Прошу взлёт - Иван Павлович Кудинов Страница 10

— Вот лесу-то! — воскликнул Семен, не замечая, вероятно, того, что видел сейчас Женька: ни буйства красок, ни едва уловимого дыхания тайги.

— Да, да, — покивал головой, Крохмалев, — лесу тут море. Сгинуть в нем можно.

— Прошлое воскресенье мы тут гоняли маралушку…

— Так запрет же на них…

— Ха, запрет! Много тут запретов… — сказал Семен с явным намеком на что-то известное только им двоим, и Крохмалев опять торопливо и согласно покивал головой:

— Оно, конечно, запретов хоть отбавляй.

— Теперь левее держи, — приказал Семен. Машина зашуршала по траве, с хрустом ломались под колесами сучья, их становилось все больше, они лежали ворохами, и пришлось их объезжать. Семен привстал с сиденья и весь подался вперед, то и дело покрикивая:

— Левее, левее… Да левее же, дьявол!.. В яму угодишь.

Абориген крутил баранку молча и остервенело, машина вздрагивала, подпрыгивала, и при каждом толчке в металлическом ее нутре что-то подозрительно булькало и громыхало.

— Стоп! Приехали!

Семен толкнул дверцу и вывалился наружу. Женька тоже вышел и задохнулся — так вольно, свежо, покойно было вокруг. Не хватало легких, чтобы вобрать в себя разом всю эту чистоту и свежесть воздуха, пронизанного острыми запахами леса, какихто трав, причудливо сплетавшихся и не успевших еще просохнуть, волгло и мягко стелившихся над землей. А от самой земли, устланной прошлогодними листьями и слежавшейся хвоей, исходил спиртовой запах, и он слегка кружил голову… Женька расстегнул ворот рубахи и привалился спиной к шероховатому стволу лиственницы. Сухая кора шелушилась и опадала к его ногам. Чуть поодаль, в траве, едва приметно желтели бревна. Они лежали рядышком, одно к одному, ровные и прямые, с уже захолодевшими подтеками смолы. Семен сел на одно из них, достал папиросы, пошарил по карманам и вытащил коробок. Тряхнул — есть спички. И лицо у него при этом было какое-то закаменевшее, без выражения. Абориген взял из его рук папиросу, опустился рядом, и они жадно и торопливо задымили. Женьку они не замечали, как будто его и не было рядом с ними.

— Заберем все? — спросил Семен. — Многовато. Попробуем. Хороши сутунки! Куда ты их сплавляешь-то?

Семен неопределенно махнул рукой, закашлялся, глубоко затянувшись, и постучал себе по груди:

— Вот бес… аж слезы из глаз!.. Сплавляю, говоришь, куда?.. — глянул коротко, недоверчиво и отвернулся. — А это уж мое дело. Лес нынче в ходу. Ну, пошли!..

Крохмалев встал и отбросил в сторону окурок. Семен опасливо покосился на него:

— Спалишь, тайгу-то.

Крохмалев зачем-то потрогал комель бревна, скинул пиджак, и поплевал на ладони.

— Эй, паря! — сказал Семен, поглядывая на Женьку исподлобья. — Давай-ка разомнемся…

Открыли задний борт и один боковой, положили два крепких сосновых стяжка, и Крохмалев скомандовал: «Взяли!» Он упирался в один конец бревна, а Семен и Женька накатывали с другой стороны. Бревно чуть сдвинулось с места, подмяв под себя хрусткие и сочные стебли бадана. Смола клеилась к рукам.

— Еще взя-яли! — яростно выдыхал Крохмалев. — Раз-два… взяли!..

Бревно туго подавалось. Ладони ошпаренно горели, но Женька не обращал на это внимания. Рядом сопел, покряхтывая, Семен.

— Ну, что ж вы… мать вашу!.. — выругался абориген. — Налегайте как следует. Разом, разом налегайте. Ну! Взяли!

