Софи Ворисгофер - Команда «Наутилуса» Страница 13

Близорукий безумец! Ты забыл свою собственную кожу. Отныне ты ежеминутно будешь вспоминать, что значит оскорбить Великого Духа. Иди, “кра-кра” вечно будет преследовать твое племя».

– Так и случилось, – закончил старик. – Народ мой с тех пор испытывает на себе гнев Великого Духа, и накожные болезни не покидают наших детей.

Испанец слово в слово перевел речь старика и потом прибавил:

– Этой легенде верят все мужчины, женщины и дети, так как все они страдают экземой, которая вместе с гвинейским червем тяготеет над бедным народом… Вот, посмотрите на его руку, в ней тоже гнездится этот червь.

Дикарь поднял руку. Гольм принялся осматривать то место, где была привязана палочка. Сняв нечто вроде пластыря из смятых листьев, он увидел небольшую опухоль. Ярко-красная глиста, толщиной в нитку, частью обвивалась около палочки, частью еще оставалась в тканях руки.

– Гвинейский червь, – пояснил переводчик, – встречается только на Золотом берегу на материке и здесь, то есть как раз в самых нездоровых местностях. Он производит воспаление, если попадет в тело. Проникнув в кожу в виде незаметного для глаза зародыша, этот паразит разрастается в тканях человека и причиняет невыносимую боль.

– А значит этот старик посредством палочки постепенно вытаскивает глисту, чтобы она не оборвалась, – сказал доктор.

– Да, и если бы вы знали, как медленно этот червяк вытаскивается, – продолжал проводник. – Пожалуй, не больше половинки сантиметра в сутки. Пройдет несколько месяцев, прежде чем он выйдет весь из тела.

Во время разговора к старику присоединилось еще несколько туземцев с такими же сплетенными из ветвей громоздкими прическами, но без следов одежды. На теле каждого из них виднелись признаки страшной болезни «кра-кра».

– Пойдемте, – сказал доктор. – Незачем оставаться здесь так долго.

Дав кое-что туземцам в обмен за несколько шпилек и шариков, путешественники покинули этот цветущий уголок, где влачили самое жалкое существование аниасы. Все были рады, когда снова очутилась на палубе «Наутилуса» и решили даже не высаживаться на острове Принчипе, который, по словам капитана, ничем не отличался от Фернандо-По.

Запасшись водой и провизией, пароход изменил курс и пошел по направлению к Капштадту. Дорогой матросы поймали акулу, что, конечно, доставило большое удовольствие молодежи. Эта хищная рыба долгое время плыла за судном, то скрываясь в волнах, то опять появляясь на поверхности.

Наконец, по просьбе мальчиков, капитан приказал бросить акуле приманку – большой кусок сала, насаженный на прочный крюк. Крюк был прикреплен к цепи с надежным канатом.

Старик Витт принес большой кол, а матросы столпились на палубе, с нетерпением ожидая, когда акула схватит добычу. Однако та долго не решалась схватить лакомый кусочек и только посматривала на него. Повар приготовил большую лоханку и широкий нож, доктор потирал руки от удовольствия, заранее уже наслаждаясь видом препарированной головы акулы, которую он предназначал для музея.

– Желудок я сам вскрою, – говорил он, – я заранее выговариваю себе это право. Может быть, в нем окажутся глисты какой-нибудь особой породы.

– Еще зверя не поймали, а уж шкуру делите, доктор, – засмеялся капитан.

– О, ничего это не значит. Мы ее поймаем.

Однако это удалось далеко не сразу. Акула, хотя и подплывала близко к приманке, но не брала ее. Франц предлагал попытаться застрелить акулу, если уж ее никак не поймаешь. Тогда штурман подошел к канату и начал тянуть его вверх. Это помогло делу: видя, что добыча удаляется, акула бросилась к ней, проглотила сало и нырнула с такой силой, что судно закачалось.

Сильные руки налегли на канат, рыба забилась в воде, брызги полетели во все стороны. Вот из-за борта показалась голова, а вслед затем и все тело акулы, отчаянно колотившей хвостом о палубу. Два матроса ловко всадили кол в пасть рыбы и через несколько минут она притихла. Гольм отрубил ей голову – он сгорал желанием поскорей отпрепарировать ее. Повар вырезал из спины большой кусок мяса, матросы принялись снимать шкуру. После этого с помощью других Гольм вскрыл желудок и кишки акулы. В желудке оказалось множество рыб и раков, видимо, еще недавно проглоченных прожорливым хищником.

