Александр Елисеев - В долине Иордана

Въ долинѣ Іордана 

I

Тихо все, не шелохнется вокругъ… И земля, и небо, и воздухъ словно сговорились между собой и заснули въ серебристой мглѣ, которая, какъ свѣтлая риза, одѣла весь міръ… Сдавленное крутыми мрачными скалами, заснуло и Мертвое Море, гудѣвшее и стонавшее весь день подъ порывами бури всколыхавшей его полукаменныя волны… Словно въ черной оправѣ вставленный алмазъ искрилось, играло, блистало и вновь замирало проклятое Богомъ и людьми море-озеро, покрывшее, по библейскому сказанію, Гоморру и Содомъ. Снопы луннаго сіянія серебрили набѣгавшія струйки, озаряли какимъ-то фантастическимъ свѣтомъ еще не вполнѣ улегшееся море и освѣщали будто отблескомъ зарницы изъѣденныя мрачныя скалы его береговъ. Для уха нечестивыхъ Франковъ, для чувства гяуровъ не просвѣщенныхъ ученіемъ Корана, холодный камень этихъ скалъ беззвученъ и нѣмъ, неподвиженъ и мертвъ, но для правовѣрнаго мусульманина онъ живетъ, чувствуетъ и говоритъ. Десять ушей, сто глазъ и тридцать три ума человѣческихъ можетъ вмѣстить въ себѣ тотъ на кого падетъ благословеніе Пророка, кого коснется архангелъ, принесшій съ небесъ великую Каабу, и къ кому отнесутся слова фетхи (молитвы): «смотри и увидишь, слушай и услышишь, внимай и уразумѣешь.» И если прикоснется ухомъ счастливецъ къ береговой скалѣ Бахръ-эль-Лута, {Такъ называютъ Арабы Мертвое Море.} если заглянетъ въ ея темныя трещины и ущелья и постарается проникнуть въ тайну ея — Вахіявъэл-ра сулъ (во имя Пророка) — его ухо, глазъ и сердце преисполнятся новымъ вѣдѣніемъ. Онъ услышитъ стоны и вопли погребенныхъ грѣшниковъ, увидитъ мрачныя тѣни ихъ, блуждающія въ ущельяхъ, и почувствуетъ въ сердцѣ своемъ желаніе молиться и рыдать. Уста его невольно зашепчутъ слова молитвы о согрѣшившихъ, изъ глазъ противъ воли польются горячія слезы, и рыданіе заглушитъ стоны грѣшниковъ и вопли потрясенной скалы… Аллахъ-ху-акбаръ (Богъ великъ).

Горячій арабскій конь твердо стукалъ копытами о полукаменистую почву Іорданской долины, порой высѣкая искры изъ крѣпкаго кремня, вылетавшія изъ-подъ ноги какъ рои веселыхъ свѣтляковъ, какъ отблески драгоцѣнныхъ камней. Три часа тому назадъ мы покинули знаменитую обитель Маръ-Саба, пріютившуюся на обрывѣ Кедрскаго потока, то орлиное гнѣздо православія которое вѣрнымъ стражемъ стоитъ у преддверія Богомъ выжженной страны. За ними чуднымъ амфитеатромъ вздымались горы Іудейскія, исполинскою волной вставшія вдоль морскаго берега; отъ плодоносной Яффско-Саронской долины онѣ, подобно морскому валу окаменѣвшему въ ту минуту какъ готовъ былъ ринуться на берегъ, подались крутымъ ребромъ и отлого спустились къ долинѣ Іордана. На самомъ гребнѣ этого каменнаго вала сталъ трижды благословенный Іерусалимъ, по склонамъ его облегла страна Евангельскихъ событій, а у подножія серебристою струйкой змѣится Іорданъ. Отъ тихаго озера Тиверіады, таящаго жизнь въ своей глубинѣ, онъ катитъ свои быстрыя струи туда гдѣ замираетъ всякая жизнь, гдѣ пресыщенныя солью воды не могутъ питать даже простѣйшаго существа. Живыя воды Іордана сливаются съ мертвыми водами озера Лота и послѣ нѣкоторой борьбы возлѣ устья замираютъ сами, выбрасывая на поверхность погибшихъ моллюсковъ и рыбъ. Нигдѣ въмірѣ земной рельефъ не представляетъ такого великаго пониженія, {Поверхность Мертваго Моря лежитъ почти на 3.000 футовъ ниже уровня океана.} ни въ одной точкѣ земной поверхности кора земли неосѣла такъ глубоко, и мрачныя скалы окружающія отовсюду Мертвое Море кажутся стѣнками гигантской каменной чаши наполненной водой лишь на самомъ днѣ. Удивительный самъ по себѣ географическій фактъ восточная фантазія украсила всѣми цвѣтами своего воображенія; окрестности Мертваго Моря и Іорданской долины дали обильную пищу сказаніямъ и легендамъ. Этихъ чудныхъ преданій, которыя только цвѣтистый языкъ Араба можетъ передать, заслушивается заѣзжій Европеецъ-туристъ.

