Анатолий Онегов - За крокодилами Севера Страница 18

За ревом ветра я с большим трудом различал голоса лебяжьей стаи… Сначала голоса раздавались там, на середине озера, где лебеди проводили все последнее время. Затем, как мне показалось, голоса птиц будто поднялись над водой и уже долетали ко мне откуда-то сверху. Потом все ближе и ближе, и вот большая стая удивительных белоснежных птиц прошла над моим домом и скрылась за лесом в той стороне, куда надолго ушло от нас недавнее тепло.

Ветер-шквал ревел над моим озером всю ночь, но к утру стих, и как только рассвело, я опасливо выглянул из своего жилища… На озере было непривычно тихо. Я присмотрелся: так и есть, озеро встало — там, где совсем недавно ветер рвал в клочья перемерзшие волны, теперь повсюду лед, еще не крепкий, только-только народившийся, но уже лед — гладкий, чистый, как зеркало.

Этот новорожденный лед укрыл воду только что, под утро, когда озеро успокоилось, отошло от недавней бури… Еще день, другой и этот ледок окрепнет, и тогда… тогда можно будет попробовать ступить на него.

Но до ледка-зеркала мне еще предстояло добраться — предстояло преодолеть смерзшуюся кашу-крошево, которую упрямо тащил и тащил к моему берегу почти целые сутки сумасшедший ледовитый поток-шквал Почти целые сутки ветер гнал и гнал к берегу пенную волну и теперь по этой смерзшейся пене-крошеву и надо было пробираться к настоящему льду.

Ледяная каша вдоль берега тут же рушилась под каблуком моего сапога и пока не оставляла надежды на скорую встречу с первым льдом на моем озере… Оставалось только ждать и слушать, как гремит вокруг явившийся вслед за ледовитым северным ветром мороз-воевода… Помните такого хрестоматийного деда-мороза, вооруженного тяжелой ледяной палицей?.. Вот этой самой палицей и колотил теперь от души мороз-воевода и деревья в тайге, и бревна в стене моего дома, когда явился наконец хозяином в свои прежние владения…И деревья в лесу, и бревна в стенах моего жилища, успевшие прилично набухнуть от сырой гнили предзимья и теперь схваченные крепким морозом, и трещали-громыхали вокруг, пугая вое живое.

Эти выстрелы-грохот гремели всю ночь и стихли только под утро. Я снова приглядывался к озеру, ко льду, но пока не находил пути туда, где, конечно, ждали меня мои окуни — намороженная вдоль берега каша-пена никак не пускала на лед… А тут еще и лед по озеру начал трещать, рваться от мороза. Но это уже другой голос: не выстрелы, не взрывы, а эхо-канонада — трещины по льду расходятся долго, да и сам лед немного глушит морозные голоса.

Я собрал снасти, прихватил легкий топорик и отправился на Часовенное озеро… Часовенное озеро в километре с небольшим от моего жилища. Озеро в высоких берегах и ветер там скорей всего не разгулялся так, как у меня под окнами. Но Часовенное озеро мелкое, дно рыхлое, вода помягче и позеленей. Здесь бывает много рыбы по лету, но к осени жизнь здесь будто затихает… Будет ли что ловиться по первому льду?

На лед я выбрался благополучно. Лед толщиной сантиметров в восемь. Первая лунка — окошечко-прорубь, пробитая топориком… Мормышка уходит под лед… Пока молчание… Еще одно окошечко во льду. И снова молчание озера.

