Эдгар По - Т. 1. Стихотворения и поэмы Эдгара По в переводе Валерия Брюсова Страница 9

1844

1

СТРАНА СНОВ

Тропкой темной, одинокой,Где лишь духов блещет око,Там где ночью черный трон(Этим Идолом) взнесен,Я достиг, недавно, сонный,Граней Фуле отдаленной,И божественной, и странной, дикой области, взнесеннойВне Пространств и вне Времен.

Бездонный дол, безмерности потока,Пещеры, бездны, странные леса;На облики, каких не знало око,Что миг, то каплет едкая роса.Горы рушатся всечасноВ океан без берегов,Что валы вздымает властноДо горящих облаков.Озер просторы, странно полноводных,Безмерность вод, — и мертвых, и холодных,Недвижность вод, — застывших в мгле бессилииПод снегом наклоненных лилий.

Там близ озер, безмерно полноводных,Близ мертвых вод, — и мертвых, и холодных, —Близ тихих вод, застывших в мгле бессилийПод снегом наклоненных лилий, —Там близ гор, — близ рек, бегущих,Тихо льющих, век поющих; —Близ лесов и близ болот,Где лишь водный гад живет;Близ прудов и близ озер,Где колдуний блещет взор;В каждом месте погребальном,В каждом уголку печальном,Встретит, в ужасе немом,Путник — Думы о былом, —Формы, в саванах унылых,Формы в белом, тени милых,Что идут со стоном там,В агонии, предаваясь и Земле и Небесам!

Для сердец, чья скорбь безмерна,Это — край услады верной,Для умов, что сумрак АдаЗнают, это — Эль-Дорадо!Но, в стране теней скользя,Обозреть ее — нельзя!Тайн ее вовек, вовекНе познает человек;Царь ее не разрешит,Чтоб был смертный взор открыт;Чье б скорбное Сознанье там ни шло,Оно все видит в дымное стекло.

Тропкой темной, одинокой,Где лишь духов блещет око,Из страны, где Ночью — трон(Этим Идолом) взнесен,Я вернулся, утомленный,С граней Фуле отдаленной.

2

ВОРОН

Как-то в полночь, в час унылый, я вникал, устав, без силы,Меж томов старинных, в строки рассужденья одногоПо отвергнутой науке, и расслышал смутно звуки,Вдруг у двери словно стуки, — стук у входа моего.«Это — гость, — пробормотал я, — там, у входа моего,Гость, — и больше ничего!»

Ах! мне помнится так ясно: был декабрь и день ненастный,Был как призрак — отсвет красный от камина моего.Ждал зари я в нетерпеньи, в книгах тщетно утешеньеЯ искал в ту ночь мученья, — бденья ночь, без той, когоЗвали здесь Линор. То имя… Шепчут ангелы его,На земле же — нет его.

Шелковистый и не резкий, шорох алой занавескиМучил, полнил темным страхом, что не знал я до того.Чтоб смирить в себе биенья сердца, долго в утешеньеЯ твердил: «То — посещенье просто друга одного».Повторял: «То — посещенье просто друга одного,Друга, — больше ничего!»

Наконец, владея волей, я сказал, не медля боле:«Сэр иль Мистрисс, извините, что молчал я до того.Дело в том, что задремал я, и не сразу расслыхал я,Слабый стук не разобрал я, стук у входа моего».Говоря, открыл я настежь двери дома моего.Тьма, — и больше ничего.

И, смотря во мрак глубокий, долго ждал я, одинокий,Полный грез, что ведать смертным не давалось до того!Все безмолвно было снова, тьма вокруг была сурова,Раздалось одно лишь слово: шепчут ангелы его.Я шепнул: «Линор», и эхо — повторило мне его,Эхо, — больше ничего.

Лишь вернулся я несмело (вся душа во мне горела).Вскоре вновь я стук расслышал, но ясней, чем до того.Но сказал я: «Это ставней ветер зыблет своенравней,Он и вызвал страх недавний, ветер, только и всего,Будь спокойно, сердце! Это ветер, только и всего.Ветер, — больше ничего!»

Растворил свое окно я, и влетел во глубь покояСтатный, древний Ворон, шумом крыльев славя торжество,Поклониться не хотел он; не колеблясь, полетел он,Словно лорд иль лэди, сел он, сел у входа моего,Там, на белый бюст Паллады, сел у входа моего,Сел, — и больше ничего.

Я с улыбкой мог дивиться, как эбеновая птица,В строгой важности — сурова и горда была тогда.«Ты, — сказал я, — лыс и черен, но не робок и упорен,Древний, мрачный Ворон, странник с берегов, где ночьвсегда!Как же царственно ты прозван у Плутона?» Он тогдаКаркнул: «Больше никогда!»

Птица ясно прокричала, изумив меня сначала.Было в крике смысла мало, и слова не шли сюда.Но не всем благословенье было — ведать посещеньеПтицы, что над входом сядет, величава и горда,Что на белом бюсте сядет, чернокрыла и горда,С кличкой «Больше никогда!»

