Константин Лопушанский - На исходе ночи Страница 5

Порывы ветра несут сквозь проломы в стене мятые деньги. Они кружатся вдоль коридора, словно листья, устилая собой пол. Какой-то человек в противогазе, но без защитного костюма, просто в старом мятом пальто, суетливо собирает их, набивая деньгами два больших портфеля.

В конце коридора сидят, негромко переговариваясь, несколько человек в противогазах. Увидев Ларсена, они умолкают. Ларсен подходит ближе, достает из глубокого кармана своего обмундирования банку консервов, бросает ее в песок. Сидящие встрепенулись. Один из них достает из нагрудного кармана прибор со счетчиком Гейгера, прикладывает к банке. Видимо, он удовлетворен — консервы не радиоактивны. Он прячет прибор, вынимает из прекрасно сохранившегося «дипломата» небольшую ампулу. Ларсен берет ее, долго рассматривает, затем отрицательно качает головой.

— Просто новая упаковка, — объясняет торговец.

— Откуда может быть новая? — Ларсен недоверчиво крутит ампулу в руке.

— Вчера самолет упал на побережье.

Приятель торговца поспешно закивал. Ларсен насторожился.

— Подожди. — Он присел возле торговца. — Где упал? В каком месте?

— Возле башни. — Торговец усмехнулся, по-своему истолковав вопрос Ларсена. — Не ходи, все уже подчистили. Даже лампы вывернули… Ну, будешь брать? Или как?

— Беру. — Ларсен медленно поднимается.

В комнате Анны едва тлеет лампа. Одеяло лежит на поду. Возле постели сидит пастор, бормоча молитву по-латыни. Ларсен стоит у дверей, ждет. Ему видна тумбочка возле кровати Анны — темные флаконы лекарств, стакан с водой, на дне которого еще видна нерастворившаяся таблетка. Рядом стоят песочные часы, тонкая струйка песка беззвучно скользит вниз.

Входит девочка, держа на весу шприц. Подходит ближе, беззвучно плачет. Шприц вздрагивает в ее руке.

Пастор выходит из комнаты Анны, скорбно кивает Ларсену. Девочка тут же исчезает за дверью и через пару секунд выходит — шприц пуст.

Ларсен подходит к Анне, садится на краешек кровати.

— Как хорошо… — говорит Анна. — Укол…

Ларсен гладит ее по руке.

— Ну, что ж, Ларсен… Ларсен, — повторяет она его имя, словно пробуя на вкус. — Прощай… Теперь вряд ли увидимся… — Она неожиданно улыбается. — Как на вокзале…

— Что? — спрашивает он. — Ты о чем?

— Не помнишь? Я всегда терялась, когда приходилось прощаться на вокзале… Ждешь, волнуешься, понимаешь, что времени мало осталось. А говорить вроде не о чем…

— Что говорить, я люблю тебя… — говорит Ларсен тихо.

Анна не отвечает. Кажется, что она засыпает, но неожиданно вздрагивает, дотрагивается до его руки:

— Я подумала… Если ты сможешь… принеси фотографии Эрика… Пусть они будут здесь, у тебя.

— Я попробую, — говорит он.

— Он погиб на улице, — продолжает она шепотом. — Ничего не видел. Ослеп. Шел, тыкался рукой, все горело вокруг…

— Откуда ты знаешь? — изумленно спрашивает Ларсен.

— Я во сне видела, сегодня… — Анна закрывает глаза, лежит неподвижно. — Ты иди, не надо ждать… Я хочу быть одна.

Большое полутемное помещение с земляным полом. Несколько холмиков возвышаются над землей. Здесь похоронены погибшие сотрудники музея. По краям возле стен лежат оторванные доски пола… В углу — остатки какой-то мебели.

Ларсен роет могилу, выбрасывает ком за комом черную землю, отдыхая после каждого взмаха. Пастор сидит на стуле, вращая педали энергопитания. Провод тянется вверх, к большой голой лампе, свисающей с потолка.

— Я видел, в соседней комнате какой-то человек, — говорит пастор. — Может, попросить его?

— Не стоит, — отзывается Ларсен. — Он сумасшедший.

— Вероятно, Тереза может теперь вернуться к нам? — помолчав, говорит пастор.

— Да, конечно.

— Честно говоря, мне тяжело приходится без нее.

— Я понимаю… Как ваш приют? Как дети?

— Приют… — вздыхает пастор. — Восемь душ осталось.

— У вас есть продукты?

— Благодарю, пока есть.

Ужин проходит в молчании. Шелестят под столом педали. Посуды много, и она вполне хороша, но еда скудна. Ларсен ест машинально, как автомат. Отец и сын Хюммели, как всегда, совершают церемонию. Тешер ест деловито и сосредоточенно, поглядывая на часы. Девочка сидит возле Ларсена, рядом с ней пастор.

