Лариса Матрос - …Называется жизнь Страница 2

Инга Сергеевна стала смотреть по сторонам, чтобы разглядеть поблизости место, где бы можно было присесть, и увидела приближающегося стройного мужчину примерно возраста Иисуса Христа. Он был строен и привлекателен. Тщательно зачесанные наверх волосы красиво обрамляли большой лоб и подчеркивали правильность черт лица. А очки и отогнутые на темный пиджак кончики воротничка белоснежной сорочки придавали всему облику незнакомца строгость и академичность. Вдруг Инга Сергеевна сообразила, что это не кто иной, как Питирим Сорокин. Глубокий взгляд его умных, пытливых глаз, казалось, был устремлен на нее и вызвал чувство страха из-за того, что он потребует объяснения, как она оказалась на этом корабле.

Она мгновенно повернула голову в противоположную сторону, делая вид, что не придала значения появлению на палубе незнакомого ей человека.

Но что-то невероятное произошло в этот момент. Острое чувственное ощущение словно поглотило все ее тело и исстрадавшуюся душу. Она застыла, не желая шевельнуться, дабы не нарушить это волшебство душевного и телесного состояния. Голова продолжала кружиться, но это было иное, чем от качки, головокружение. Это было головокружение от всепоглощающей любви и ощущения себя любимой. Затем она почувствовал, что тихо, осторожно поворачивается в кругу замкнутых сильных рук мужчины, обнимающего ее со спины.

Оказавшись с ним лицом к лицу, она остановилась и хотела ему что-то сказать, но горло не реагировало на ее усилия. Что-то мешало ему издавать звуки. Она смотрела в глаза хорошо знакомого и в то же время неизвестного мужчины и ощущала все большее растворение своего тела в нем. Тут она почувствовала, что может все же заставить горло с нежностью произнести его имя, но оно показалось каким-то неадекватным назначению. Для официального и непривычного — Питирим — она не могла найти ласкательного эквивалента и потому молча уткнула лицо в его плечо и заплакала слезами любви, на которую, считала, уже не была способна.

— Не надо, не надо плакать, — произносил он, прижимая свою щеку к ее щеке и все крепче обнимая ее. — Все будет замечательно. Мы все преодолеем. Ничто не пропадает в этой жизни. Все, что в нас есть, наши знания, наш опыт, трудолюбие — все еще послужит нам и людям, человечеству. Я уверен в этом. — Он остановился. Затем тоном, каким взрослые рассказывают детям сказки и разные истории, продолжил, еще сильнее прижавшись щекой к ее щеке. — Я знаю, почему ты не решалась с нами общаться.

Ты считаешь, что мы попали сюда разными путями. Нас выслали, выставили, а ты — сама, добровольно. Но это неверно. Ты заблуждаешься. Тебя тоже выставили, только в другой форме, не так явно.

Эмиграция в большинстве случаев — это высылка, потому что она является следствием причин, которые тебя выталкивают, если не силой, как нас, оказавшихся на этом корабле, то общим потоком неудовлетворенных жизнью, не видящих перспектив, запуганных разного рода войнами, конфликтами. Но какими бы путями ни оказались эмигранты на чужой земле (высланными, бежавшими или уехавшими добровольно), эмиграция — это всегда риск, всегда преодоление, требующее огромных усилий, смелости и дерзости. Это всегда ломка привычных стандартов жизни, к которым привык, адаптация к новому образу жизни, культуре, языку общения.

Сколько страданий претерпели представители высшего российского общества, его цвет, вытолкнутые большевистским переворотом? А сколько пришлось преодолеть первым американским поселенцам, так называемым пилигримам, которые бежали в Америку от религиозных преследований последователей протестантской религии в Англии, чтобы жить свободно! Около половины из них умерло в первую тяжелую зиму на новой Земле, где они закладывали основы демократического устройства общества.

— Он остановился, повернул голову к морю, которое все более умиротворялось, и, устремив взгляд куда-то вдаль, продолжал тоном философа-мудреца, к которому устремлены взгляды огромной воображаемой толпы слушателей. — Эмиграция — это часто поиск спасения, пути выживания не только в физическом смысле этого слова, но и дерзновенный поиск нравственно-духовного выживания, которое дает свобода… «И… что бы ни случилось в будущем, я знаю теперь три вещи, которые сохраню в голове и сердце навсегда: Жизнь, даже самая тяжелая, — это лучшее сокровище в мире. Следование долгу — другое сокровище, делающее жизнь счастливой и дающее душе силы не изменить своим идеалам. Третья вещь, которую я познал, заключается в том, что жестокость, ненависть и несправедливость не могут и никогда не сумеют создать ничего вечного ни в интеллектуальном, ни в нравственном, ни в материальном отношении…»

