Святослав Сахарнов - Бухта командора Страница 2

— Они дошли, Серега, — шептал мне в ухо Аркадий. Он помнил все написанное в книге наизусть.

Эти бессонные ночи сблизили нас.

Летом сорокового года я уехал в Ленинград. Помахивая облезлым чемоданчиком, шел по Невскому, в чемоданчике лежали пачка учебников и тетрадь в липком зеленом переплете. В тетради были стихи, я писал стихи и собирался в военно-морское училище. Я хотел стать флотоводцем.

Война перевернула все. Я ушел с флота сразу же после ее окончания — два ранения, и потом я чересчур много думал о стихах. Зеленая тетрадь погибла в болотах под Лугой. Ее место заняли другие тетради — тонкие и толстые, я писал ожесточенно — по одному стихотворению в день. Когда демобилизовали, унес с корабля два чемодана тетрадей. Прямо из порта пошел в редакцию журнала.

— Что вам? — спросил редактор.

— Я принес стихи.

— Положите на стол и приходите через два дня.

— Они здесь.

Редактор с удивлением уставился на чемоданы.

Я открыл замки. Разноцветный поток тетрадей вылился к редакторским ногам.

— Вы сошли с ума… — сказал редактор. — Этого не прочитать и в год.

Поэтом я не стал — стал журналистом. В том, как я теперь писал, была месть юношескому увлечению, я писал фразами, которые напоминали строки военного донесения.

Женился, но не очень удачно. Кроме меня, у жены было Искусство, она готова была днями обсуждать влияние Паладио на архитектуру загородных домов Петербурга или до хрипоты спорить о том, была или нет надета во время дуэли у Дантеса под сюртуком кольчуга. С работы она приходила в полночь.

С Аркадием мы встречались редко: часто приходилось уезжать в командировки. Однажды я неосторожно позволил ему увлечь меня с собой в поездку на Урал. Он просидел безвылазно в архиве небольшого городка неделю. Городок был скучный, пыльный, в рукописях, написанных славянской вязью, я не мог разобрать ни слова. Вернувшись, дал себе зарок — больше не связываться с Аркадием никогда.

И вот я снова иду к нему.

ГЛАВА ВТОРАЯ,

где появляются имена монаха Германа и сотника Кобелева

Узкая, крутая лестница. Шестой этаж. Коммунальная квартира.

Темным коридором, заставленным полуразвалившимися шкафами и остатками диванов, Аркадий повел меня к себе.

Его комната была набита книгами, на самодельных стеллажах сверкали лакированными обложками описания путешествий, мерцали золотыми буквами потертые томики стихов, пухлыми глыбами лежали журнальные подшивки. На полу, как маленький готовый к атаке танк, стоял включенный в розетку пылесос. На столе горами высились продолговатые ящики собственной, изобретенной им картотеки.

Аркадий извлек из-под стола два складных парусиновых стула.

— Садись.

Мой друг ничуть не изменился: страсть, с которой он изучал когда-то восстания холопов и судьбы их вожаков, была обращена теперь на те годы, когда ватаги казаков, выйдя через Колыму и Чукотку на берега Тихого океана, двинулись разрозненными отрядами на юг, исследуя Камчатку и Курилы, приводя к покорности местные племена и облагая их данью — ясаком.

— Так что же все-таки ты нашел? — спросил я.

— Сейчас расскажу. Все началось с пустяка. Газетная статья, лет десять назад мне почему-то понадобились газеты первых лет Советской власти, и в одной из них я наткнулся на такой занятный рассказ…

Он вынул из папки несколько тонких газетных листков.

На первом жирными буквами стояли название «Дальневосточный моряк» и дата выпуска — 26 декабря 1922 года.

В начале статьи излагалась история эвакуации большой группы белоэмигрантов из Владивостока. Эмигранты были погружены на пароходы «Аян» и «Минин». Почему-то пароходы направились вначале вдоль Курильской гряды на север. Здесь «Минин» сел на камни.

— Читай внимательно! — сказал Аркадий. — И не обращай внимания на стиль.

«…Когда пароход очутился на камнях, с него начали спускать шлюпки.

— Грузить женщин и детей! — раздалась команда капитана.

Матросы, образовав цепочку, стали передавать из рук в руки ослабевших от страха пассажиров. После того как загруженные шлюпки отошли, команда принялась за сооружение плота.

Под тяжестью людей, которые непрерывно прыгали на плот, шаткое сооружение оседало в воду. Ветер подхватил его. Перегруженный плот накренился, рассыпался и перевернулся. Волны умчали его остатки с несколькими несчастными, которые все еще продолжали держаться за доски.

На судне мастерили второй плот. Между тем вода, поднимаясь, подступила к палубе. То и дело раздавались глухие удары — пароход било о камни. Были сорваны и отброшены в сторону несколько шпангоутов. Наконец плот готов. Все оставшиеся на судне во главе с капитаном перешли на него. И вдруг раздались крики. Капитан поднял опущенную голову. Несколько штатских волокли по палубе к плоту тяжелый свинцовый пенал.

— Это еще что за груз? — спросил капитан.

Штатские, которыми командовал высокий человек с рыжеватой, торчащей вперед бородкой, стали кричать, что они офицеры и что их груз — чрезвычайной важности.

— На плоту пойдут только люди! — повторил капитан.

Возмущенные матросы поддержали его. Тогда одна часть людей бросила груз и стала прыгать на плот, а другая — меньшая, помогая рыжебородому, поволокла пенал обратно внутрь судна. Странное дело — спустя несколько минут оттуда раздались выстрелы. Плот уже отходил, участники этого непонятного столкновения вновь выскочили на палубу и стали по одному бросаться в воду. Тщетно пытались они настичь плот, он, подгоняемый ветром и волнами, удалялся от судна…»

— Дальше можешь не читать, — сказал Аркадий. — Сорокин пишет, что после недолгого плавания люди со шлюпок и плотов оказались на твердой земле. Вот: «Холодный причудливый остров с плоской вулканической горой и озером на ее вершине стал для них убежищем». Ну так как?

— Что как?

— Ты ведь бывший моряк. Первое: насколько правдоподобно все описанное в рассказе?

Я задумался.

— Отчего же. Могло быть так, как описано. Хотя вряд ли моряк скажет о судне, которое билось о камни, что у него «были сорваны и отброшены прочь несколько шпангоутов». Ведь шпангоуты внутри корабля. От «глухих» ударов они будут погнуты. Фраза надуманная.

— Еще?

— В начале статьи говорится, что два парохода шли вместе. Значит, второй присутствовал при аварии. Так вот, если два парохода находятся в видимости друг друга, причем одно судно сидит на мели, а другое стоит на якоре или дрейфует, команда второго будет принимать все меры к оказанию помощи бедствующим, а команда первого, спустив шлюпки, направилась бы к этому судну. Отклонение от такого порядка — или драма или предмет судебного разбирательства.