Играю блесной — снова ничего… К полудню заканчиваю обход озера — ни одной поклевки… Ладно — на Часовенное я и не рассчитывал — озеро это летнее… Направляюсь домой. У самого берега под ногами трещит лед. В воде по пояс. Выбираюсь из воды и тут же выливаю воду из резиновых сапог. Мороз градусов под тридцать — не успеешь вылить из сапог воду, замерзнут ноги…

Дома долго прихожу в себя, отогреваюсь, сушусь у печи. За окном звезды, крепкий мороз и все те же выстрелы-раскаты по льду моего озера…

Помню купание в ледяной воде, жду еще один день и только тогда пробую выбраться на лед своего Домашнего озера…

Вот и плесо, где совсем недавно плавали мои лебеди. Здесь, левее, луда и скат с луды на глубину… Скат точно угадываю. В лунку отважно ныряет мормышка… Всего с десяток дней тому назад на эту же самую мормышку ловил я здесь очень неплохих окуней. Но вот вторая, третья лунка-прорубь и никаких результатов.

Вместо мормышки в руках у меня удилище с блесенкой. Моя любимая блесенка-самоделка, на которую ловил я тех же окуней и зимой, и летом, и осенью, и под Москвой и на Нижней Волге. Это небольшой узкий ромбик, вытянутый в своей верхней части… Облавливаю блесной всю луду, снова вооружаюсь мормышкой, и снова, как на Часовенном озере, ни с чем возвращаюсь домой. Правда, в этот раз обошлось без купания…

Следующий день — и снова нигде ни одной поклевки… В чем дело?..

Может, виноват ветер-шквал, напугавший вокруг все живое?.. А может быть, это грохот-канонада, что до сих пор нет-нет да и разойдется вдруг подо льдом?.. Вспоминаю рассказы рыбаков о том, что при громе, в грозу окуни в нашем озере мечутся, носятся из стороны в сторону, как сумасшедшие (тут-то и попадают хорошо в сети), а затем западают куда-то… Может быть, все это повторилось теперь после зимней грозы-грома?

Гром на озере, А вместе с ним и крутой мороз успокаиваются только через неделю. Все это время я не оставлял озеро без своего пристального внимания, и только теперь, когда наступила наконец тишина, добыл первых окуньков… Но улов совсем невелик. И окунь берет вяло, без всякого азарта. Тоже самое и на второй, и на третий день наступивший тишины — все эти дни получаю от хозяина озера, водяника, совсем небольшую дань… Оставляю это занятие и принимаюсь за охоту — пора разыскивать куницу.

Вот так неожиданно грустно и закончился мой самый первый Первый лед… Да, совсем забыл… Вместе со мной в ту зиму пытались разыскать по первому льду тех же окуней еще на одном замечательном озере Янцельском мои друзья-охотники. Они ушли на Янцельское в охотничью избушку еще до ледовитого шквала, ушли на охоту. И я вручил им свои блесны: мол, попробуйте, половите окуней на Янцельском по первому льду…

Янцельское было у нас особым озером… Прежде всего этот водоем никак не походил на все остальные наши таежные озера своей правильной формой — озеро было почти совсем круглее, словно опустившаяся откуда-то к нам в тайгу большая-большая чаша — все остальные наши озера были вытянуты, как правило, примерно с севера на юг, что определенно подсказывало то направление, по которому двигался когда-то по нашим местам ледник.

К тому же у Янцельского озера было твердое песчаное дно — в то время как все остальные наши озера, за исключением, пожалуй, только моего Домашнего озера, лежали в мягких приболоченных берегах, переходящих далее в илистое дно.

На Янцельском озере не было почти никакой водяной травы, если не считать редкий прибрежный тростник да чуть приметные с берега блюдечки-листья белых лилий, что поднимались к середине лета из воды там, где посреди озера была одна единственная здесь луда… Возле этой луды и собирались, скапливались другой раз тяжелые окуни целыми стаями. Этих окуней, вышедших вдруг к луде, было порой так много, что рыбак, остановивший свою лодчонку — челночек над самой вершиной глубокой озерной луды, просто напросто уставал тянуть и тянуть этих рыб из глубины озера в лодку. Здесь хватало всего одной удочки, чтобы за несколько часов наловить столько отменных окуней, что лодка с трудом добиралась до берега.