Галимов Брячеслав - Большая волна Страница 23

Вот так мудрость древней книги и чудодейственная сила искусства спасли юную жизнь».

– Наверное, эту сказку ты слышал от Сотобы или от второго старика, который тебя воспитывал. Но известно ли тебе, что все в ней – правда? – сказал князь.

Такэно с изумлением уставился на него.

– Да, да, правда, не смотри на меня так. Видишь ли, триста лет тому назад, в год Серой Крысы, в нашей стране началась жестокая война. Брат ополчился на брата, и кровь полилась рекой. Монастырь Микото запустел; говорят, что в нем даже поселились разбойники, оскверняющие святые стены этой обители грабежами и убийствами… Из каких тайников человеческой души появляются страшные призраки, превращающие человека в чудовище? Я долго живу и долго правлю, Такэно, и видел такие ужасные, демонические превращения, которых не сможет придумать ни один сказитель…

Много лет продолжалась война, и те, кто начал ее, давно погибли, и те, кто продолжили ее, погибли; можно было и день, и два, и три ехать по когда-то плодородным и процветающим землям, – и не встретить ни одной живой души, лишь человеческие кости белелись в густой траве.

Уже близка была всеобщая погибель, но тут Небо сжалилось над нашими предками: на краю бездны, в тумане отчаяния оно явило путь спасения. Юный князь из какого-то захудалого рода сумел объединить вокруг себя тех, кто готов был бороться. Чем он тронул сердца людей? Чем привлек к себе? Он был слишком молод, чтобы его слушались, он не сказал ничего, что люди не знали бы сами, но каждое его слово поднимало на бой сотню воинов. Из лесов, из горных пещер выходили полуодичавшие, потерявшие человеческий облик крестьяне и становились под знамена князя. А на знаменах была изображена кошка – животное, беспощадно истребляющее крыс. Всего за два года было покончено с разорителями, ворами, жестокими убийцами и разбойниками, а те, кто примкнули к ним по глупости или из корысти, раскаялись и просили прощения. В стране воцарился мир, восстановился порядок, – и, как по волшебству, наладилось разоренное хозяйство. Тут люди вспомнили и о душе, вновь открылись святые обители, монахи вернулись в Микото.

А имя юного князя пропало во мгле времени. Свершив предначертанное ему Небом, он удалился неведомо куда, и имя его было со временем забыто. Забвение – высшая награда для человека: это значит, что мир отпустил его, и дух этого человека не тревожится более. Вечность не имеет памяти, у вечности нет формы; в потоке вечности нет отдельных капель… Может быть, юного князя звали Ками, может, как-нибудь по-другому – какая разница?

Но в остальном твоя сказка правдива, Такэно. Сказки, вообще, правдивее тех историй о прошлом, что пишут наши ученые мудрецы, для которых важнее всего отметить, сколько мечей и копей было в войске того или иного князя, сколько пленных он взял, сколько мешков с рисом привез в свою столицу. Какое нам дело до этих подробностей давно прошедших времен! Важнее знать, что было плохого, а что хорошего, где добро, где зло, – но тут-то наши мудрецы и не могут помочь нам узнать истину, ибо сегодня называют белое черным, а завтра – черное белым. Он лгут нам и лукавят перед нами, – в лучшем случае, просто заблуждаются.

А в сказках все правда, Такэно. Все, кроме подробностей, но они-то нам и не нужны. Зато в главном сказки никогда не врут: ни в одной из них не называется добро злом, а зло – добром, и от этого они несут в себе истину, которую не найдешь в ученых историях. Не читай ученых книг о прошлом, Такэно. Читай сказки – получишь больше пользы.

– Слушаюсь, мой господин, – пробормотал Такэно, борясь с дремотой.

– Хочешь услышать, что сказал мне настоятель монастыря? – внезапно спросил князь и, не дожидаясь ответа, проговорил:

– «Не ищи истину там, где ее нет. Не спрашивай тех, кто не знает. Спроси свое сердце, – в нем найдешь ответы на все вопросы, ибо в сердце твоем – Бог». А мне надо было посоветоваться о своих делах… Но ты, Такэно, приехал в этот монастырь не зря. Завтра ты узнаешь последнее, что должен знать воин перед тем, как стать самураем… Что ты молчишь? Заснул? И вправду, заснул. Какой он еще мальчишка: перестал бояться чудища монастыря Микото, успокоился – и на боковую… Впрочем, покой – это и есть отсутствие страха.

Следующим утром князь ушел из монастыря, приказав Такэно переговорить с настоятелем и затем догонять отряд. Такэно повиновался, не понимая, о чем будет толковать с монахом, и как сможет догнать отряд, если беседа затянется.

Настоятель не заставил себя ждать. Только князь вышел из ворот, как Такэно позвали в комнату, у дверей которой он еще вчера дожидался повелителя. Настоятель монастыря оказался низеньким худощавым стариком. Он сидел, скрестив ноги, на возвышении перед статуей Будды, такой же неподвижный, как эта статуя; только отвисшая нижняя губа старика шевелилась, будто он что-то шептал про себя.

Такэно терпеливо ждал, застыв в почтительной позе, однако настоятель решительно не замечал его. Тревожить старца было никак нельзя, поэтому Такэно был нем, как рыба.

Но вот настоятель сморщился и чихнул. «Будьте здоровы, отец мой», – немедленно сказал Такэно, привлекая к себе внимание.

Старик кивнул и подслеповато прищурился, разглядывая Такэно.

– Ты воин? – спросил настоятель.

– Да, отец мой.

Настоятель вздохнул и замолк. Такэно испугался, что старик опять впадет в задумчивость, но тот пожевал губами и изрек:

– Хорошие и дурные дела преследуют человека, как тени, из одного существования в другое. Это его карма, его воздаяние.

– Да, отец, – согласился Такэно.

Старик помолчал, глядя в пустоту, а затем сказал:

– Наш мир не есть боевая арена, за победы и поражения на которой будут награды и наказания в будущем мире, – наш мир сам есть страшный суд, который каждому воздает по заслугам.

– Да, отец мой, – Такэно согласился и с этим.

Настоятель покивал головой, еще помолчал, а затем произнес уже довольно длинную тираду:

– Наша жизнь – эпизод, нарушающий душевный покой Ничто. Будущее ненадежно, прошедшее невозвратно. «Мир быстротечен. Дым от свечи уходит в дыру на крыше», – написано поэтом. Поэты слышат музыку небесных сфер… Вселенная делится на семь сфер, во главе них стоят Божественные сущности, окружающие высшую, творящую Сущность. Движения, производимые творящей Сущностью, суть ритмические колебания, воспринимаемые теми, кто способен к такому восприятию. Формы, создаваемые Сущностью, совершенны: примером могут служить снежинки, которые в безукоризненной правильности своих построений – только подробность, отражающая гармонию Высшей Сущности… А жизнь земная подобна маленькому темному облаку, которое ветер гонит над озаренной солнцем равниной: перед ним и за ним всё светло, только оно само постоянно отбрасывает от себя тень… Смерть – пробуждение от тягостного кошмара.