Мария Хмелик - В городе Сочи темные ночи (сборник) Страница 55

Молодые цыганки равнодушно рассматривали Лену. Ребенок на руках старухи сосал сушку и пальцы.

— Не будь жадной, дай для ребенка денег, — отпуская Лену велела цыганка.

Лена вытащила из кармана шубы мелочь. Потеряв к Лене интерес, молодые цыганки вышли из купе.

— Яблоко ребенку дай!

Лена взяла лежащее на столике у окна яблоко, протянула ребенку, но цыганка забрала его и засунула в карман между юбками.

В дверях появилась проводница, толстая и добродушная.

— Лия! Привет! — весело крикнула она. — Давно не видала тебя! Как живешь?

— Как живешь, спрашиваешь?! — выходя из купе, переспросила цыганка и закричала: — Ванду мою на пять лет осудили!.. К ней еду, в Вологодскую область!.. Ой, доченька моя, звездочка!..

Ребенок тоже заорал.

Прибежали молодые цыганки, экспрессивно заговорили по-цыгански, забрали ребенка и пошли в следующий вагон предсказывать судьбу.

Старая цыганка встала с проводницей у окна.

— Адвокат сказал: Ванда глупость сделала. Когда ее в милицию забирали, сунула менту десятку в карман. Если б не эта десятка, ее бы по амнистии отпустили, а так взятка получается… Судья строгая, в позапрошлом году Лудвига судила. Помнит меня. Грозит, что всю семью перевоспитает, работать будем, а не спекулировать рубашками возле ЦУМа…

Лена захлопнула дверь в свое купе.

Степаныч решительно нажал на кнопку звонка.

Дверь открыл хмурый мужчина в майке и черных семейных трусах.

— Дайте точные сведения на все вопросы переписного теста! — бодро сказал Степаныч.

— Что?!

— В СССР проводится Всесоюзная перепись населения!

— Так приходил уже один… Счетчик… Ночью…

— Разрешите войти?

— Ну… — пропустил Степаныча мужчина.

Степаныч разделся, повесил полушубок на вешалку, снял шапку. Мужчина смотрел молча. В соседней комнате орал телевизор.

— Вы — папа Жанны?

— Так я уже отвечал…

— Разрешите представиться. — Степаныч доверчиво протянул руку: — Иванов Евгений Степанович!

Папа Жанны неуверенно пожал:

— Фролов… Виктор Сергеевич…

— А мама где? Хозяйка?

— Вечерняя смена у ней…

— Жаль… Я думал побеседовать с обоими… О дочери вашей.

— Что такое?!

— Ничего-ничего! Все в порядке, — Степаныч вынул из кармана бутылку шампанского. — Для мамы хотел цветов купить… Такой мороз — грузины с гвоздиками попрятались… Куда можно пройти?

— У нас беспорядок… Вы на кухню.

— Вы извините. Я так внезапно… — Степаныч прошел в кухню.

Папа Фролов быстренько выключил телевизор и проследовал за ним.

Степаныч сел на табурет, папа Фролов встал напротив.

— Садитесь, — сказал Степаныч. — Разговор долгий будет.

— Ты кто такой?! — не выдержал папа Фролов.

— Я — друг вашей Жанны.

— Так…

— Друг! Больше того! Я люблю вашу дочь!

— Ну!..

— Да!.. Виктор Сергеевич, я пришел просить у вас руку вашей девочки.

— Чего?

— Хочу на ней жениться… Коротко о себе. Бывший военный летчик. Вдовец. Демобилизован по состоянию здоровья, — честно, глядя в глаза, врал Степаныч. — Живу один в двухкомнатной квартире. Детей не имею. В данный момент работаю в искусстве. Кинорежиссером.

Помолчали.

Папа Фролов переваривал информацию. Чтобы облегчить ему это дело, Степаныч достал из внутреннего кармана пиджака четвертинку водки.

— Я люблю кино! — сообщил папа Фролов.

— Да?! — обрадовался Степаныч.

— "Весна на Заречной улице", "Кубанские казаки"…

Папа Фролов поставил на стол стаканы, достал из холодильника кусок сыра.

— Овчарка вернется — рычать будет, — сказал он. — Вчера завязать поклялся… Счетчик пришел ночью, я подумал, к Жанне… Столкнул с лестницы…

Степаныч торжественно поднял стакан:

— Давай, Витя, за твоих женщин! Чтоб здоровы были!

Чокнулись, выпили.

Папа Фролов помолчал, глядя в пустой стакан, наконец нарек:

— Наверное, лучше, если она с тобой". Чем с каким-нибудь… Хотя, в общем-то, все равно… Овчарку спросить надо. Она психануть может…

Он трепетно относился к своей жене. Она была женщиной строгих правил и яростно эти правила отстаивала. "Ты прямо как овчарка, на людей кидаешься", — однажды по-молодости брякнул папа Фролов и получил такую взбучку что подумал про себя: "А ведь действительно овчарка".

