Борис Дедюхин - Тяжелый круг Страница 80

Она неторопливо отошла от Олега, остановилась у окна и убежденно произнесла:

— Ничего выше балета не существует на свете. Разве что поэзия.

— Ты ведь вроде бы сама занималась балетом?

— Да-а, — погрустнела вовсе Виолетта, — и балетом занималась, и гимнастикой художественной…

— Зачем же из гимнастики-то ушла?

— Ха, «ушла»… Меня оттуда ушли.

— За что?

Виолетта ответила уж спокойно, без всякой грусти, без ненужного уж, давно изжитого расстройства:

— За то, что я — человек ограниченных способностей.

— Ну это ты того, ты уж вовсе не того говоришь…

— Того, того самого того.

— Да нет, Виолетта, я же тебя учил играть в «очко», — попытался все на шутку свести Олег, — ты знаешь, что «перебор» еще хуже, чем «недобор».

— Тут нет, Олежек, никаких твоих «двадцать два» и нет «к одиннадцати туза», как ты любишь изъясняться, здесь классическое «очко», — она говорила словно бы иронично, но лишь пряталась за этими необязательными словами, заключила твердо: — Да, я в балете и в гимнастике — человек ограниченных способностей, и в этом нет ничего ни обидного, ни оскорбительного.

— Если уж ты ограниченных…

— Не перебивай, именно я. Хотела стать балериной, упорно и много занималась. Мне говорили, что я одаренна, способна, даже талантлива. А потом балетмейстер и объявляет: «Ты сможешь стать хорошей балериной, можешь стать даже и солисткой в каком-нибудь театре, но великой танцовщицей не станешь никогда, у тебя ограниченные способности».

— Как это он определил? — очень искренне возмутился Олег.

— Очень просто. Я тяну, например, ногу. Хорошо тяну, долго, правильно и, может, даже и красиво. Но выше того, чем тяну сейчас, я уж не смогу никогда, возможности мои ограничены природными данными. Или стою я на пуантах — правильно и надежно, но ровнее, чем сейчас, ногу поставить я уж не смогу никогда и ни за что. И я ушла из балета — не то, чтобы обиделась, просто подумала, что надо искать другое дело, где способности мои не ограничены. Сунулась вот в художественную гимнастику, пыталась даже в фигурное катание, но отовсюду меня вежливо попросили.

— Да как же это так? — уж вовсе возмущенно и даже воинственно, словно бы готовясь броситься на защиту несправедливо обиженной Виолетты воскликнул Олег. — Ведь из балета-то тебя не попросили, ты же сама ушла?

— Это потому, что балерины требуются всякие, а гимнасты и фигуристы (я имею в виду любительский спорт, а не ревю и цирк) нужны только выдающиеся, потому берут тех лишь, у кого есть перспективы стать самыми первыми.

Олег не нашел что возразить. Виолетта измученно присела на диван. Настоялась неопределенная, несколько даже тревожная тишина. Олег лихорадочно думал, как бы нарушить ее и восстановить с Виолеттой отношения доверия и простоты.

— Значит, ты зря столько лет занималась балетом? — спросил, чтобы хоть что-то спросить.

— Нет, не зря. По крайней мере, я понимаю его, чувствую, переживаю, вот как сегодня. — Улыбка обозначилась на ее лице. Она легко поднялась, подошла к Олегу и положила ему руки на плечи. — Знаешь, я один раз на спектакле в Большом театре так разревелась, что меня целых три ряда зрителей успокаивали.

И вспомнив тот приятный для себя момент, она мечтательно и радостно улыбнулась, словно желая и ему передать свое счастливое настроение. А он снова подумал, что хорошо все получилось: не будь в телевизоре Эсмеральды, как знать, по какому бы пути развивались вечером их отношения.

Затем они говорили о милых пустячках, весело ужинали тем, что купили в гостиничном буфете. Когда она начала убирать со стола, Олег, следя за движениями ее тонких, но сильных рук, вдруг неожиданно для самого себя заметил:

— Знаешь, ты очень похожа на Ленку, вернее — она на тебя…

— Что за Ленка?

— Есть такая девчонка на ипподроме, в конюшне Байрамова работает на должности «конмальчика», ведь «кондевочек» же нет.

— Я что-то не замечала ее…

— Она недавно поступила, потому что в Сашку Милашевского влюбилась по уши.

— «По уши»? — Виолетта замерла, настороженно и боязливо посмотрела на Олега.

— Да, прямо, как кошка, любит его, — отвечал Олег, а сам подумал: «Не зря ли я этот разговор затеял?»

— Ну что же, это хорошо, — обронила она, не объясняя, чем это так уж хорошо, но Олег понял, что некое чувство облегчения обрела Виолетта и порадовался за себя: «Нет, не зря я этот разговор затеял».

И потом еще не раз он думал с гордостью: «Молодец я, что и балет выдержал, и что про Ленку-«конмальчика» проговорился».

3

Утром, пока еще не нагрянули новые полчища туристов, совсем другими глазами взглянули они окрест себя.

Те же источенные водой и ветрами скалы, те же деревья, тот же хмельной чистоты воздух, тот же пик Недоступности на первом плане. Зато с какой радостью приметила сейчас Виолетта, что под столетними деревьями больше не видно прошлогодних прелых листьев, потому что вылезло на свет и укрепилось на рюмочных ножках несметное количество крокусов. Желтые, оранжевые, сиреневые, — Виолетта рада была своему открытию.

На самодеятельном базарчике смешливые карачаевки предлагали туристам свои поделки из шерсти мериносов. Виолетта было приценилась к пушистой вязаной кофточке, но Олег остановил ее:

— Погоди, не покупай, я сейчас. — И умчался куда-то.

Вернулся со свертком, возбужденный и радостный. Встал в позу циркового иллюзиониста, эффектно сбросил бумажную обертку, не сомневаясь в успехе фокуса.

— Нравится?

Виолетта сочла даже излишним отвечать — еще бы нет!

— Можно, я ее тебе подарю?

Опять она не нашлась, что сказать.

— В гостинице много иностранных туристов — австрийцев, шведов и разных прочих немцев. Вот я у них… Американская. Видишь — «Made in USA»? Не сомневайся, новенькая, в целлофане, не сомневайся, бери.

Она, понятное дело, ни в коем случае не приняла бы никакого подобного подарка, но… Всякий, а особенно всякая, поймет, как непросто отказаться от невиданной заморской кофточки — ярко и нарядно раскрашенной, легонькой, словно бы из воздуха сшитой. Виолетта немедленно надела ее на себя, и тотчас же возле нее споткнулась на ровном месте какая-то девушка.

Конечно, было бы самое разумное — отдать за кофточку деньги Олегу, но он ни за что не хотел называть цену. Обижался и огорчался даже.

— Я очень хочу сделать тебе подарок. А денег у меня полны карманы. Только на Дерби я получил в призах больше тысячи рублей.

Виолетта никак не отреагировала. Тогда, немного погодя, он предложил: