Анатолий Петухов - Корень рода Страница 5

Возле прогоревшего костра, завернувшись в плащи «болонья» и скрючившись, спали отец и сын. Весь багаж был беспорядочно сложен на дорогу.

«Плащи доставали, — догадался Ваня. — Хоть бы хвои нарубили, а то так и легли на голую землю…»

Он осторожно слез с лошади. В большой берестяной коробке плескалась вода. Ваня бережно поставил коробку в сторонку, под дерево, привязал лошадь, взял с волокуши топор.

Он отошел дальше, чтобы стук топора не разбудил спящих, выбрал нетолстую сухую осину, свалил ее, разрубил на чурки.

Скоро костер запылал жарким ровным пламенем.

В полевой сумке у Вани было десятка полтора грибов, которые он собрал дорогой да по окрайку пожни, у ручья. Он решил испечь их. Нагреб из костра углей, вырезал перочинным ножом несколько березовых прутышков, очистил от коры, заострил и, как шашлык на шпажку, нанизал на них плотные шляпки подберезовиков и подосиновиков. Когда грибы на углях отмякли и увлажнились, он посыпал их мелкой солью из бутылочки и снова положил в жар. А пока грибы пекутся, вырубил шестик и рогатульку для котелка, чтобы сразу, как только Тимошкины проснутся, можно было поставить воду кипятиться.

Он хотел еще уложить на волокуши багаж, но передумал: вдруг опять понадобится что-нибудь доставать из рюкзаков или чемоданов?

Перевернул грибы, подгреб свежих угольков, постоял над костром в задумчивости, потом огляделся, отыскал глазами подходящую березу, подошел к ней, ладонями стер тонкие, как луковая шелуха, берестяные пленочки, уже отслоившиеся и отмершие, сделал ножом, не сильно нажимая, прямой разрез и аккуратно содрал влажную желтую пластину.

— Ну вот! — произнес удовлетворенно и вернулся к костру.

Грибы к той поре испеклись. Ваня присел на корточки и стал снимать их с прутышков. Сосредоточенно и внимательно осматривал каждый грибок. Четыре шляпки, чуть подгоревшие, отложил в сторону, остальные кучкой сложил на бересту. Теперь можно и перекусить!..

Из полевой сумки достал горбушку домашнего хлеба, разломил пополам. Половину положил обратно, вторую стал есть. Откусил, пожевал, взял подгоревший грибок, улыбнулся чему-то и сунул в рот. Вкусно!

Он и не заметил, как съел те четыре грибка, что были положены отдельно, а хлеба еще осталось. Посмотрел на горку грибов на бересте, подумал и взял еще один. Покончив с ужином, поправил костер и сел на осиновую чурку, обхватив руками колени. Задумался.

Выезжая из Сарги, он надеялся вернуться домой ночью, по холодку. Когда же в пути выяснилось, что Тимошкины — ходоки никудышные, когда пришлось через каждый час останавливаться на отдых, Ваня расстроился: он понял, что раньше утра в Ким-ярь не попасть. Это значит обратно тоже придется ехать в зной и в оводы. Он уже смирился с тем, что поездка получилась непутевой и нескладной. Ничего не поделаешь. Тимошкины тоже не виноваты, что идти не могут: городские, они всегда на ходьбу слабые. Плохо только, что хлеба взял с собой мало…

Тревожно и неожиданно громко в тишине вечернего леса захрапела Малька. Заворочался Василий Кирикович. Ваня вскочил, подошел к лошади, погладил ее по тяжелой сивой морде, шепнул по-вепсски:

— Медведя чуешь? Не бойся, к костру никакой медведь не придет!

Малька поводила ушами, подняла голову, широко раздула ноздри и всхрапнула еще громче. Василий Кирикович порывисто сел.

— А? Что случилось? — спросил он испуганным и сиплым со сна голосом.

— Ничего. Лошади стоять надоело.

Василий Кирикович поднес к глазам часы.

— Ого, половина одиннадцатого? Ничего себе!..

— Дайте котелок! Я воды-то принес, дак чай можно кипятить.

— О, это хорошо! Мы не чай — кофе сварим! — Василий Кирикович тяжело поднялся. — А ноги-то болят… Раньше, бывало, по шестьдесят километров в день хаживал, а теперь…

Ваня наполнил котелок водой и повесил его на шестик, над огнем.

— Вы пока грибов поешьте, — он придвинул Василию Кириковичу бересту с горкой печеных грибов. — Пока не остыли…

— Грибы? Где же ты их взял? Мы ни одного гриба не видели!

— Дак я же впереди шел. Вот и собрал. Да там, у ручья…

Василий Кирикович осторожно, двумя пальцами взял один грибок и долго разглядывал его.

— А ты хорошо смотрел? Он не червивый?

— Я ведь не корова, чтобы всякий гриб брать.

— И он испекся? Это точно?

Ваня пожал плечами.

— Что ж, попробую! — он поднес гриб к носу, понюхал. — А пахнет приятно, — откусил половину шляпки и долго, смакуя, жевал. — Ничего… Честное слово, ничего!

— Вы с хлебом — сытнее…

Снова захрапела лошадь и рванулась от дерева, к которому была привязана.

— Малька! — строго крикнул Ваня. — Стой!..

— Она не зверя чувствует? — забеспокоился Василий Кирикович. — Здесь, наверно, и медведи есть?

— Мало ли чего ей померещится! Так, сдуру шарашится… Вы ежели ничего не будете из мешков да чемоданов доставать, дак я запрягу да начну складывать все… Время-то идет!

— Да, да, складывай! Плащи мы на себя наденем.

Василий Кирикович разбудил Германа. Они достали из сумки снедь и принялись за ужин.

— Ты, Гера, грибочков, грибочков покушай! — потчевал отец сына. — Мы, помню, в детстве тоже так пекли грибы на угольках… Это же бесподобно! Ни в одном ресторане таких не отведаешь!..

Скоро вскипела вода в котелке. Пряно и сильно запахло кофе.

Лесная дорога от Сарги до Ким-ярь была хорошо знакома Мальке. За шестнадцать лет, которые она ходила в упряжке, этот путь был проделан ею не одну сотню раз. Малька хорошо помнила каждую болотину, каждую гору, каждый ручей. Перед трудным местом она непременно останавливалась, чтобы дать людям возможность проверить, все ли ладно с упряжью и вещами, и уж потом осторожно двигалась дальше. Для нее будто и не существовало времени суток: днем ли, ночью ли, в проливной дождь или в мороз — Малька всегда вела себя одинаково спокойно и шла ровно своим обычным шагом. И теперь она тоже не спешила, но заметно волновалась, изредка тревожно и глухо всхрапывая.

Ваня понимал, что означает этот храп: где-то близко бродит медведь или прячутся волки. И, как умел, тихо и ласково успокаивал Мальку.

— Стой! Стой!.. Погоди!.. — неожиданно раздался позади взволнованный крик.

Ваня остановил лошадь.

— Чего?

— Иди сюда! Да скорее!..

Василий Кирикович и Герман стояли на дороге и светили себе под ноги электрическим фонарем.

«Неужели что-нибудь выпало?» — встревожился Ваня.

— Посмотри, чей это след? — Василий Кирикович освещал фонарем отчетливый отпечаток большой когтистой лапы.

— Чего спрашиваете? Сами видите — медведя!