Для Инги Сергеевны было очень важно то, что говорит авторитетнейший философ. Он словно отвечал на мучившие ее вопросы. Но сейчас… сейчас она не хотела отвлекать свои эмоции от ощущения блаженства в его объятиях. Сейчас он был для нее только мужчиной, которого она желала как женщина. Она слегка отстранилась, высвободила руку, прижатую к его груди и, выражая взглядом всю жажду любви, нежно прислонила ладонь к его губам. И он, поняв ее… замолк, еще сильнее прижавшись к ее телу, покрывая поцелуями губы, шею, каждую частичку ее лица. Когда его губы коснулись ее глаз, они показались столь горячими, что она сильно зажмурилась…

ИНГА сильно зажмурила глаза, затем открыла и снова закрыла, чтобы не притупить всю остроту счастья от близости с мужчиной, который, казалось, явился к ней для того, чтобы вознаградить тем, для чего только она, быть может, была создана, но чего недополучила в жизни, — подлинной любовью.

Она протянула руки к его лицу, которое хотела приблизить к своему, но с ужасом ощутила пустоту. Руки ее поднимались и падали, не найдя того, к чему были устремлены. Она испуганно открыла глаза, снова зажмурила их и вдруг поняла, что жар глазам сообщали не губы влюбленного в нее и любимого ею мужчины, а назойливый луч солнца. Она уткнулась лицом в подушку, которую отчаянно начала избивать кулаками, и, устав, заплакала.

Она заплакала жалобно, как ребенок, у которого внезапно из ручки вырвался любимый воздушный шарик. Явь неотступно заявляла о себе, но ни тело, ни душа не хотели расставаться с волшебным сном и были охвачены сексуальным возбуждением.

Инга с ненавистью глянула на окно, пропустившее этот неуместный, нахальный луч-разлучник и пожалела, что не зашторила на ночь окна. Она обычно не затемняла их (обрамленные с обеих сторон тяжелым гобеленом) с ранних весенних дней, так как бодрость, прилив энергии придавало пробуждение от естественного света, особенно, когда оно озарено лучами солнца.

Уже семь лет она не должна была отправляться рано утром на работу или по общественным делам, но с привычной всю жизнь обязанностью вставать рано так и не рассталась. В отличие от предыдущей активной научной и общественной жизни в России, здесь, в Америке, Инга могла себе позволить не подстраховываться «беспардонным» будильником, а для пробуждения надеяться только на утренний свет, появляющийся в окне в соответствии с вечными законами природы.

А сейчас она ненавидела это установленное ею правило и, вопреки своим материалистическим взглядам, непременно хотела вернуться в сон, так как была еще полностью во власти того, что испытала в нем. Она вскочила с постели и с остервенением задвинула светонепроницаемые шторы, в результате чего спальня погрузилась во мрак. Она тут же улеглась в постель, накрылась с головой одеялом и замерла с неукоснительной верой, что погрузится в этот же сон. Но, вопреки ее желанию окунуться в мистику, пробуждение все более нагромождало мыслями и проблемами повседневной реальности, и ей стало одиноко, тоскливо и неуютно в затемненной спальне.

Она вяло подошла к окну, раздвинула шторы, и солнечный луч, который ранее всегда радовал ее, теперь вызвал озлобленность и раздраженность. Она направилась в ванную комнату, снабженную большим, просторным гардеробом, чтобы переодеться для бассейна.

Раздался звонок. Инга подняла трубку телефона и услышала голос мужа. Саша, пребывающий на каком-то особенном эмоциональном подъеме, справился о самочувствии жены и в игривой форме пожелал жене справиться с подготовкой к приему гостей у них дома вечером.

Только она положила трубку, раздался новый звонок. Эта была Анюта. Ее голос тоже был преисполнен счастья, и она сообщила, что Игорь уже все подготовил к тому, чтобы оформить документы для поездки в Россию весной следующего года. Пока он планирует их пребывание на год, а там видно будет. Инга давно слышала от зятя о его проектах перевести часть бизнеса в Россию, но не хотела верить, что это всерьез и реально. И вот…

Когда Игорь, глядя на своих быстро богатеющих ровесников, бросил университет, где он работал с момента приезда в США, и занялся собственным бизнесом, Инга с мужем были расстроены. Они хотели видеть в зяте, ставшем в России в 25 лет кандидатом математических наук, известного процветающего ученого с самым надежным в Америке статусом — полного профессора, для чего, по их понятиям, у него были все шансы. Но он изменил все свои планы, занялся бизнесом, который пошел, можно сказать, с самого начала успешно. Не только математический, но и житейский талант помогали Игорю «вычислять» ситуацию на рынке в прошлом, настоящем и будущем, что обеспечивало успех его все расширяющемуся делу.