Мои звери. С вопросами и ответами для почемучек - Владимир Леонидович Дуров Страница 27

— Кто там?

Вот раз в конюшню цирка забрались воры. Они разбили стёкла в окне и влезли в стойла. Кучера на ту беду спали, как убитые. Жулики сняли висевшие на стене сёдла и сбрую и собрались уже улизнуть с добычей. Вдруг в темноте раздался строгий голос:

— Кто там?

Воры в ужасе побросали вещи и скрылись.

— Кто там? — ещё раз спросил ворон.

Но испуганные воры мчались уже далеко по улице.

Так Карп спас цирк от воров.

Галка же, наоборот, была отчаянной воровкой.

Против меня, окно в окно, жила портниха. И вот моя галка повадилась летать к портнихе на подоконник.

Раз ко мне прибежала работница портнихи.

— Ваша птица украла у нас ложку, а хозяйка, — она заплакала, — думает… на меня…

Я ничего не понимал.

— Какая птица, какую ложку?

— А я сама не знаю какая, — плакала девушка, — а только я её ложки не брала… не брала… Не надо мне её ложки… ничего не надо…

А через несколько дней меня потащили в суд. Оказывается, портниха на меня подала в суд, будто я обучаю птиц воровать и будто я краденое собираю и продаю.

На суде я с возмущением отрицал своё отношение к портнихиным ложкам. Но что же? В моей квартире нашли с полдюжины ложек, украденных у портихи.

Всё это получилось из-за галки. Она летала к портнихе и таскала ложки.

У меня наши целую коллекцию: напёрстки, медные пуговки, перламутровую пепельницу, стеклянную пробку и ещё много интересных вещей.

Я долго доказывал портнихе, что я вовсе не учил галку воровать.

— Просто, — объяснял я, — галки, как и вороны, любят всё блестящее и подбирают, что плохо лежит, но хорошо блестит.

И мы с ней помирились.

* * *

Что за птица ворон? Она всегда чёрная? Ворон умеет говорить?

Ворон — птица крупная, с массивным острым клювом, длинными перьями на шее (вроде бороды), в полёте отличается от других врановых большими и длинными крыльями и клиновидным хвостом. Цвет оперения чёрный с металлическим отливом, как у самцов, так и у самок. Ворон считается одной из самых умных птиц. У него очень хорошо получается подражать всевозможным звукам, в том числе он может воспроизводить и человеческую речь. Но говорить в буквальном смысле он не способен.

Что за птица галка? Почему галки воровки?

Галка — птица из семейства врановых. Имеет довольно скромные размеры, цвет чёрный с тёмно-серым оперением, крылья и голова блестящие. Склонность подбирать и утаскивать к себе в гнездо блестящие вещи появляется у этих птиц и других из того же семейства, весной, в период брачных игр и обустройства гнезда, тогда в их жилища могут попасть столовые приборы, украшения и любые другие сверкающие на солнце предметы.

От автора

Много лет подряд я, артист, скитался по свету со своими дрессированными животными. Я переезжал из города в город, из губернии в губернию, останавливался на промежуточных станциях, в железнодорожных плохо сколоченных театрах, в сараях, в ярмарочных балаганах и под дождём, ветром, снегом давал я представления со своими зверьками.

Делил я с ними и их кочевую жизнь и нередко в первые годы странствований засыпал, обнявшись с ними в конюшнях, а в больших городах, позднее, когда приходилось останавливаться в номерах гостиниц, на постели, под постелью, на стенах, на шкафах и комодах, в ящиках этих комодов, — всюду ютились мои пернатые и четвероногие друзья.

Обезьяны прыгали и лазали здесь по драпировкам, шкафам и карнизам; на стенах, в клетках, сидели разные птицы; рано утром, чуть свет, они будили меня своими громкими птичьими голосами. Петух мне кричал своё бодрое «кукареку», попугай — «вставай, пора», ворон отзывался гортанным голосом «кто там», когда коридорный стучался в дверь, принося самовар. Под одеялом, свернувшись калачиком, лежал мой неразлучный друг-собака; лизнув мою ногу, она вылезала наружу. А поверх одеяла резвилось несколько десятков крыс, подлезая под подушку и простыню. Я вставал, одевался и, когда выходил из дому, направляясь по делам, меня везли по улицам мои цирковые товарищи: ослик, свинья, верблюд, а то и сам великан-слон.

Моя жизнь вся целиком прошла бок о бок с животными. Горе и радость делил я с ними пополам, и привязанность зверей вознаграждала меня за все человеческие несправедливости.

И служили мои звери не только своему животу и моему карману, но и высшим задачам просвещения. И часто, сравнивая людей и животных, я находил больше правды у последних.

Я видел, как богачи высасывают все соки из бедняков; как богатые, сильные люди держат своих более слабых и тёмных братьев в рабстве и мешают им сознать свои права и силу. И тогда я, при помощи моих зверьков, в балаганах, цирках и театрах говорил о великой человеческой несправедливости.

Я никогда не поступал с моими животными так, как сильные люди поступают со слабыми, и они это ценили, и им жилось у меня гораздо лучше, чем многим миллионам замученных, задавленных людей.

Зато и зверьки меня любили, понимали и нередко выручали.

Приезжаю я на какую-нибудь фабрику, станцию или в какой-нибудь город играть. Тотчас же навожу справки, кто из местных властей обижает население, разузнаю особенности его характера и поведения и уже к вечеру выучиваю одного из моих зверьков изображать этого «начальника», высмеивая его перед публикой, а смех бывает часто сильнее кнута.

После каждого из таких смешных номеров я должен был готовиться к высылке из города, но я привык к кочевой жизни и не боялся гнева власть имущих.

Прошло время безвестного скитания. Нас с моими зверьками стали знать уже всюду и всюду встречали с распростёртыми объятиями. Нас стали выписывать и за границу, где я видел также несправедливости и где так же смело высмеивал местные власти. И оттуда меня высылали за мои насмешки на родину…

Годы кочевья, полные трудов и лишений, уносят силы. И я и мои верные товарищи — животные стали всё чаще и чаще прихварывать. Пришлось подумать о месте для отдыха.

Благодаря народным массам, приносившим свои трудовые деньги в кассу театров и цирков, где я выступал, я мог приобрести себе уголок — станцию для отдыха и более удобной оседлой жизни моим зверькам. Они этого заслуживали: сколько их гибло