Упоенный чудною ночью, убаюкиваемый разказами моего проводника, я мчался на своемъ конѣ прямо къ устью Іордана. Не чувствуя удилъ, словно инстинктивно, умное животное несло своего сѣдока туда, гдѣ серебрящіяся струйки воды набѣгали на солончаковый, матово-блестящій берегъ и разбиваясь на немъ покрывали его серебристою искрой. Подъ ногами коня скрипѣла солончаковая почва, порой издававшая брилліантовый отблескъ отъ вкрапленныхъ кристалликовъ соли, порой же сіявшая ровнымъ бѣлесоватымъ свѣтомъ мѣловой поверхности. Темная лазурь неба съ яркоблестящими звѣздочками, серебристое сіяніе колыхающейся воды и мрачныя краски каменныхъ громадъ, посеребренныхъ лишь по верхамъ, сочетавшись между собой, породили тотъ фантастическій колоритъ въ которомъ потонули и небо, и море, и земля. Еще полчаса, и мы у самаго берега моря. Мертвыя соленыя воды лижутъ копыта нашихъ лошадей, которыя пытаются наклониться къ жемчужной струйкѣ воды и утолить свою жажду. Какъ-то невольно я ринулся впередъ, и покорный конь, шумно взбивая искрящуюся воду, съ наслажденіемъ погрузился по самую грудь въ соленыя струи, обдавъ всадника тучей брызгъ, заблиставшихъ алмазами.

— Левара варакъ хавад жа (воротись назадъ, господинъ) раздался внезапно за мной голосъ Османа, моего каваса и проводника. Заслышавъ знакомый окрикъ, остановился мой конь, постоялъ мгновеніе и, взвившись на дыбы, однимъ-двумя прыжками очутился на берегу, унизанномъ кристаллами соли, разноцвѣтными бусами голышей и обломками сучковъ принесенныхъ моремъ и инкрустированныхъ его водами.

— Господинъ молодъ и горячъ, обратился ко мнѣ съ укоризной Османъ, — онъ не знаетъ что Бахръ-эль-Лутъ не выноситъ оскорбленій и губитъ тѣхъ кто пытается нанести ему обиду. Самъ великій Пророкъ не рѣшился бороться съ нимъ, потому что это не угодно Аллаху. Всемогущій заключилъ въ мертвыя воды Бахръ-эль-Лута тридцать три тысячи триста тридцать три прегрѣшенія, запретивъ имъ выходить снова на міръ; человѣкъ окунающійся въ морѣ проклятомъ Богомъ и людьми, добровольно идетъ на грѣхъ и искушаетъ Аллаха, черная грязь легко пристаетъ къ бѣлому одѣянію, черный грѣхъ еще легче можетъ омрачить самое чистое, свѣтлое сердце. Грѣхъ войдетъ въ тѣло и душу незамѣтно вмѣстѣ съ водой которая омываетъ тѣло, вмѣстѣ со вдыханіемъ пара проклятой, оскверненной грѣхами людскими воды. Видишь облачко что подымается налѣво у береговой скалы; то облачко грѣха, которое исходитъ изъ мрачной пещеры, выдыхаемое погребеннымъ отверженнымъ народомъ, идетъ разстилаясь по морю и заражаетъ своимъ ядомъ грудь каждаго подходящаго близко къ водѣ. Уйдемъ скорѣе отсюда, господинъ, чтобы намъ невольно не принять на себя частицу грѣха, чтобы не прогнѣвить Бога. Недалекъ теперь Эль-Шеріа (Іорданъ), чистыя воды котораго благословилъ самъ Иса (Іисусъ), великій пророкъ. Османъ не будетъ больше вдыхать паровъ оскверненнаго моря, когда можетъ дышать благоуханіями Эль-Гора {Такъ называютъ Арабы долину Іордана.}.