Григорий Градовский - Война в Малой Азии в 1877 году: очерки очевидца. Страница 12

Ночь была холодная. Почти не раздеваясь, расположился я на чужой походной постели, прикрывшись пледом и буркой и не снимая фуражки. Напротив меня лежал мой хозяин, также тщательно укутанный и в турецкой феске на голове. Феска эта была взята под Ардаганом и служила теперь отличным ночным колпаком.

Так благополучно окончился мой первый день в лагере…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Военно-полевые управления

В главных силах действующего корпуса, которые образовались по соединении под Карсом ахалцыхского и александропольского отрядов, помещались и все военно-полевые управления.

Прежде всего, заслуживает внимания полевая почта. Она занимает две киргизские войлочные палатки. Одна из них предназначается для денежной и страховой корреспонденции, а другая для простой. Чаще всего, конечно, приходилось посещать палатку, предназначенную для простой корреспонденции. Помнится мне хорошо стоявший поперек ее длинный, некрашеный стол и вечно занятый около этого стола молодой почтовый чиновник, всегда терпеливый, всегда вежливый и, главное, добрый. Исполняя эту обязанность, нетрудно сделаться злым, раздражительным. По целым дням вас спрашивают, вас тормошат; каждый день приходится разобрать сотни, если не тысячи писем, газет, прочесть бесчисленное число адресов. Письма, газеты, посылки раскладывались на столе пачками, по отдельным частям войск и управлениям; внизу, на войлоке, лежит в бесформенной куче еще не разобранная корреспонденция или назначенная к отправлению. Каждая часть присылает на почту, по мере возможности, своего доверенного и получает все ей адресованное. Отдельные лица, не принадлежащие ни к каким частям, должны были сами являться на почту и справляться, нет ли на их имя писем и газет. Около 12 часов, обыкновенно, раздавался колокольчик тройки, привезшей почту из Апександрополя. Этого колокольчика всегда с нетерпением ждали в лагере и, как только заслышится он, к почте спешат многие лица, чтоб присутствовать при вскрытии почтовой сумки и поскорее получить свежий номер газеты или справиться, нет ли давно жданного письма. Видя радостные лица получивших письма или разочарование других, услышавших печальное «нет», замечая, как жадно читаются газеты, можно наглядно убедиться в той неразрывной нравственной связи, какая существует между армией и народом, из которого она вышла. Кто сам не получил письмо, тот довольствуется, по крайней мере, если приятель его был счастливее. Сколько раз случалось мне отыскать на почте и принести знакомому только что пришедшее на его имя письмо, и сколько раз та же услуга оказывалась мне! Нередко приходится слышать подобные разговоры:

— Ну что? Получили?

— Нет... Не знаю, что и думать!...

— Да письма часто теряются... Завтра, верно, получите.

— Вам есть письмо! — слышится в другом месте.

— Не может быть!

— Право, NN взял вам передать.

В тот момент, когда в лагерь приходит почта, в заброшенной на чужбину армии чувствуется, что дорогая родина не забыла ее, что она мысленно живет ее жизнью, следит за каждым ее шагом, торжествует при ее успехах и соболезнует в неудачах. Благодаря телеграфу, газетам и письмам поддерживается в армии тот народный дух, без которого армия превращается в мертвый организм, в случайный сброд людей, не знающих, за что и зачем их ведут на бой. Мне случилось ознакомиться, конечно добросовестным путем, с содержанием нескольких писем, полученных солдатами от их родственников или сослуживцев. В каждом письме, вместе с благословением «на веки нерушимым» и с бесконечными поклонами, непременно содержится какая-нибудь гражданская, патриотическая нотка. Родители пишут, что они молят Бога о сохранении любезного сына и уверены, что он порадует царя и, послужив честно, вернется здрав и невредим. Сослуживец сожалеет, что он еще не в походе, когда приятель «доблестно сражается», и надеется, что и до них дойдет черед. Редко какое письмо на имя солдата не приходит без денег. Кто получит рубль, кто два, три, даже до десяти. Эти небольшие суммы, обыкновенно, составляются в складчину от всех родственников. «Родители ваши (говорится, например, в письме), Спиридон Кузьмич и Аграфена Ивановна шлют вам свое родительское благословение, усердный поклон и 25 копеек деньгами; супруга ваша Марья Петровна нижайший поклон и 50 копеек деньгами, братец ваш...» и т.д. Родители, обыкновенно, шлют большую сумму, нежели другие родственники, а жена — больше, нежели родители. Таким образом и составляется рубль, два и более. Солдаты, в свою очередь, почти всегда посылают домой подарки.

Полученные в лагере письма составляют достояние не только тех лиц, кому они адресованы, но и многих других. Интересные вести передаются друзьям, знакомым. Все это показывает, какое важное значение для армии имеет правильное устройство полевой почты.

К сожалению, нельзя не сказать, что в доставке писем, приходящих на имя солдат, происходят часто большие замедления. Вместо того, чтоб денежное письмо отправить прямо в полк или в ту часть, где служит получатель, полевая почта, точно так же, как и наша, мирная и туго реформируемая почта, посылает повестку и ждет, чтоб за письмом явилось доверенное от полка лицо. Обязанность эта лежит, обыкновенно, на казначее, который не может отлучаться часто за каждым рублем, тем более, если часть расположена за десять, иногда и более верст.... Поэтому иногда по месяцам и более солдатские письма валяются на почте и накопляется их такая масса, что и получить затруднительно. Все это усложняется еще бесконечными доверенностями, свидетельствами, расписками. Сколько раз случалось, что пролежавшее слишком долго письмо не заставало уже получателя в живых, или раненый, больной, он поступил в госпиталь и увезен куда-нибудь, где и отыскать его трудно. Очень вероятно, что полевая почта могла бы упростить те порядки в доставке денежной и страховой корреспонденции, которые и в мирное время всех стесняют без видимой надобности. Прямая обязанность придумать удобнейшие для этого способы лежит, конечно, на заведующем полевой почтой. Таким лицом на малоазиатском театре войны является статский советник Городенский; но он, к сожалению, более всего придумывал способы получения чина действительного статского советника и какого-нибудь ордена с мечами. Занятие, конечно, ничего худого не представляющее и, как видно, даже способствующее процветанию здоровья: г-н Городенский, как я имел удовольствие заметить, видимо растолстел к концу лета, точно так же, как и его белая лошадь; все это, без сомнения, благодаря «неусыпным заботам и неутомимым трудам». Отправляется почта из лагеря, за весьма редкими исключениями, также каждый день, обыкновенно в 9— 10 часов утра. Денежную или страховую корреспонденции нужно было сдавать накануне, часов до 2-х дня; простые же письма бросаются в большой почтовый ящик, поставленный у входа в палатку, или передаются почтовому чиновнику для наложения штемпеля «Полевая почта»; прием продолжался часов до 10—11 часов вечера. Возле почты я всегда замечал большие кожаные чемоданы, наполненные посылками. В известные часы дня чемоданы эти раскрывались, и получатели могли являться за своими посылками. Но, странное дело, число нерозданных посылок все увеличивалось и увеличивалось; вероятно, и тут какие-нибудь излишние формальности. Около почты всегда находился караул. Свои письма, обыкновенно, я отправлял простыми, и ни одного из них не пропало. Раз только бесследно исчезло письмо, отправленное на почту через нарочного с Саганлуга; но говорили потом, что нарочный этот был перехвачен турками. Зато в получении адресованной на мое имя корреспонденции случались неисправности: первое денежное письмо попало в мои руки только через месяц по отправлении его из Петербурга; посылаемую же на мое имя газету не удалось получить и вовсе.