Милош Главса - Спящий пробуждается Страница 16

— Тогда люди будут ходить к моей гробнице. Весь мир будет скорбеть о моей кончине. И аллах — если он пожелает — даст мне новую жизнь. Я снова буду самым знаменитым писцом в Тильгемпте.

— А ты действительно убежден, что ты самый ученый человек под солнцем?

— Как же иначе? Ведь я читал коран и могу назвать семь небес. Ведь я знаю, что Москва самый большой город в великой Билад Франсия, а инглизи — это большое племя, которое живет на острове, называемом Лондон. Они не знают тайны огня и поэтому питаются сырым мясом «биф-т-ек».

— Ты действительно мудрый и образованный человек. Но теперь-то ты продашь нам что-нибудь съестное?

— К еде я не имею никакого отношения. Что значит голод тела по сравнению с голодом души? Удовлетвори сначала голод своей души, чужеземец. Если ты дашь мне кхем-смиа феранк — пятьсот франков, я напишу письмо той, что является зарей твоей жизни и цветком лотоса…

Дерзость этих людей не имела границ.

Мошенники? Или же безвредные сумасшедшие, на которых мы случайно натолкнулись?

Но и они занимают свое место среди наших встреч в Сахаре.

Звезды над Беррианом

Пустынные, безлюдные просторы Юга!

Над нами бездонное, бесконечное зеленовато-прозрачное небо.

Вы знаете, что значит, когда человек боится своего голоса?

А вокруг нет ничего, кроме песка. Безводная смерть. Пустыня. Эс-Сохра. Но она совсем не однообразна, эта Сахара, наносящая горы песка здесь, под Беррианом. Однообразие там, где нет перемен. Здесь же отсутствие перемен только кажущееся. В каждой песчинке бурлит жизнь. Именно сейчас, при магическом лунном свете, на песчаных склонах возникает удивительная игра света и тени. То же самое и с жизнью этой страны: благодаря сохранившемуся древнейшему общественному устройству возникает игра острейших противоречий. Это сказочные богатства и язвы завшивленных нищих; погоня за всевозможными наслаждениями и муки самобичевания; безумие фальшивых пророков и ложные пророчества безумцев.

И под кажущимся неподвижным покрывалом ночи можно обнаружить жизнь.

Две ящерицы scinus с большой головой и удивленными глазами мелькнули в свете автомобильных фар. Они сразу же нырнули в песок. Вероятно, рев нашего мотора прервал их любовную игру.

Мы жалеем, что нарушили их уединение. Но попробуй убедить ящерицу, что ты неопасен ей, когда она видит перед собой венец творения — человека!

Доля секунды — и от них не осталось и следа. И снова царит ужасающая тишина, воплощенная в таинственности песков.

А освещенное луной небо над головой?

Как удивителен свет, сияющий над южными просторами Сахары!

Бесчисленные кристаллы искрятся над головой дрожащим блеском, то розовым, то голубоватым, то фиолетовым! Кажется, что до них можно дотянуться рукой. Все небо светится. Темно-синий ультрамарин, разбавленный молоком.

Час ночи, а кругом — фонтаны света!

Миллионы светящихся точек на расстоянии вытянутой руки, и все то же давящее душу одиночество!

Неподвижность пустыни, и в то же время — бурлящая жизнь в каждой песчинке!

Звездное небо над Беррианом… Именно здесь, в этих пустынных просторах, и в такую ночь могло возникнуть учение о том, что надо всем бодрствует закон Вечных Дорог!

Все религии, все теософии возникли скорее всего в пустыне. Во всяком случае те, основой которых являются отрешение от материального и созерцание, от Будды и до Иисуса, не исключая ислама.

Финикийский Эшнунна, римский Юпитер и мусульманский аллах — не кажется ли, что это по существу одна и та же Сила, которая всегда обретает язык и подобие тех, к которым она является? Здесь, под звездным небом Бер-риана, предаются созерцанию простые кочевники. Поэтому их аллах никогда не будет богом из Микеланджеловой Сикстинской капеллы. Их аллах имеет подобие кочевника, по окончании дневного пути прислушивающегося к шепоту песка и звезд. Аллах Сахары не имеет ничего общего с внешностью семитского Ваала или еврейского Иеговы, которые преследуют людей эпидемиями, катаклизмами и огненными дождями. Его лицо иссушено солнцем и полно добросердечной простоты, как лицо старика из оазиса М’Зила. Это лицо бога, который является не пугающим господом толп, а водителем караванов, дарителем тени, покровителем колодцев, дающим убежище при песчаной буре.

Только этот бог, звезды и пустыня…

Что говорит о пустыне Абул Фида в «Жизни Пророка»?

«Благословенно одиночество пустыни. Той, чья величественная простота является ароматом розы для носа верующего, очищенной от всего суетного и неизменной из века в век. Святыня всех святых, безмерная, бесконечная, ограниченная лишь ожерельем звезд. И каждая мельчайшая твоя песчинка, пустыня, восхваляет всемилостивого, которому будет принадлежать день суда».

Но именно здесь, в пустыне, возникли и теории, ослабившие волю человека и предоставившие его произволу кисмета — книги, в которой будто бы предугадано все.

Ничего не поделаешь. Так написано в Книге.

Ислам богат теориями о том, что воля человека ничто и что все подчинено Судьбе.

Вот что пишет, к примеру, бусаадский шейх Слиман в своей книге «L’Orient vu de l’Occident»[8]:

«Бессмысленно сопротивляться судьбе. Разве принесет розе пользу сопротивление тому, чтобы ее лепестки опадали? Лепестки, вчера еще розовые, сегодня увянут и завтра опадут. Одинаковые пути жизни предопределены и для цветка, и для человека».

Так ли это?

Не нуждается ли подобная философия бессилия и самоуничижения в оживлении философией действия?

Несомненно, когда-нибудь это произойдет. Будет это в году 2…, когда огромные атомные землечерпалки, скреперы и культиваторы появятся в безлюдных просторах Юга.

Именно здесь, под Беррианом.

Белые и красные шарики

— А я вам говорю, что торговля это торговля. Вы мне ваши предвыборные лозунги здесь не наклеивайте. Все равно никто из вас не умеет читать. Убирайтесь!

Мсье Гузэ, почтенный купец из Берриана, разгорячился так, что его кабаний затылок от волнения покрылся потом. Двое подростков алжирцев схватили сверток с листовками и, страшась слов мсье Гузэ, поспешили оставить поле битвы.

— Жалкие бродяги, — никак не мог успокоиться купец, — они еще лезут в мою лавку со своей политикой!

Мсье Гузэ из тех французов, которые убеждены, что кинофильмы и политика абсолютно противопоказаны алжирцам. У него есть лавка, где он продает патентованные кастрюли и спиртовые горелки по бесконкурентным ценам. К алжирской проблеме он относится «с позиции силы». В интересах «самих туземцев» и в интересах своих горелок и патентованных кастрюль.