Дэвид Эттенборо - В тропики за животными Страница 19

—  Батюски мои! — воскликнул колдун после одной из песен, весь в экстазе одобрения.— Эта дух такой сильный, отень-отень, касель здорово лесит!

Оказалось, что я записал в общей сложности девять песен. Прокрутились последние сантиметры пленки, и я выключил магнитофон.

—   Где остальной? — спросил колдун сварливо.

—   Я боюсь, эта машинка плохо себя вести в темноте,— объяснил я,— и она не уметь выучить все песни.

—   Но у тебя нет самый люсий, самый сильный,— сказал колдун с капризным видом.— У тебя нет ава-уи и уатабиара, они отень-отень хоросый духи.

Я снова извинился. Колдун, казалось, слегка смягчился.

—   Ты бы хотел смотреть духи? — спросил он.

—   Да, очень-очень,— отвечал я,— но я думал, что никому нельзя на них смотреть и что они спускаются в хижину только по ночам.

Колдун доверительно улыбнулся.

—  Когда день,— сказал он,— они совсем другой. Они сидят в мой хизина, я их там прятать. Ты зди. Я ходить за ними.

Он вернулся, держа в руке бумажный кулек. Снова усевшись на пол, он осторожно развернул его. Там оказалось с дюжину отполированных маленьких камешков. Вручая их мне по одному, колдун объяснял, кто  есть  кто.   Тут   были   кусочек   кварца,   вытянутая

конкреция, а на одном — четыре любопытных выроста: руки и ноги духа.

—  Я дерзу их в тайном месте в мой хизина, потому сто они отень-отень сильный духи, и, если другой пиаи достать их, он мозет так делать, мозет убить меня. А этот,— добавил он серьезно,— отень-отень плохой.

Он дал мне какой-то невзрачный камешек. Я осмотрел его с почтительным благоговением и протянул Чарльзу. В процессе этой манипуляции как-то так получилось, что камешек упал на пол и провалился между кусками коры.

—   Он мой самый сильный дух! — завопил колдун с мукой в голосе.

—   Ты только не волнуйся, мы его достанем.— Я поспешно вскочил на ноги, прошел сквозь застывшую в ужасе толпу, лег на землю, и, извиваясь, пополз под хижину. Вся земля здесь была усыпана камнями, и именно такими, каким было утраченное воплощение духа. Чарльз, стоя на коленях на полу надо мной, сунул щепку в щель, куда провалился драгоценный камешек. С беспокойством я оглядел подходящее пространство, но не смог сделать выбор среди валявшейся гальки. Схватив наугад один камешек, я просунул его Чарльзу, а тот вручил его колдуну.

—   Не эта! — воскликнул колдун с уничтожающей интонацией и презрительно швырнул камень в сторону.

—   Ты только не беспокойся, я его найду,— замычал я из-под пола и просунул в щель два других кандидата. Но они произвели на колдуна не лучшее впечатление. В течение следующих десяти минут мы предложили ему еще с полсотни камешков. В конце концов, нужный был опознан.

—   Эта мой дух,— нехотя признал колдун.

Я выполз на солнечный свет изрядно помятый и весь в пыли. Публика вокруг, казалось, была не меньше нашего рада возвращению блудного духа, я же, присев, подумал, а на самом ли деле, мы нашли то, что нужно? Может быть, колдун решился на подлог, ведь, потеряй он на глазах односельчан свое самое могучее средство, это повлияло бы на его престиж.

В тот же день мы покинули деревню и отправились вверх по Кукуй. Самочувствие вождя, насколько нам было известно, не улучшилось.

Когда несколько недель назад мы впервые увидели Кинга Джорджа, его свирепый и  мрачный  вид ввел нас в заблуждение. Мы считали его злобным и угрюмым, а раздражающая манера клянчить подарки не добавляла ему привлекательности. Если Чарльз вытаскивал пачку сигарет, Кинг Джордж протягивал руку с не допускающим возражения «Спасибо за сигаретку» и принимал подношение как должное. Угостив одного, приходилось раздавать сигареты всем присутствующим. Было ясно, что при таком раскладе нам сигарет до конца не хватит. Мы и так взяли их немного, ограничив свой багаж только самым необходимым. Но через несколько дней мы поняли, что почти любую собственность индейцы считают общим достоянием: если у одного есть что-то, чего нет у другого, тут только одно правило — делиться. Если еды было мало, нам следовало разделить банку мясных консервов на всех, кто находился в лодке, а индейцы в свою очередь делились с нами лепешками из кассавы.

Узнав Кинга Джорджа лучше, мы оценили его как приятного и милого спутника. Река была знакома ему вдоль и поперек. Поначалу нам трудно было общаться, так как, хотя Кинг Джордж и изъяснялся кое-как на пиджин, его понимание значения слов далеко не всегда совпадало с нашим. Слово «час» в словаре Кинга Джорджа явно означало некий неопределенный промежуток времени. Если мы спрашивали, сколько времени потребуется, чтобы добраться до реки или деревни, он почти всегда отвечал: «Да тясок всего, голубтик!» Час у него никогда не делился и не умножался. В одном случае он мог обернуться десятью минутами, в другом — двумя-тремя часами. Мы, конечно, сами были виноваты, спрашивая «сколько?», ибо напрасно было ожидать, что наша система времени может что-нибудь означать для Кинга Джорджа.

Чуть больше толку было и при вопросе «далеко ли?». Ответ укладывался в диапазон от «А, не отень», что обыкновенно означало путь продолжительностью примерно в час, до «Далеко, отень-отень далеко, голубтик», и было ясно, что сегодня туда не добраться. Скоро мы поняли, что расстояние лучше всего оценивать «пунктами». Под «пунктом» Кинг Джордж понимал поворот реки, но, чтобы перевести, например, «девять пунктов» в шкалу времени, требовались некоторые познания в географии, так как близ устья река текла прямо на протяжении нескольких миль, а в верховьях петляла и делала повороты каждые несколько минут.

Кинг Джордж был бесконечно услужлив и шел навстречу нашим желаниям с таким усердием, что это приводило подчас к недоразумениям.

—   Как ты думаешь, нам удастся добраться сегодня до этой деревни? — спросил я его однажды, показывая интонацией, что я очень на это надеюсь.

—   Да, голубтик,— Кинг Джордж улыбнулся ободряюще,— я ститаю, мы просто долзен быть эта деревня ветером.

На закате мы все еще плыли по безлюдной реке.

—   Кинг Джордж,— голос мой был суров,— где эта твоя деревня?

—   А! Далеко, отень-отень далеко!

—   Но ты говорил, что мы будем там вечером.

—   Ну, голубтик, мы старался, нет, сто ли? — ответил он явно задетый.

Чем дальше плыли мы вверх по Кукуй, тем больше становилось в ней упавших стволов деревьев. Некоторые частично перекрывали русло, и нам удавалось их обходить, другие были длиннее и лежали, как мосты, от берега до берега,— мы проходили под ними. Но иногда путь преграждал огромный ствол, почти весь скрытый в воде. В таких случаях Кинг Джордж на полной скорости направлял лодку прямо на ствол, в последний момент вырубал двигатель и поднимал мотор над водой, чтобы не повредить винт. Лодка тем временем наскакивала на препятствие и наполовину проходила его. Затем мы вылезали и, балансируя на скользком бревне, так как течение тащило нас за ноги, перетаскивали лодку на чистую воду.