с печатного столбца

Всем придешься ты по нраву,

А иным войдешь в сердца...

И так далее, и так далее - строфа за строфой, все в точности "по Твардовскому", если не считать, что, например, строка "С первых дней годины горькой" заменена неудобопроизносимой "С дней войны, с годины горькой", а строка "Но еще не знал я, право" -' "И никто не думал, право..." Так до третьей страницы, где вслед за моей строкой "Может, с Теркиным беда?" вдруг идет строфа целиком юрасовского изготовления:

- Может, в лагерь посадили

- Нынче Теркиным нельзя...

- В сорок пятом, - говорили,

- Что на Запад подался...

Эта кощунственная попытка судьбу заслуженного советского воина, героя -победителя уподобить - хотя бы предположительно - своей презренной биографии перебежчика, изменника родины, естественно, способна вызвать только омерзение, которое не позволяет останавливаться на всех приемах этой бесстыдной фальсификации.

Работа грубая. Берется, например, из главы "Поединок" вся, так сказать, техническая сторона рукопашной Теркина с немцем и при помощи кое-как слепленных от себя строчек и строф выдается за рукопашную Теркина с... милиционером. В сравнении с этим покраска ворами-автомобилистами украденной машины в другой цвет и замена номерного знака представляется делом куда более благовидным.

Юрасов "цитирует" меня строфами, периодами и целыми страницами, однако нигде не ставит кавычек, полагая, что его "добавления" и "замены" дают ему право как угодно пользоваться общеизвестным, столько раз переизданным текстом советской книги в его низких антисоветских целях. Показательно, что этот человек, пошедший "в услужение" буржуазному миру, где высшим божеством является частная собственность, начисто пренебрег принципом литературной собственности, которая в нашем социалистическом обществе как раз охраняется законом, являясь понятием в первую очередь моральным.

Впрочем, чему еще удивляться, если издатели антихудожественной стряпни Юрасова не стесняются называть свое заведение в Нью-Йорке именем одного из величайших и благороднейших русских писателей - А. П. Чехова, как это указано на обложке воровской, поддельной книги С. Юрасова.

1951-1966