Жюль Верн - Двадцать тысяч лье под водой (без указания переводчика) Страница 17

Эта перспектива казалась мне тем более тягостной, что я чувствовал сильное и какое-то особенное давление в груди. Мне становилось трудно дышать, легким не хватало свежего воздуха. Хотя каюта и была достаточно просторна, но, очевидно, мы успели поглотить значительную часть кислорода, заключавшегося в воздухе. И действительно, каждый человек расходует в течение одного дня весь кислород, заключающийся в ста литрах воздуха, заменяя его углекислотой, и воздух, понятно, становится негодным для дыхания.

Необходимо было возобновить свежий воздух в нашей каюте и, по всей вероятности, во всех внутренних помещениях подводного судна.

Здесь возник вопрос: как поступает в этом случае капитан этого подводного плавучего жилища? Хранит ли он запас воздуха в каких-либо химических соединениях, выделяя нагреванием кислород из хлористого калия и поглощая углекислоту через едкий калий? В этом случае он должен иметь сообщение с материком, чтобы добывать необходимые вещества для такой операции. Быть может, он ограничивался тем, что сохранял запас воздуха под высоким давлением в особых резервуарах и отсюда расходовал его по мере надобности для своего экипажа? И это возможно. Или, что было легче, дешевле, а следовательно, и более вероятно, он подымался дышать на поверхность воды, как это практикуют киты, и возобновлял свой атмосферный запас через каждые двадцать четыре часа? Но, как бы там ни было, какого бы метода он ни держался, мне казалось необходимым восстановить запас воздуха.

Действительно, я уже вынужден был учащать дыхание, чтобы втягивать в себя остатки кислорода, как внезапно меня освежил приток свежего воздуха, пропитанного соляными испарениями.

Я широко раскрыл рот, и мои легкие почувствовали облегчение. Железное чудовище, очевидно, поднялось на поверхность океана, чтобы, по примеру кита, запастись воздухом. Таким образом, мне стал известен способ вентиляции подобного судна.

Когда я вдохнул полной грудью этот чистый воздух, я стал отыскивать отверстие, если можно так выразиться, воздухопроизводителя, и вскоре его нашел. Над дверью оказалось отверстие, пропускавшее струю свежего воздуха, восстанавливающего обедневшую кислородом атмосферу нашей кельи.

Я продолжал наблюдать. Нед, как и Консель, почти одновременно проснулись под влиянием оживляющего воздушного потока. Протерев глаза и раз-другой потянувшись, они быстро вскочили на ноги.

— Хорошо ли спал господин? — спросил меня Консель с обычной своей вежливостью.

— Прекрасно, мой милый, — ответил я. — А вы, Нед Ленд?

— Как убитый, господин профессор. Однако, если я не ошибаюсь, чувствуется свежий морской ветерок.

Моряк не мог в таких случаях ошибаться, и я рассказал канадцу, что произошло в то время, пока он спал.

— Хорошо! — сказал он. — Вот и объяснение тому рычанию, которое мы слышали, когда этот претендент на нарвала находился в виду «Авраама Линкольна».

— Да, вы правы, Ленд, это он дышал.

— Однако, господин Аронакс, я не имею ни малейшего представления о том, который мог бы быть теперь час, даже если это обеденный?

— Обеденный? Скажите лучше час завтрака, так как теперь, наверное, раннее утро.

— Я думаю, — заметил Консель, — что мы проспали не менее двадцати четырех часов.

— Я не возражаю, — заявил Нед Ленд. — Наступил ли час завтрака или обеда — это безразлично, во всяком случае, слуга будет желанный посетитель, если принесет то или другое.

— То и другое! — поправил Консель.

— Вы справедливо говорите, — согласился канадец. — Пробыв сутки без пищи, мы имеем на это право, и я готов сразу позавтракать и пообедать.

— Будем терпеливы, Нед, — сказал я. — Очевидно, эти незнакомцы не допустят, чтобы мы умерли с голоду, иначе они не прислали бы нам вчерашнего обеда.

— Пожалуй, нас будут откармливать! — сказал Нед Ленд.

— Я протестую, — возразил я. — Мы попали не к людоедам.

— Кто их знает, — возразил серьезно канадец, — может быть, они давно не ели свежего мяса, и в таком случае трое таких совершенно здоровых и хорошо сложенных людей, как господин профессор, его слуга и я…

— Бросьте эти мысли, Ленд, — ответил я гарпунщику, — и не старайтесь восстанавливать себя против наших хозяев, что может привести, во всяком случае, не к улучшению нашего положения.

— Во всяком случае, я чертовски голоден! — воскликнул гарпунщик. — А ни обед, ни завтрак не показывается.

— Любезный Нед, — возразил я, — нам надо подчиниться заведенному на судне порядку. Наш желудок опередил здешние часы. Повторяю еще раз, будем ждать, обсудим данные обстоятельства и не будем ничего предпринимать, потому что иначе и не можем сделать.

— Напротив, господин профессор, — возразил Ленд, который оставался при своем мнении, — надо что-нибудь предпринять.

— Что же, Ленд?

— Чтобы спастись…

— Бежать из надземной тюрьмы очень трудно, а бежать из подводной тюрьмы невозможно.

— Ну, друг Ленд, — спросил Консель, — может кое-что сказать? Я никогда не поверю, чтобы у американца не хватило в этих случаях ресурсов.

Однако гарпунщик оказался в затруднении и потому промолчал. Бегство при тех условиях, в каких мы находились, было абсолютно невозможно. Но ведь канадец наполовину француз, и Консель мог это видеть из его ответа.

— Таким образом, господин Аронакс, — ответил он после нескольких минут размышления, — вы не можете угадать, что должны делать люди, которые не имеют возможности освободиться из тюрьмы?

— Нет, мой друг!

— А это очень просто, они должны устроиться в ней по возможности комфортабельнее. Но прежде всего надо вышвырнуть вон сторожей, — сказал Нед Ленд.

— Как, Нед? Вы серьезно думаете захватить судно?

— Совершенно серьезно, — ответил канадец.

— Это немыслимо.

— Почему же? Могут представиться благоприятные случаи, и я не вижу причины ими не воспользоваться. Если их на этом судне не более двадцати человек, они не заставят отступить двух французов и одного канадца, так я полагаю.

Лучше было принять предложение гарпунщика, чем продолжать с ним спор. И я ему ответил так:

— Будем ожидать благоприятных обстоятельств, Ленд, а там увидим; но пока, прошу вас, вооружитесь терпением. Мы должны действовать весьма осторожно, даже с хитростью; помните, что благоприятные обстоятельства вне нашей воли. Обещайте мне, что вы будете относиться спокойно к тому положению, в котором мы пока находимся.

— Даю обещание, господин профессор, — ответил Нед Ленд далеко не уверенным тоном. — Ни одного грубого слова не сорвется с моих губ, ни один резкий жест не выдаст меня, хотя бы даже нам обед подавали нерегулярно.