«Сколько же весу в этом бревне?» — подумал Женька, нащупывая ногами опору. Пошло помаленьку, подалось. Еще разом!.. «Наверняка полтонны…» Вот эта работка так работка! Они упирались изо всех сил, лица их побагровели, рубахи сразу же взмокли и неприятно липли к телу. Хоп! Бревно грохнулось в кузов и откатилось к борту.

— Эх вы, слабаки! — сказал абориген.

— Тяжелая, стерва! — оправдывался Семен, струйки пота стекали у него со лба, он облизывал пересохшие губы и шумно, сипло дышал.

Вид у него был жалкий, загнанный. Несладко, видно, такому хилому ворочать тяжести. Женька перешагнул через бревно, наклонился над ним и снизу весело, вызывающе посмотрел на Крохмалева:

— Взяли?

— Смотри, не надорвись, — предупредил тот. — Кому отвечать-то?..

Но Женька уже подхватил бревно, напружинив ноги, и каждая жилка в нем напряглась, натянулась предельно, будто таившаяся до поры где-то внутри сила вдруг проступила и расплескалась по всему его телу. И Женька ощутил прилив внезапной радости от сознания собственной силы, от того, что эта сила принадлежит ему и он может ею распоряжаться, как захочет. Семен молча и с интересом следил за ним и словно бы подзадоривал: а ну-ка, покажи, на что ты способен, покажи! Женька рывком толкнул бревно, подхватил обеими руками и покатил — пошло, пошло, пошло!.. Семен тоже пристроился посередине, но они и без него бы справились. Второе бревно показалось легче, а третье и вовсе само катилось… Крохмалев даже командовать перестал. Работали молча, споро. И все же последние бревна снова потяжелели, будто свинцом налились. Пришлось повозиться.

Когда погрузку закончили, Крохмалев подошел к Женьке и поощрительно похлопал его по плечу:

— А что? Ничего!.. Сила в тебе есть. Сноровки маловато. Напарник из тебя добрый… — польстил он. Семен сидел прямо на траве, побабьи вытянув ноги, лицо у него было в грязных потеках, мокрые волосы выбились, из-под кепки. Досталась ему эта погрузка.

— Первобытная работка, — сказал он. — Нажал кнопку — и спина мокрая!

— А ты как думал? — презрительно усмехнулся Крохмалев. — Легкая бывает музыка. И то только, когда ее слушаешь.

— А ты ее слушаешь? Нет? Чего же тогда? Ну и распустил нервы, ужас… — сказал Семен и встал. — Психом так можно стать. Намотало тебя, брат, видно…

— Ладно, без сочувствия… Обойдусь.

— Ну, обходись…

Они пошли к машине на почтительном расстоянии друг от друга.

— Вот здесь! — сказал вдруг Семен и остановился, и в глазах у него мелькнуло что-то горячее, затаенное. — Вот здесь мы ее прижучили, маралуху… Медвежьим зарядом. Наповал.

Крохмалев рванул на себя дверцу:

— Поехали, поехали, хватит рассусоливать!

— Женька подремывал в нагретой кабине, и по телу его горячо растекалась усталость. Спина побаливала, но боль не доставляла ему мучений, а скорее наоборот, приятно было, расслабившись, ощущать, как ноют руки, плечи, поясница, будто тонюсенькими иголочками покалывает кожу… Приятно было еще и от того что, он сознавал себя человеком, славно и крепко поработавшим. Голова слегка кружилась, наверное, от поездки, от массы впечатлений, нахлынувших разом, а может, от чистейшего воздуха, которым он дышал целый день. Семен вкрадчиво, вполголоса о чем-то говорил с аборигеном:

— Слыхал, за Чинеком леспромхоз новый открыли?.. Ученые понаехали…

— Ну?

— Шастают по тайге. Хозяева… Медведь тут хозяин!

— Обижают, что ли?

— Кого? Кого обижать-то? — вздыбился Семен. — Меня обидеть нельзя, я сам кого хошь обижу…

— Зачем же так? — примиряюще сказал Крохмалев. — Тайга большая, места в ней хватит всем — и