Контакт - Голованов Ярослав Страница 5

...Седов нырнул в теплую, не остывшую чернильную воду и проскользнул почти по дну, затаив дыхание в кромешной, абсолютной темноте.

- Товарищ генерал, приехали, - шофер осторожно тронул за плечо задремавшего Седова.

У околицы стояла невысокая фанерная арка, которую местный художник, видимо, скопировал с парижской "Триумфальной". Во всю длину арки тянулась кумачовая надпись: "Добро пожаловать, наш дорогой земляк, герой космоса т.Седов Александр Матвеевич!"

Под аркой уже собралось все районное и колхозное начальство, тут же, переминаясь от нетерпения, томились музыканты самодеятельного оркестрика Под управлением Любови Тимофеевны - завклубом. Вот она подняла руку, энергично кивнула, и оркестр заиграл что-то торжественное.

Горестно вздохнув, Седов вышел из машины. К нему подошли нарядные девушки с хлебом и солью. Пионеры вручили космонавту цветы. Товарищ из райкома начал речь. А Седов искал глазами мать. Она была в новой кофте, которую он купил ей в Сан-Пауло, и в белоснежном платке...

И вот он уже сидит за длинным столом, уставленным напитками и закуской, и товарищ с красным лицом произносит тост, а Седов почти не слышит его, потому что вокруг него хлопочут и разговаривают незнакомые люди, и Седову вдруг стало очень скучно, и с тоской посмотрел он в дальний конец стола, где сидели его друзья, родные, старенькая учительница Надежда Ивановна...

Александр Матвеевич обедает вместе с матерью и двумя племянниками. В углу комнаты светится голубой экран телевизора. Идет детская передача, и племянники не знают, куда смотреть: на экран или на дядю.

- Забыла тебе сказать, Шура, - говорит мать, подкладывая квашеную капусту в тарелку сына. - Утром, когда ты спал, к тебе пионеры приходили. Я им сказала, чтобы после обеда зашли. Фотографии твои они уж давно перетаскали, так теперь им, видишь, живого подавай!

- К пионерам сходить можно, - кивнул Седов, - они хоть пить не заставляют...

Неожиданно изображение на экране пошло полосами и исчезло, раздался оглушительный и высокий по тону рев. Седов быстро подошел к телевизору, убрал звук. Через несколько секунд так же неожиданно изображение восстановилось.

- Не могут, черти, никак наладить, - вздохнула мать. - Каждый божий день вот так орет, словно чумовой. Иногда, поверишь, так рявкает, прямо из рук все валится. Любаша из клуба в район звонила, жаловалась, а они говорят: знаем, знаем, скоро исправим... У вас в Москве, поди, такого безобразия на телевизоре нету...

- Ехать мне надо, мама, - тихо сказал Седов.

1 августа, пятница. Тбилиси.

Дом Анзора Вахтанговича Лежавы стоит у подножия Мтацминды. Большая квартира с застекленной террасой выходит на гору, в кудрявой зелени которой прячется просторный, бестолковый и суетливый ресторан, куда Анзор категорически отказался вести своих гостей, убедив в том, что настоящий грузинский стол можно сделать только дома.

Несколько мужчин, друзей Анзора, толпятся вокруг большого, красиво накрытого стола, в то время как его жена и сестра Лия следят на кухне за бараньей ногой, шашлыками и табака, доделывая те самые дела, на которые даже у очень хороших хозяек всегда не хватает все-таки двадцати, ну, пусть, пятнадцати минут.

Три девочки - мал-мала меньше - дочки Анзора, принаряженные по случаю прихода гостей, сидят тихонько в уголке, уставшие от трехдневных репетиций книксенов и окончательно запуганные всеми предупреждениями матери и тетки касательно правил хорошего тона.

Наконец звонок в дверь. Космонавты - вся пятерка - вваливаются в квартиру и после неизбежной сутолоки и уговоров рассаживаются наконец за столом.

Анзор тихо предупреждает по-английски, что если какой-либо из тостов, произнесенных тамадой, можно будет пропустить, он подаст знак, положив на бокал палец.

Начинается грузинское застолье. Тамада говорит долго и красиво. После каждого тоста гости незаметно смотрят на Лежаву, но Анзор ни разу не подает им условного знака, Он лишь смущенно пожимает плечами под их вопросительными взглядами. Стейнберг, осушив бокал с вином, ставит шариковой ручкой "галочку" на белой бумажной салфетке. Уже взлетела целая стая таких "галочек".

За столом очень весело, и тамаде с большим трудом удается заставить слушать себя.

- Пока мы здесь развлекаемся, - говорит он, - наш друг и товарищ Александр Матвеевич Седов мучается в руках медиков. Нам горько, что с нами нет этого замечательного человека. Я предлагаю тост за его здоровье, за то, чтобы он выдержал все испытания на Земле и все перегрузки в космосе!

Редфорд встает с бокалом. Вслед за ним встают все.

- Я уже заметил, - говорит Редфорд, - что в Грузии есть обычай дополнять тосты; Я хочу сказать о Саше. Я рад, что встретил этого человека, И я очень хочу работать с ним вместе...

Ночь в квартире Лежавы. В спальне, на диване в гостиной, в кабинете отца, на широкой тахте веранды спят гости, которых Анзор не пустил в гостиницу.

Лия с женой Анзора тихо, стараясь не звякать посудой, убирают со стола. Захмелевший Анзор пытается помогать, но больше мешает; его уговаривают ложиться, но он говорит, что будет ждать отца, которого еще не видел и с которым ему "необходимо выпить совсем немного вина". Отец Анзора - сменный мастер прокатного цеха на металлургическом заводе. Наконец внизу, под террасой, тихо цокает дверца "Жигулей", и в комнату входит Вахтанг Георгиевич. Он целует сына, умывается, потом тихонько, оглядываясь на двери, за которыми спят гости, подсаживается к разоренному столу, наливает вино.

- Ну, рассказывай, какие новости, космонавт...

- Те! Тихо, они только заснули, - отвечает Анзор.

Весь их дальнейший разговор происходит шепотом.

- Даже не знаю, с чего начать, - шепчет Анзор. - Еще до приезда американцев было принято решение по биологической программе. Когда я выступал в ОКБ, сначала поднялся страшный крик, ведь всех интересуют сегодня радиосбои и никому до биологии дела нет, но Зуев всех быстро успокоил и полностью меня поддержал. Я же им все подсчитал, и Зуев говорит: "Лежаве нужно 7 миллионов, и мы должны деньги эти ему дать. Потому что надо...".