Геннадий Падаманс - Первостепь Страница 39

– Мудрый старик сказал вот что. Люди тоже могли бы быть муравьями.

Угрюмому Носорогу поддакивают:

– Муравьи хорошие охотники. Настоящие. Правильный сон. Только рассказчик ещё не досказал. И теперь озадачивает всех до одного:

– Люди тогда могли бы вместо тлей использовать коров. Все же знают, что у внезапно убитой кормящей коровы вымя полно сладкого молока. Его можно пить…

Можно пить?.. Вот теперь, наконец, застряло в горле. У Режущего Бивня – точно – застряло. Хотя мясо отложено, он подавился. От возмущения подавился. Но кто-то уже очухался, возражает:

– Охотникам – пить? Чт говорит твой старик?.. Как младенцам! Да ведь люди поднимут на смех такого охотника, а женщины станут ему предлагать своё молоко, как младенцу.

Люди смеются. Всё так. Стыдно, позорно. И всё же Угрюмый Носорог отговаривается:

– Да, но этим молоком можно было бы кормить детей.

Нет, никто не согласен. Чуть не кричат:

– Детей должны кормить молоком их матери! Иначе они перестанут их любить! И дети станут считать своими матерями коров. А отцами – быков! Ха-ха-ха… Зачем нам такое? Или нам спать с коровами? Разве плохо живём? Вон, сколько мяса! Всё у нас есть. Предки так жили – и мы так живём…

Режущий Бивень хочет уйти и отсюда. Он возмущён, может быть, больше всех. Неправильно как!.. Коровы кормят людских детей. Тьфу – он готов сплюнуть. Разве Чёрная Ива – корова? Как можно её заменить? Нет, только она. С ней он спит, и она будет кормить их ребёнка своей прекрасной грудью, такой полной… Он уже это видит, он представляет, и не хочет ничего слышать о каких-то коровах и глупых снах. С него хватит!

Он встаёт, чтоб уйти и отсюда, переместиться – и вдруг его взгляд натыкается на Соснового Корня. Этот сидит невесёлый, не возмущается вместе со всеми, о чём-то так задумался – Режущий Бивень даже забыл на мгновение о своём, присел назад. Захотелось спросить у Соснового Корня, вот только о чём? Что тот думает о коровьем молоке? Могут ли коровы заменить женщин? Тьфу. Передумал спрашивать Режущий Бивень, вернулось негодование. Как вообще много у людей глупостей. И без коровьего молока. Вот их с Кривым Хребтом заставили виниться. От предков, мол, так заведено. Пролили свою кровь, значит, виноваты. Но он никак не может взять в толк, в чём же он виноват? В том, что убил огромного мамонта и обеспечил племя прекрасной едой? Да его пожалеть бы надо и похвалить, если по-правильному. А то поназавели обычаев. Он бы высказался, да только стыдно, что Чёрная Ива может услышать, неженкой станет считать, что за два зуба своих заступается. Но не виноват же он ни в чём, храбро поступил и умело. Дурацкий обычай! Дурацкий.

А вот и Утка на глаза попалась, толстая пожилая женщина, считай, старуха, взрастившая много детей – Утка зачем-то глядит на Режущего Бивня, и он совсем растерялся. Забыл все свои думы. Что нужно Утке от него? Толстая, как мамонтица. Плодовитая. Это с неё он должен был вырезать фигурку Мать-Земли, конечно же, с неё, но… Как он поставит рядом Утку и Чёрную Иву? Да он только взглянул на эту толстую Утку, на её отвислые длинные груди, как уже сразу расхотелось есть. Даже мамону расхотелось… Носорожьи бёдра, груди можно на плечи закидывать, да и всё остальное, а живот – кажется, там полмамонта застряло. А может и целый мамонт. Нет. Режущий Бивень чувствует, как его лицо морщится, словно от тухлого мяса – и он поскорее отворачивается. Он ещё не испил мухоморной мочи, чтобы на Утку заглядываться. И надеется, что не дойдёт до такого, никогда не дойдёт.

Пронзительный детский крик поднимает мужчин на ноги. Две гиены рвут крайнюю тушу мамонта, уже добрались. Несколько охотников бросаются туда с камнями и палками – гиены трусливы, но также хитры и коварны и очень умны. Эти пятнистые падальщицы знают доподлинно, сколь далеко летит камень, и не отступят ни на миг раньше.

Гиена – омерзительный зверь. Неопрятный. Нечистый. Якшается с тёмными силами. Намного крупнее волка, но с виду неуклюжа. Широкие плечи, скошенная спина, передние лапы длиннее задних, оттого зад будто приплюснут. Словно Великий Дух ещё в детстве шлёпнул гиену по заднице за её подлость. У неё всегда грязная и оттого резко пахнущая косматая бурая шерсть с редкими светлыми пятнами. Зато ни у одного зверя в степи нет зубов крепче гиеновых. Человек не всегда камнем может так раздробить кость, как сделает это гиена своими челюстями. Людям нужно её опасаться, особенно ночью, когда бродят гиены огромными стаями и нападают на спящих. Но и днём эти твари приносят несчастье.

Отступили гиены перед людскими камнями. Но аппетит разыгрался, не хотят уходить. В темноте поблескивают сине-зелёные огоньки жадных глаз. Чёрный Мамонт с ярким факелом в руках остался у крайней туши и ещё двое юношей с ним. До утра теперь караулить. А гиены степенной трусцой направились к волкам.

Трое приблудных волков как будто уже насытились, однако не те это звери, чтобы отдать своё. Тоже охотники. Гиена крупнее волка и, наверняка, сильнее. Но заметно трусливее. Никогда не нападёт она в лоб. Её приём: обойти сзади и вцепиться крепкими зубами во вражий хребет. Или просто цапнуть за ногу. Так и сейчас. Волки оскалили зубы и яростно рычат, сбившись в кучку. А гиены со своей коварной улыбкой, кивая головами и задрав торчком короткие щетинистые обрубки хвостов, полубочком носятся вокруг, дожидаясь момента, когда какой-нибудь из волков зазевается и хоть на миг подставит спину. Однако серые начеку. И совсем не боятся. Их больше. Они проворнее.

Охотникам нет особого дела до звериных свар. Вернулись к кострам. Но двое оставшихся подростков с короткими дротиками сумели подкрасться к месту драки, покуда гиены безуспешно окружали волков. Волки – благородные звери. Но не мерзкие падальщики. Разом метнули юноши дротики, и один глубоко воткнулся в пятнистое плечо.

Истерично захохотала гиена, поджала хвост и, кривя пасть, понеслась прочь. Её песенка спета, ведь дротик отравлен. Пускай тот яд детский, не настоящий охотничий, всё равно гиене несдобровать. Потому что правильно дротик метнули. Скоро повалится наземь зверина, забьётся в предсмертной судороге, испуская кровавые слюни. Так ей за жадность. И товарка её, оставшись одна, тут же скрылась в сгустившихся сумерках. Юноши, издав победный клич, вернулись обратно. Волки сыто разлеглись на траве.

Вокруг костров разговоры утихли. Люди спешат закончить трапезу, потому что ждёт их работа всю ночь. Одним предстоит охранять трофеи великой охоты от ночных мародёров, львов и гиен, другим нужно разделывать туши. Потому что времени мало. Летом мясо портится быстро.

Режущий Бивень поднялся одним из первых. Совсем стемнело. В трёх шагах от огня уже ничего не видать, покуда глаза не привыкнут. Однако кто-то молча стоит впереди. Старейшина Бурый Лис. Режущий Бивень хочет его обойти, но у старейшины к нему дело.