Александр Сорочинский - В таёжных дебрях Подкаменной Тунгуски Страница 22

Таёжная экипировка

В процессе подготовки для работы в тайге я, как и все геологи, экипировался у завхоза экспедиции Виктора Грабова. Он долго изучающее смотрел на меня, определяя своё отношение. Чёткого представления не составил и решил поместить меня в середину своего списка. Я получил у него совершенно новый противоэнцефалитный костюм, в который входила глухая куртка с капюшоном и просторные брюки из плотного мягкого материала цвета «хаки». По краям капюшона, рукавов, брюк были вставлены резиновые стяжки для плотного перекрывания доступа к телу, «кровососов гнусных», к которым относились: комары, гнус, мошка, оводы, слепни и прочие летающие и кусающиеся насекомые, которые тучами роились в здешней тайге! Если оставить открытыми даже эти небольшие участки кожи, то жизнь станет невыносимой, комары могут довести человека «до белого каления» даже за время одного маршрута. Поэтому я взял: для защиты лица подержанный, но не прожжённый накомарник, – для кистей рук – защитную мазь «Дэта». Грабов выдал мне также литые резиновые сапоги б/у (бывшие в употреблении), и – ружьё – одностволку 12 калибра с удобным пистолетным прикладом.

Вот ружьё было совсем не новым. Я бы сказал, что оно было очень и очень б/у! К тому же им давно никто не пользовался, и что творилось в его стволе, одному богу было известно. Мне предстояло выяснить это путём пробного выстрела. Если ствол ещё можно эксплуатировать, то он должен был остаться целым, если же – нет, то – разорваться у меня в руках. Выдача такого ружья была показателем низкого рейтинга моей персоны в глазах завхоза.

Нужно было насторожиться и воспротивиться, тем более что на складе лежали новенькие в смазке современные ружья. Но я был молод, беспечен и обращал мало внимания на подобные мелочи. В придачу к ружью получил полный подсумок патронов с дробью от «нулёвки» до «тройки», и два «жакана» для защиты от агрессии медведя, какого-нибудь хищника или другого крупного зверя, например – разъярённого лося. Довершил мою таёжную экипировку большой охотничий нож в кожаных ножнах.

Начальник экспедиции по-отечески посоветовал мне расстрелять все выданные боеприпасы, чтобы снабженцы не урезали норму их выдачи на следующий сезон. При этом настоятельно рекомендовал не убивать без необходимости никакую таёжную живность, чтобы не обидеть местных охотников. «А уж обидишь – не обижайся!» – напутствовал меня Борис Константинович. Несмотря на молодость и достаточное количество «ветра в голове», всё же заучил эти пожелания и уважил нашего шефа по всем оговорённым пунктам. Более того, после первых охотничьих удач, ходил в тайгу только с пулей – «жаканом» в стволе, а зверей и птиц не захотел стрелять даже тогда, когда это было возможно и даже, когда меня об этом просили товарищи. Боезапас же расстрелял на стоянках по мишеням, основными из которых были, конечно, же, пустые бутылки из-под спиртного.

Спецодежда оставляла незакрытыми от комариных и прочих укусов только лицо и руки. Теоретически, лицо должен был закрыть накомарник, а практически, накомарник у курящего таёжника прожигался в первом же маршруте. При курении сетка накомарника откидывалась на его верхнюю часть – шляпу, а затем опускалась на горящую сигарету: или случайно, при ходьбе; или по забывчивости, инстинктивно пытаясь закрыться от комаров, которые начинали кусать открытое лицо, не обращая внимания на едкий дым от горящей сигареты.

А так как почти все геологи – мужчины были курящими, то и большая часть накомарников была с небольшой дырочкой от горящей сигареты. От такого накомарника вреда становилось больше, чем пользы, так как в прожжённую дырку обязательно залетали комары, а вылететь уже не могли. Прихлопнуть их можно было, только сняв накомарник. Так как комаров в тайге было видимо-невидимо, то, по крайней мере, один из них ежесекундно залетал в прожжённую дырку накомарника, который легче становилось не одевать вообще.