С тех пор так и пошло. Самое печальное было то, что жена и внешне становилась похожа на собаку Постоянная глухая озлобленность заострила черты ее лица, лишив привлекательности.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Здание театра было построено в псевдоклассическом стиле, с колоннами и портиками внутри и снаружи.

Лена открыла дверь служебного входа, в вестибюле не было ни души. На столике вахтера валялся, торча спицами в разные стороны, недовязанный носок из грубой шерсти.

Коробка с чайниками и сумка с вещами оттягивали Лене руки. Она бродила по полутемным театральным коридорам, стуча в запертые двери главного режиссера, директора, заведующего труппой и литературной частью театра.

Нигде никого не было.

Лена набрела на буфет. Там сидел и ел сосиски мужчина лет тридцати пяти. Он с интересом осмотрел Лену и улыбнулся.

— Как мне Стрельникова найти, не знаете?

— В совхоз уехал, со спектаклем.

— Так у него же юбилей.

— Он даже в дни юбилея не забывает о крестьянах…

— А когда вернется?

— Часов в шесть.

Лена устало села на стул.

— А зачем он вам? — спросил мужчина.

— Да меня из Москвы прислали. С подарком от киноклуба.

— Интересно… А что за киноклуб?

— Ну киноклуб при кинотеатре… Стрельников у нас почетный член.

— И значит, вас прислали?

— Да. Больше ехать некому. Там одни пенсионеры.

— Зачем же вы туда ходите?

— Просто так.

— Есть хотите?

Лена кивнула.

— Сосиски будете? — Мужчина подошел к стойке буфета: — Галя!

Вышла буфетчица.

— Да я сама возьму, — сказала Лена.

— Ничего, не разорите… Вы у нас, можно сказать, почетный гость…

Лена сняла шубу, повесила на спинку стула.

— Значит, с подарком приехали… А как вас зовут?

— Лена.

— Олег… — Он поставил перед ней сосиски. — Что же никто не позвонил, не сообщил о вашем визите?

— Должна была звонить наша президентша Нина Павловна.

— Нина Павловна? — Олег усмехнулся. — Она теперь президент?

— Ну киноклуба президент…

— А что за подарок?

— A-а, маразм какой-то… — Лена пнула ногой коробку.

— Зачем же тогда дарить?.. Дарить надо ценные вещи, чтобы на века…

— Какие века в семьдесят пять лет?..

— Понятно… И где же вы собираетесь жить, Лена?

— Не знаю… Думала, Стрельников поможет как-нибудь… Теперь придется до шести ждать…

Олег вернулся к стойке буфета, взял стоящий там телефон, набрал номер.

— Надя? — сказал он в трубку. — Привет, это Олег Стрельников. Человека из Москвы поселить надо. На несколько дней… Ага… Сейчас придем… Вот, Лена. Все в порядке.

— Так вы, значит, сын Федора Федоровича? спросила Лена, когда, выйдя из театра, они сели в трамвай с обледенелыми стеклами.

— Значит, сын.

— Тоже в театре работаете?

— Нет. Я работаю рядом… А в театр прихожу обедать и крутить романы с артистками…

Город гордился своей единственной улицей с высотными домами, построенными несколько лет назад.

— А вот тут в детстве я с отцом клюкву собирал, — указал на них Олег. — Совершенно непонятно, как эти дома стоят… На болоте все…

В гостинице Лену поселили в одноместной комнате на восьмом этаже. Одно стекло было разбито, и окно заколочено фанерой.

Олег потрогал начинающую покрываться инеем фанеру. Телевизор был повернут к окну экраном, на нем лежала написанная от руки бумажка.

— "Пожалуйста, не включайте телевизор, он горит", — прочитал Олег. — И подпись: "Администрация".

Он набрал по телефону номер:

— Надя? Это Стрельников. Тут окно разбито!.. Ага… Ладно, ну давай, — он положил трубку. — Больше одноместных у нее нет… Вечером придет стекольщик. Потерпите?

Лена кивнула. Олег подошел к висящей на стене инструкции.

— "Если коридоры и лестничные клетки гостиницы задымлены или объяты пламенем, а покинуть номер нельзя, сохраняйте спокойствие! — прочитал он. — Закрытая, смоченная водой, хорошо уплотненная дверь надолго защитит вас от пожара. Подойдите к окну и взывайте о помощи…" Понятно? — Он обернулся к Лене.

Она сняла шапку, шубу и теперь ждала, когда он уйдет. Олег улыбнулся.

— Ну, Лена, не грустите и берегите подарок, — пожелал он на прощание.