На другой день за обедом появилось жаркое из мяса акулы. Никому это жаркое не понравилось, так как мясо было жестко и сильно пахло рыбьим жиром. Зато голова оказалась отлично разваренной, и повар получил вполне заслуженные похвалы. Доктор тотчас же занялся черепом.

Проходил день за днем. «Наутилус» прибыл в Капштадт. Истратив один день на осмотр города и его окрестностей, путешественники запаслись подарками для начальников готтентотских племен и, наняв лошадей с несколькими проводниками, отправились в глубь страны.

Окружающие Капштадт горы замечательны странными очертаниями трех отдельных вершин. Одна из них длинная, довольно отлогая, с углублением посредине и с возвышенностями на концах. Другая – высокая, ровная и одинаковой ширины как у подошвы, так и на вершине. К этой горе прислонилась третья, вся в рытвинах и сплошь заросшая зеленью.

Все три горы имеют особые названия – Столовая гора, Львиная гора и Чортов пик. Из них особенно известна Столовая, названная так потому, что ее плоская вершина несколько похожа на стол. Больше же эта гора напоминает сундук.

Говорят, что Львиная гора похожа на спящего льва и, правда, она несколько напоминает какое-то лежащее животное. Когда Столовая покрывается облаками, то местные жители говорят, что «стол покрыли скатертью». Но стоит только облачку появиться на вершине Львиной горы, – и тотчас же все суда в гавани начинают готовиться к шторму. Вот какое важное значение может иметь – где появилось облако!

Местность за Капштадтом совсем не дикая. В первые дни своей поездки наши натуралисты беспрестанно встречали опрятные поселения, фермы и поместья. Здесь не видно было и хищных зверей, не было густого леса. Скоро обработанные поля уступили место обширным песчаным равнинам, кое-где покрытым низкорослыми кустарниками. Далее же потянулись однообразные луговые пространства – прерии, местами лишь украшенные цветущей геранью. По берегам немногочисленных речек росли олеандры и роскошно цвели разные степные растения. Растения Капской земли так разнообразны и многочисленны, что перечислить их здесь нет никакой возможности.

По мере удаления в глубь страны начали попадаться алоэ с их фантастическими цветами. Встречались стада антилоп, зебры, тушканчики. Ночью во время привала засверкали в темноте глаза гиен. Трусливые животные не решались подойти близко к месту стоянки и лишь издали, из-за кустов, оглашали местность своим хриплым неприятным лаем.

Ночью стало так холодно, что пришлось кутаться в шерстяные одеяла. На утро мальчики с нетерпением дожидались восхода солнца, чтобы поскорее продолжать путь, так как, по словам проводника, невдалеке должен был находиться первый крааль (поселок) готтентотов.

– А что, у этого племени есть свой король? – поинтересовался Франц.

– Да, его зовут Маземба. Он занимает самую большую хижину в краале, у него много жен. Он стар и болезненен, так что не может ни пасти свои стада, ни ходить на охоту.

– Что же он делает? – допытывался Франц. – Есть у него дети?

Проводник, сам принадлежавший к готтентотам, утвердительно кивнул головой и продолжал:

– У нас взрослые дети не остаются в хижинах своих отцов, а идут в рабочие к белым людям, иногда же и сами делаются хозяевами. Кругом Капштадта есть несколько готтентотов, которые занимаются скотоводством или имеют сыроварни. Ничто не заставит их возвратиться в леса к своим отцам.

– Взгляните! – воскликнул Гольм. – Там вдали виднеется крааль. Это, конечно, и есть местопребывание его величества Мазембы, короля готтентотского, страдающего, по всей вероятности, водянкой.

– Печальна участь этого старика, – заметил Больтен.

– А почему ты думаешь, что у него водянка? – спросил Франц.

– Эта болезнь – неизбежная участь каждого повелителя дикарей, всю жизнь проводящего в сырой землянке, почти в подземных пещерах, и до того ленивого, что иногда жены кормят его из своих рук, – отвечал Гольм. – Для такого человека нет никакой деятельности – ни умственной, ни физической. Он ест, пьет, спит, наказывает своих подчиненных и… опять спит. Все это до тех пор, пока болезнь и преждевременная старость не положат конец его бесполезному существованию. Ты это сам увидишь, особенно на плодородных островах южных морей. Там почти все старики страдают той или иной болезнью – следствие их малоподвижной жизни.

Проводник протянул руку.

– Смотрите – вот крааль Мазембы! – крикнул он, указывая на рассыпанные по склону горы землянки. – Здесь я родился, но мои родители живут теперь со мной в городе. Крааль этот очень богат, в нем есть даже источник свежей воды!