Дэвид Эттенборо - В тропики за животными Страница 18

Толпа рассеялась, и Кинг Джордж повел нас через деревню к маленькой пустой хижине на краю поляны. Мы свалили в кучу свои пожитки и повесили гамаки. Когда солнце село, я попробовал обращаться с магнитофоном с закрытыми глазами, тренируясь для предстоящего сеанса. Это было совсем не так просто, как я предполагал, пленка постоянно путалась среди ручек и кнопок. Все же я кое-как наловчился менять катушки вслепую, но на всякий случай решил явиться на сеанс с зажженной сигаретой, чтобы при ее мерцании хоть на первых порах справляться с каким-нибудь непредвиденным затруднением.

Поздним вечером мы с Чарльзом шли по темной тихой деревне. На фоне безлунного неба выделялись черные силуэты хижин. Мы нашли самую большую хижину и, войдя в нее, застали там плотное скопление народа. В центре, на полу, горел костер, освещая смуглые лица и тела мужчин и женщин, сидевших на корточках вокруг. В глубине помещения, в полумраке, можно было различить тусклую белизну гамаков, в одном из которых, как мы знали, лежал больной вождь. Недалеко от того места, где мы стояли, сидел на деревянном полу Кинг Джордж. Рядом с ним мы разглядели колдуна — он сидел на корточках голый по пояс. В руках у него были две большие ветки с листьями, а у ног стояла бутылочка из тыквы-горлянки, наполненная, как мы позже выяснили, подсоленным табачным соком.

Мы уселись рядом с колдуном. Я держал зажженную сигарету, и колдун сразу же это заметил.

—  Эта плохо,— произнес он угрожающе, и я послушно загасил сигарету о пол.

Колдун дал какое-то распоряжение на акавайо. Костер разбросали, дверь завесили одеялом. Неясные силуэты сидевших вокруг людей растворились в темноте. Мрак был полный. Я нащупал перед собой магнитофон и положил палец на кнопку, чтобы включить запись, как только начнется сеанс. Слышно было, как колдун прочищает горло и полощет рот табачным соком. Затем послышался шелест листьев. Этот жутковатый звук становился громче и громче, как нарастающая барабанная дробь, пока, достигнув апогея, не наполнил все помещение. И тут с завывающей песней вступил колдун.

Кинг Джордж прошептал мне в ухо:

—  Зовет дух каравари, стоб присол. Он похоз, как веревка, и все другой духи ползут по ней вниз.

Вызывание духов продолжалось минут десять, затем наступила тишина, нарушаемая только чьим-то тяжелым дыханием поблизости.

Где-то высоко под крышей раздалось шуршание. Звук постепенно усиливался, потом что-то плюхнулось на пол, и все затихло. Пауза, бульканье, какое-то кряканье. Надрывный фальцет затянул песню. Вероятно, это и был каравари. Песня звучала несколько минут, и вдруг кромешную тьму озарило пламя, взметнувшееся на угасающих углях костра. Вспышка длилась мгновение, но я успел увидеть колдуна. Он по-прежнему сидел рядом со мной с закрытыми глазами, искаженным лицом, лоб в бисере пота. Вспыхнув, пламя тут же погасло, но напряжение ослабло, а песня и шуршание резко оборвались. Двое мальчишек слева от меня обменялись беспокойным шепотом.

Снова послышалось шуршание листьев.

—  Огонь испугать каравари,— неясным шепотом пояснил Кинг Джордж,— он больсе не пойти. Пиаи теперь хотет звать дух каса-мара. Он совсем похоза теловек, и он нести лестница из веревки.

Песнь продолжалась. В кромешной темноте мы опять услышали шуршание, доносившееся из-под крыши. Еще одно бульканье, и в ответ — голос маленькой девочки, справа от нас, что-то громко и резко заявившей на акавайо.

—   Что они говорят? — обратился я в темноту, туда, где должен был быть Кинг Джордж.

—   Каса-мара сказать: он много-много работать,— прошептал Кинг Джордж,— он говорит: воздь надо хоросо платить. А она говорить: он платить, если ты сперва делать ему хоросо.

Листья теперь бешено колотились и, похоже, переехали ближе к гамаку вождя. К песне духов присоединились голоса нескольких индейцев, и кто-то стал отбивать такт по полу, пока песня не прекратилась, а шум листьев не вознесся к крыше и не затих.

Прибыл еще один дух — и опять бульканье, опять песни. Я уже почти задохнулся от жары, духоты и благоухания потных тел в непроглядной тьме хижины. Каждые пять минут я менял катушку, но песни духов, казалось, нередко повторяли друг друга, поэтому я записывал их выборочно. Часа через полтора наше благоговейное настроение стало улетучиваться. Чарльз, сидевший рядом, прошептал мне в ухо:

—  Интересно, что будет, если ты сейчас врубишь первого духа?..— Но я вовсе не собирался пускаться здесь на эксперименты.

Сеанс продолжался еще час: духи один за другим спускались из-под крыши, тянули песни над гамаком вождя и удалялись. Большинство исполняло свои партии утробным фальцетом, но вот возник некий дух-оригинал, запевший так, словно его то - ли рвало, то ли, наоборот, он что-то жадно заглатывал. Во всяком случае, слушая его, становилось как-то не по себе. Я услышал шепот Кинг Джорджа: «Эта буш даи-даи. Эта был один теловек. Его кто-то когда-то сильно горло давил, он умереть. Теперь на гора высоко-высоко зивет. Отень-отень сильный дух».

В хижине ощущалось тягостное напряжение, все вокруг было насыщено возбуждением. Колдун, сидевший в метре от меня, кажется, распалился до предела, я ощущал жаркие волны, исходившие от его тела. Отвратительная маниакальная песнь продолжалась несколько минут, затем внезапно прекратилась. Наступила напряженная тишина, и я с некоторым опасением ждал, что же будет дальше. Сеанс явно достиг кульминации. Может быть, пришла пора приносить жертвы?

Внезапно горячая потная ладонь сжала мою руку. Я резко отпрянул, ничего не видя в полном мраке. Чьи-то волосы проехались по моему лицу. Я был уверен, что это колдун, и в то же мгновение в голове пронеслась мысль о том, что ближайшие бледнолицые братья — Билл и Джек — находятся от нас в сорока милях.

Хриплый голос колдуна раздался у меня над ухом:

—  Это конец. Я ходить пи-пи!

На следующее утро к нам явилась делегация, возглавляемая колдуном, который снова был элегантен и улыбчив. Он поднялся в хижину, приподнятую на четверть метра над землей, и уселся на пол из древесной коры.

—  Я пойти послусать мои духи,— оповестил он.

Остальные гости вошли вслед за колдуном и расселись вокруг магнитофона. Для всех желающих послушать чудесную «стуку» места не нашлось, и не попавшие в партер расположились амфитеатром за дверью.

Запустив ленту, я начал свой сеанс. Колдун был в восхищении, а когда под лучами солнца полилась музыка ночного представления, это вызвало у присутствующих возгласы одобрения, взаимные толчки, благоговейно-изумленное шиканье, а кое у кого и нервное хихиканье. Прокрутив арию очередного духа, я выключал магнитофон и делал соответствующие пометки: колдун сообщал мне имя каждого духа, его внешние данные, отличительные признаки, происхождение и способности. Одни обладали потрясающими возможностями, другие могли сгодиться разве что при легких недомоганиях.