Однажды я пошёл в тайгу, забыв на базе «Дэту» – защитную мазь от комаров, которой время от времени смазывал в пути открытые руки и лицо. Уже подплывая в лодке к устью притока, от которого должен был начаться маршрут, вспомнил про это. Возвращаться на базу из-за такой мелочи было лень, решил, что один день отработаю и без защиты. Пришлось буквально через каждые сто метров пути смачивать ледяной водой красные, распухшие от бесчисленных комариных укусов руки и лицо. Благо, что маршрут проходил по берегу одного из притоков Подкаменной Тунгуски, и холодная вода всё время была рядом.

Вечером товарищи из отряда не узнали меня, а, узнав – ахнули. Лицо распухло и приобрело багрово-красный цвет, а глаза с трудом открывались. Жаль, не было фотоаппарата. Геологи моего отряда утверждали, что картина была впечатляющей. Интересно, сколько крови выпили из меня в этот день «кровососы гнусные»? Думаю, что больше, чем сдает донор за один раз. По крайней мере, чувствовал слабость после этого похода ещё с неделю.

Местные охотники рассказывали, что основным способом таёжной расправы за крупные грехи здесь являлось привязывание человека к дереву без защитной одежды на день. К вечеру в нём не оставалось ни капли крови! И никаких повреждений на теле, потому что никто его не трогал. До этого похода я сомневался в этих рассказах, подозревая, что это местная байка. Однако прохождение маршрута только с небольшими открытыми участками тела: кистями рук и лицом, полностью убедили в достоверности этих историй.

Вечером вдоль реки всегда тянуло ветерком и сдувало большую часть комаров, поэтому после маршрута мы могли сбросить с себя противоэнцефалитные костюмы, чтобы тело могло немного подышать. На открытые участки тела (лицо и руки) комары, хоть и в значительно меньших количествах, всё-таки садились. Мы объявили войну комарам и взяли шутливое обязательство убивать не менее ста «кровососов гнусных» в день. Для этого требовалось всего лишь десять раз хлопнуть открытой ладонью по тыльной стороне другой, потому что за несколько секунд на руку садилось не меньше десяти кровососов. Так что, вечерний отдых от комаров был относительным.

После окончания маршрута наступала самая приятная часть дня. Я садился в лодку, заводил мотор и, набирая скорость, вылетал на середину реки. Как только начиналось движение, комаров сдувало с меня воздухом. До самой базы можно было отдыхать от нескончаемой ежесекундной битвы с ними. Эти надоедливые, отравляющие жизнь в тайге насекомые умудрялись садиться даже на смазанные защитной мазью, но открытые кисти рук и лицо. Приплыв на стоянку отряда, первым делом снимал глухой противоэнцефалитный костюм.

Он, безусловно, прекрасно защищал от комаров, мошки, оводов и прочей местной кровососущей насекомой нечисти. Однако тело в нём почти не дышало, поэтому в жаркие дни геологи изнемогали от жары и духоты. Кроме того в такие дни вся одежда под костюмом, а зачастую и сам костюм, становились мокрыми от пота, прилипали к телу и добавляли дискомфорта без того тяжёлой физически маршрутной жизни. И даже в сапогах хлюпал пот, стекавший по телу и скапливающийся на их дне. На стоянке можно было, наконец-то, побыть без непроницаемого не только для комаров защитного «панциря».. Начинал дуть лёгкий вечерний ветерок, приятно обдувая перегретое тело, которое впервые за день начинало дышать. Всё познаётся в сравнении, после снятия «энцефалитки» возникало ощущение, что лёгкие стали вдвое больше по объёму, настолько легче становилось дышать. Там я впервые понял, буквальность выражения «дышать всей кожей». Как тунгусы неделями не снимали наглухо закрытых одеяний из оленьих шкур? Не представляю!