Виолончелист в дальнем конце стола, отдельно от всех. Он ест, продолжая читать книгу, громко перелистывая страницы. Он абсолютно безучастен ко всему происходящему за столом.

Госпожа Тешер сидит, словно окаменев, не притрагиваясь к еде. Чувствуется, что ей очень не по себе. Она берет вилку, но рука предательски дрожит, задевая край тарелки. Все сидят, стараясь не замечать ее состояние.

Молчание нарушает Хюммель-отец. Он явно взволнован, хотя пытается держать себя в руках.

— Мой сын считает, что надо идти в центральный бункер завтра, после обеда. Перед стартом могут возникнуть беспорядки… Как вы думаете? — обращается он к Ларсену.

— Не исключено.

— Откровенно говоря, все это пока не укладывается в сознании.

Старший Хюммель помолчал, задумавшись. Обводит взглядом сидящих, словно ожидая подтверждения своим словам.

— Погубили одну планету, теперь полетим дальше, — саркастически замечает Тешер.

— Не спорю, это серьезная моральная проблема, — соглашается Хюммель-отец. — Но что делать? — Он снова поворачивается к Ларсену: — Ведь это единственный шанс, других нет.

— Возможно… Но я решил остаться. Я не лечу.

Звяканье посуды вмиг прекращается. Ларсен сидит, глядя в стол, но чувствует, что все взгляды обращены на него. Хюммель замирает на стуле.

— Ах, вот как… — мертвым голосом говорит он. — Вот как… Что ж, может быть, вы правы.

— Я не верю, что мир погиб, — говорит Ларсен спокойно.

— Вы можете доказать это? — холодно спрашивает Хюммель-сын.

— Нет, конечно. Доказать пока ничего нельзя, одни предположения… Тут даже дело не в доказательствах, если хотите…

— Мой покойный отец, — вздохнул пастор, — всегда говорил: «Надежда — дар божий»… Мне не дано.

— У каждого свое безумие, пастор, будем снисходительны, — заметил Тешер негромко.

— И придет бог судить землю, и низведет огонь с неба, — произнес пастор. — Все было предсказано, все…

— Свежая мысль, — хмыкнул Тешер. — И главное, очень убедительно…

— Хватит вам ерничать, — вспыхнул Хюммель-отец. — Могли бы хоть сегодня не оскорблять никого…

— Приношу свои извинения, — раздельно произносит Тешер.

— Я читала одну научную книгу, — вдруг говорит госпожа Тешер неестественно бодрым голосом. — Там сказано, что человек очень быстро эволюционирует… и ко всему может приспособиться! Да-да, ко всему!.. Нужно только, чтобы тело дышало… Кожа должна быть обнажена. Понимаете? Я хочу завтра попробовать… Я начала уже дыхательные упражнения…

Никто не проронил ни слова.

— Тебе надо отдохнуть, — тихо говорит Тешер. — Пойди… отдохни немного.

— Я говорю глупости? — госпожа Тешер неожиданно конфузится. — Надо же что-то делать! — неожиданно кричит она. — Вы что, не понимаете? Что вы сидите?! Ведь мы умираем, умиряем!

Задыхаясь от рыданий, она торопливо уходит в свою комнату.

— Она очень впечатлительна. Смерть Анны… Вы должны понять, — бормочет Тешер.

— Да, конечно, — говорит Хюммель-отец. Словно пытаясь заполнить неловкую паузу, он начинает рыться в карманах, достает листок бумаги, разворачивает его, кладет рядом с собой на стол. Затем снимает очки, надевает другие. — Я позволю себе ненадолго задержать внимание присутствующих. — Голос его становится особенно торжественным. — Полагаю, что наша работа в музее подошла к концу, и пора осмыслить нашу деятельность… Конечно, наши возможности были более чем ограничены, и спасти все прекрасное, что создала человеческая культура, оказалось практически невозможным. Но мы сделали все, что смогли. Сделали, теперь я могу это сказать, чрезвычайно много… Тешер негромко хмыкнул, но промолчал.

— Вчера, после нашего памятного спора, — Хюммель смотрит на Тешера с холодной вежливой улыбкой, — я позволил себе набросать черновой вариант некоего послания к будущей цивилизации, которая, смею надеяться, возродится когда-нибудь на нынешнем пепелище… — Он наливает в бокал немного воды и оглядывает сидящих, дожидаясь окончания трапезы.

— Простите, коллега, я не совсем понял, кому адресовано послание, — с едва скрываемой иронией замечает Тешер.

Хюммель несколько стушевывается.

— Не знаю… Кому угодно. Кто-нибудь наверняка все-таки будет. Пришельцы из космоса… Мутанты… Или, быть может, в глубинах океана существуют какие-то носители разума и теперь они выйдут на поверхность.

— Понятно. — Тешер резко встает. — Прошу прощения, я должен идти. Очень много работы…