Одинокий, Ворон черный, сев на бюст, бросал, упорный,Лишь два слова, словно душу вылил в них он навсегда.Их твердя, он словно стынул, ни одним пером не двинул,Наконец, я птице кинул: «Раньше скрылись без следаВсе друзья; ты завтра сгинешь безнадежно!..» Он тогдаКаркнул: «Больше никогда!»

Вздрогнул я, в волненьи мрачном, при ответе столь удачном.«Это — все, — сказал я, — видно, что он знает, жив годаС бедняком, кого терзали беспощадные печали,Гнали в даль и дальше гнали неудачи и нужда.К песням скорби о надеждах лишь один припев нуждаЗнала: больше никогда!»

Я с улыбкой мог дивиться, как глядит мне в душу птица.Быстро кресло подкатил я, против птицы, сел туда:Прижимаясь к мягкой ткани, развивал я цепь мечтаний,Сны за снами; как в тумане, думал я: «Он жил года,Что ж пророчит, вещий, тощий, живший в старые года,Криком: больше никогда?»

Это думал я с тревогой, но не смел шепнуть ни слогаПтице, чьи глаза палили сердце мне огнем тогда.Это думал и иное, прислонясь челом в покоеК бархату; мы, прежде, двое так сидели иногда…Ах! при лампе, не склоняться ей на бархат иногдаБольше, больше никогда!

И, казалось, клубы дыма льет курильница незримо,Шаг чуть слышен серафима, с ней вошедшего сюда.«Бедный! — я вскричал, — то Богом послан отдых всемтревогам,Отдых, мир! чтоб хоть немного ты вкусил забвенье, — да?Пей! о, пей тот сладкий отдых! позабудь Линор, — о, да?»Ворон: — «Больше никогда!»

«Вещий, — я вскричал, — зачем он прибыл, птица или демон?Искусителем ли послан, бурей пригнан ли сюда?Я не пал, хоть полн уныний! В этой заклятой пустыне,Здесь, где правит ужас ныне, отвечай, молю, когдаВ Галааде мир найду я? обрету бальзам когда?»Ворон: — «Больше никогда!»

«Вещий, — я вскричал, — зачем он прибыл, птица или демон?Ради неба, что над нами, часа страшного суда,Отвечай душе печальной: я в раю, в отчизне дальной,Встречу ль образ идеальный, что меж ангелов всегда?Ту мою Линор, чье имя шепчут ангелы всегда?»Ворон: — «Больше никогда!»

«Это слово — знак разлуки! — крикнул я, ломая руки.Возвратись в края, где мрачно плещет Стиксова вода!Не оставь здесь перьев черных, как следов от слов позорных!Не хочу друзей тлетворных! С бюста — прочь, и навсегда!Прочь — из сердца клюв, и с двери — прочь виденьенавсегда!»Ворон: — «Больше никогда!»

И, как будто с бюстом слит он, все сидит он, все сидит он,Там, над входом, Ворон черный, с белым бюстом слит всегда!Светом лампы озаренный, смотрит, словно демон сонный.Тень ложится удлиненно, на полу лежит года, —И душе не встать из тени, пусть идут, идут года, —Знаю, — больше никогда!

1845

1

СПЯЩАЯ

То было полночью, в Июне,В дни чарованья полнолуний;И усыпляюще-росистыйШел пар от чаши золотистой,За каплей капля, ниспадалНа мирные вершины скалИ музыкально, и беспечноСтруился по долине вечной.Вдыхала розмарин могила;На водах лилия почила;Туманом окружая грудь,Руина жаждала — уснуть;Как Лета (видишь?) дремлют воды,Сознательно, в тиши природы,Чтоб не проснуться годы, годы!Вкусила красота покой…Раскрыв окно на мир ночной,Айрина спит с своей Судьбой.

Прекрасная! о, почемуОкно открыто в ночь и тьму?Напев насмешливый, с ракит,Смеясь, к тебе в окно скользит, —Бесплотный рой, колдуний ройИ здесь, и там, и над тобой;Они качают торопливо,То прихотливо, то пугливо,Закрытый, с бахромой, альков,Где ты вкусила негу снов;И вдоль стены, и на полуТрепещет тень, смущая мглу.

Ты не проснешься? не ужаснешься?Каким ты грезам отдаешься?Ты приплыла ль из-за морейДивиться зелени полей?Наряд твой странен! Ты бледна!Но как твоя коса пышна!Как величава тишина!

Айрина спит. О если б сонГлубок мог быть, как долог он!Храни, о небо, этот сон!Да будет святость в этой спальне!Нет ложа на земле печальней.О Боже, помоги же ейНе открывать своих очей,Пока скользит рой злых теней.Моя Любовь, спи! Если б сонСтал вечным так, как долог он!Червь, не тревожь, вползая, сон!Пусть где-то в роще, древней, темной,Над ней восстанет свод огромный,Свод черной и глухой гробницы,Что раскрывал, как крылья птицы,Торжественно врата своиНад трауром ее семьи, —Далекий, одинокий вход,Та дверь, в какую, без забот,Метала камни ты, ребенком, —Дверь склепа, с отголоском звонким,Чье эхо не разбудишь вновь(Дитя греха! моя любовь!),Дрожа, заслыша долгий звон:Не мертвых ли то слышен стон?

2