Николай Максимов - Поиски счастья Страница 18

В лохматой собачьей дохе, в шапке с торчащими кверху наушниками, сдвинутой на затылок, приземистый, с длинным носом и лысеющим лбом, чужеземец острым взглядом из-под изломанных в середине бровей уставился на нее — и вдруг заговорил по-чукотски:

«Кэле!»[8] — пронеслось в ее мозгу, и вместо ответа на приветствие черта она с искаженным от ужаса лицом отпрянула и скрылась в шатре.

Пришелец направился к соседней яранге, где жил Ляс.

Ляс считался сильным шаманом. Даже сам Омрыквут побаивался его связей с духами, несмотря на то, что Ляс был его братом и совладельцем стада.

Когда появился в стойбище чужеземец, шаман спокойно сидел в пологе и чинил бубен. Заслыша шорохи у яранги и полагая, что это собаки, он крикнул:

— Га!

— Эгей! — ответил человеческий голос, в котором прозвучали радостные нотки.

— Что надо тебе? — грубо отозвался шаман. Он решил, что это один из пастухов пришел о чем-нибудь просить.

— Это я пришел — человек другой земли, — по-чукотски, сохраняя особенности речи этого народа, отвечал голос у яранги.

Суеверный, как и все чукчи, Ляс встрепенулся. «Откуда мог взяться здесь он, если он человек?» Ляс знал, что Амвросий ушел в стадо, да тот и не мог так говорить по-чукотски.

Шаман прислушался, поборол минутный страх, лишивший его дара речи, откликнулся вновь, не выходя, однако, из полога.

— Кто ты, что нужно тебе?

— Я человек. Но вот так штука!.. — раздался в ответ громкий смех: — Разве так чукчи встречают гостей?!

Ляс обомлел. «Злой дух!» — мелькнула мысль. Конечно, кто же еще, кроме него, посмел бы так дерзко смеяться над сильным шаманом? Злой дух — гость? Чем прогневал его Ляс?

Шаман замер. Не звать же черта в полог!

Прошла минута. Тишина. Наконец пришельцу надоело ждать, и он направился ко входу.

— Почему ты замолчал?

Шаман услышал шаги, схватил бубен, ударил в него, забормотал, зашаманил.

Звуки бубна, вначале дребезжащие, жидкие, раздавались все громче. Из соседних яранг показывались головы. Люди издали испуганно глядели на человека другой земли, который неизвестно каким образом вдруг оказался в стойбище и слушает, как шаманит Ляс.

Положение становилось не только нелепым, но и опасным… Пришелец начал догадываться, что его приняли за духа. Брови его поднялись, быстро и решительно он полез в полог.

Шаман вскрикнул, отпрянул в дальний угол, выронил бубен.

Незваный гость вполз, поздоровался и внешне спокойно стал набивать трубку, закурил.

Ляс молча наблюдал за ним. Наконец, овладев собой и решив, что это, пожалуй, все-таки человек, — не мог же дух курить! — стараясь скрыть волнение, начал расспрашивать его о новостях, как это обычно делают чукчи, еще не узнав, с кем они говорят.

И никак не мог уразуметь Ляс, откуда этот человек другой земли — если он действительно человек — знает язык настоящих людей — луораветланов, как называют себя чукчи.

Владимир Богораз — сверстник Чехова. В Таганрогской гимназии он учился одновременно с ним.

Будучи еще студентом юридического факультета, семнадцатилетний юноша был исключен из Петербургского университета и выслан на родину, а затем арестован и год просидел в тюрьме за принадлежность к партии «Народная воля».

За первым арестом последовал второй. В возрасте двадцати четырех лет, после трехлетнего заключения в Петропавловской крепости, Богораза выслали на десять лет в Колымский округ.

В этой долгой ссылке он увлекся этнографией и лингвистикой, знакомясь с бытом и языками местных народностей. Особенно обстоятельно он изучил чукчей, среди которых кочевал около трех лет.

По возвращении из ссылки Богораз состоял научным сотрудником Музея этнографии Академии наук, но уже вскоре опять был выслан полицией из Петербурга и уехал в Америку. Вернувшись на родину, молодой русский ученый принялся путешествовать по Камчатке, Анадырскому краю и Чукотке.

К этому времени Богораз был уже широко известен своими этнографическими трудами не только среди ученых России, но и за ее пределами. Под литературным псевдонимом он выступал и как автор чукотских рассказов и цикла стихотворений. Однако не литература была его истинным призванием. Малые народности Севера, их примитивная материальная и духовная культура, постепенное вымирание — вот что волновало молодого ученого.

Попав на Колыму, Богораз и другие политические ссыльные (последние «землевольцы» и «народовольцы», как они сами себя называли) рассматривали свою работу по изучению почти совершенно неизвестных народностей, разбросанных на Крайнем Северо-Востоке, как задание науки, которая должна позаботиться о сохранении этих народов.

В 1900 году, уже после отбытия ссылки, выезжая на Чукотку и предвидя, что местные власти будут ему, бывшему политическому ссыльному, чинить препятствия на каждом шагу, Богораз решил запастись соответствующими документами. По ходатайству Российской академии наук министр внутренних дел выдал ему открытый лист, в котором значилось: «Предписывается местам и лицам, подведомственным министерству внутренних дел, оказывать предъявителю сего всякое законное содействие к исполнению возложенных на него поручений».

Тем не менее, еще не доехав до места, Богораз стал терпеть затруднения со стороны местных властей. Открытый лист за подписью министра не помогал…

Как выяснилось впоследствии, причина крылась в том, что министр, выдав открытый лист, одновременно предписал установить за Богоразом строгий надзор.

Г. Иркутский военный генерал-губернатор, согласно конфиденциального письма г. министра внутренних дел от 19 февраля с. г., просил меня сделать распоряжение об учреждении негласного надзора за деятельностью Владимира Богораза, предполагающегося прибыть для собирания коллекций и исследования быта проживающих на Крайнем Северо-Востоке Сибири инородцев, присовокупив, что ввиду прежней противоправительственной деятельности Богораза оказание ему какого-либо содействия по возложенным на него ученым трудам представляется совершенно несоответственным».

Но и без содействия, под негласным надзором полиции, молодой ученый делал свое дело. Против всяких рогаток у него было оружие: любовь к людям, настойчивость, энергия, жажда знаний и научных открытий, чего ни тюрьмы, ни ссылки, ни секретные циркуляры сломить не могли.

…Вскоре после того как Ляс убедился, что пришедший из тундры, по-видимому, действительно не кэле, а человек, его яранга начала заполняться чукчами. Всем хотелось посмотреть на странного пришельца, неизвестно как и откуда попавшего в их стойбище, — большелобого, с крутыми бровями и длинным носом. Но самым удивительным для всех было то, что он отменно говорил по-чукотски.