Если верить Хэрриоту… - Галина Львовна Романова Страница 2

Еще на подходе к ферме в воздухе появился и стал с каждым шагом усиливаться странный кисловатый запашок. Сперва мы все дружно морщились и отворачивались, но, пропитавшись им до основания, перестали обращать внимание. Как выяснилось довольно скоро, ничего страшного в этой вони не было — так пахнет обыкновенный силос. Впоследствии я даже нашла этот аромат по-своему приятным и, приезжая потом в Стенькино, вдыхала его с удовольствием.

Следуя послушно, как телята за пастухом, за вышедшим к нам бригадиром, мы прошли длинным коридором, напоминавшим больничный своей пустынностью и кафельным полом. Что нам говорили по дороге, никто не слушал — мы пытались притерпеться к новым запахам, среди которых силосный дух оказался далеко не самым слабым. Совсем как в больнице, нас переодели в белые и голубые халаты и допустили в святая святых — в коровник.

До сего дня мое знакомство с фермами ограничивалось книгами Джеймса Хэрриота. Но первого же взгляда оказалось достаточно, чтобы понять: мое мнение явно ошибочно. Действительно, «в учебнике об этом не говорилось ни слова»[1].

Вокруг был сплошной бетон — пол под ногами, стены и неожиданно высокий потолок. Совершенно одинаковые, на неискушенный взгляд новичка, коровы рядами стояли вдоль бетонных же кормушек, одинаково повернув головы в одну сторону — туда, откуда медленно полз трактор-кормораздатчик. Сыпавшийся в кормушки силос и источал тот самый запах.

От постоянного гула трактора и включившегося, как нарочно, в тот же самый миг навозоуборочного транспортера в двух шагах ничего не было слышно. Мы и не слушали — только глядели во все глаза и краем уха ловили обрывки рассказа бригадира о том, как замечательно все тут автоматизировано. Отвлекшись на новые впечатления, мы сами не заметили, как нас распределили по рабочим местам.

Моей наставницей стала доярка, разрешившая звать себя просто Тамарой, — ей было чуть за тридцать. Я здесь оказалась временно — пока у ее сменщицы выходной. И мне сразу же объявили мои обязанности: подавать, подносить, убирать — короче, быть на подхвате. Но пока меня следовало научить доить — до начала дневной дойки оставалось несколько минут.

Впрочем, как выяснилось, дело это несложное — в теории. Достаточно было правильно присоединить аппарат к вымени, а потом вовремя снять его — остальное за меня сделает техника. Но на все давалось от силы три минуты.

Пока Тамара объясняла, дело представлялось довольно легким, тем более что нас уже знакомили с устройством доильного аппарата. Но действительность разрушила эту иллюзорную простоту.

Началось с того, что я запуталась в шлангах. Оба — для молока и для вакуума — были длиной метра в три, как мне сперва показалось. Стремясь как можно скорее избавиться от прозрачных толстых змей, мешавших сделать и шаг, я дотянулась до молокопровода и подключила аппарат задом наперед. То есть молочный шланг к вакууму, а вакуумный — к молокопроводу. Хорошо, не успела надеть сам аппарат на корову, иначе дело кончилось бы в лучшем случае маленьким коротким замыканием от попавшего в мотор молока.

Тамара успела прийти мне на помощь и, пока я хлопала глазами, одним плавным рывком вернула все на свои места.

— Корову приготовь, — приказала она.

Я только что видела, как это происходит — влажным полотенцем она старательно обтерла другой корове вымя, заодно массируя его. Поглаживания должны на деле имитировать толчки телячьего носа, когда малыш требует от матери молока, но на самом деле все это напоминало кадры из эротического фильма, только вместо женской груди — коровье вымя. Решив не ударить в грязь лицом — благо большая белая корова смирно жевала силос и ухом не вела, — я смочила полотенце в теплой воде, подошла, храбро наклонилась и схватила ее за вымя.

До сих пор не могу понять, что произошло. Совершенно неповоротливое животное вдруг применило прием, сделавший бы честь самому Брюсу Ли. Только то, что она при этом не подпрыгнула с каратистским воплем «Ки-йа!», спасло меня. Копыто лишь впечаталось мне в ногу, заставив сесть едва не в кормушку, а корова, как истинный мастер каратэ, сохраняла полное спокойствие.

Тамара, на мое счастье, не спешила заливаться смехом.

— Они всегда брыкаются, если к ним сбоку подходить, — объяснила она.

— А как же тогда? — безнадежно спросила я — подойти к корове сзади я тоже не решалась.

— Вот так!.. — Доярка встала с коровой рядом, вплотную к ее задней ноге, и, спокойно опираясь на высокую спину — корова, как назло, была крупнее остальных, — из-за ее колена дотянулась до вымени. Белая каратистка даже не шелохнулась.

— Им вбок бить неудобно — только назад и вперед, — пояснила Тамара. — Этой я сама займусь, а ты переходи к следующей.

Ко второй в своей жизни корове я подкрадывалась, как разведчик к вражескому часовому, которого надо было тихо «снять». Стоило мне прикоснуться к ее спине, как делала Тамара, корова обернулась и смерила меня долгим любопытным взглядом. «Это что еще такое?» — говорил весь ее вид.

— Тихо-тихо, — поспешила успокоить я, начиная поглаживать ее ногу и постепенно спускаясь все ниже.

Корова не переставала жевать, но и не сводила с меня выпуклых темных глаз. Стараясь не потерять бдительности, я постепенно добралась до вымени и начала робко поглаживать его. Шершавое, упругое, плотное — так хотелось сжать его посильнее.

— Чего ты ее гладишь? — раздалось над ухом. — Массируй давай!

Тамара и корова с одинаковым любопытством и чисто профессиональным интересом наблюдали, как я медленно, осторожно подключаю аппарат — он засипел, словно астматик, — и подкрадываюсь к корове, держа наготове доильные стаканы. Спрятавшись подальше от копыт и держась на расстоянии вытянутой руки от вымени, я долго пыталась на ощупь надеть их на вымя, все время промахиваясь, потому что соски оказались мягкими и ускользали от резиновых краев стаканов, а прикоснуться к ним я почему-то боялась — а ну как корове не понравится эта фамильярность? Но с третьей или четвертой попытки все четыре стакана были надеты, придушенное сипение сменилось сочным «сс-чпок-чпок-чпок» работающего аппарата, а по прозрачному молочному шлангу к молокопроводу побежала белая струя — первое надоенное мною молоко.

Я так обрадовалась, что готова была стоять возле этой коровы бесконечно, но Тамара уже кричала мне из-за коровьих спин, зовя поторопиться. Аппаратов было четыре, по два на каждую — пока подключаешь один, второй заканчивает работу. Надо бежать туда, опять мять вымя, додаивая последние струйки, потом снимать аппарат — тоже целая наука, потому что сам он уже не снимется,