Галимов Брячеслав - Большая волна Страница 24

– Да, отец, – покорно соглашался Такэно.

Старик, устав от своего монолога, замолчал надолго. Такэно терпеливо ждал.

– Храбрость – уверенность, трусость – страх и презренное сомнение! – внезапно громким голосом проговорил настоятель.

– Да, отец мой, – едва не задремавший Такэно вздрогнул от неожиданности.

– Иди, – сказал ему настоятель безо всякой паузы.

– Отец мой? – не понял сразу Такэно.

– Оставь меня.

Такэно низко поклонился и пошел к выходу из комнаты. У самых дверей он услышал, как старик снова чихнул.

– Будьте здоровы, отец мой, – выпалил Такэно.

Настоятель не услышал его слов, – он опять погрузился в свои мысли.

…Такэно быстро догнал отряд князя. Завидев юношу, князь велел ему ехать рядом с собой, а другим воинам приказал следовать поодаль.

– Ты тоже не задержался у настоятеля, – заметил повелитель. – Ну, что он тебе сказал?

Такэно наморщил лоб, вспоминая:

– Он сказал, что мир – не арена, а суд. Хорошие и злые дела преследуют нас… Это закон воздаяния, карма… Вселенная делится на семь сфер, поэты слышат божественную музыку Вселенной… Наша жизнь подобна туче, а смерть – пробуждению ото сна… И еще о снежинках, в которых отображается гармония Высшей Сущности.

Князь рассмеялся.

– Настоятель монастыря Микото – очень мудрый человек, но его порой бывает трудно понять. Поэтому он и пользуется всеобщим уважением: за свою мудрость и за то, что ее трудно понять. Трудная для понимания мысль всегда вызывает уважение, ибо предполагает превосходство того, кто ее высказал, над тем, кто услышал и не смог понять. Но надо заметить, что настоятеля уважают еще и за тот жизненный путь, который он проделал. В молодости он был самураем…

– Он – самураем?! Не может быть! – удивился Такэно.

– Как ты любишь перебивать… Да, он был самураем и служил при дворе князя, правившего на Севере. Князь ценил его, одаривал землями и должностями. Положение нашего самурая должно было еще более упрочиться после женитьбы на одной прекрасной девушке из знатной семьи. Но, какой ужас, накануне свадьбы наш самурай узнал, что его невеста была в свое время наложницей князя! Может ли мужчина жениться на девушке, потерявшей честь?! Подобное и представить себе невозможно, даже говорить об этом кощунственно; я знал одного славного воина, который покончил с собой, обнаружив после свадьбы, что его юная жена – не девственница. К счастью, наш самурай еще не успел жениться, поэтому ему не обязательно было вспарывать себе живот, но мир перевернулся для молодого человека; в тоске и горе оставил безутешный страдалец княжеский двор и ушел в монахи. Однако выбор монастыря оказался неудачен, потому что обитель, в которую он пришел, была неподалеку от города. Новоиспеченному монаху часто доводилось видеть в этом монастыре знакомые лица, что постоянно бередило его незаживающую рану. В конце концов, он удалился из той обители, пришел в Микото и со временем стал здесь настоятелем. Ходили разные нехорошие слухи по поводу неких его прегрешений уже в монашестве: вроде бы некая девица, которую он утешал… Но не желаю повторять сплетни! Во всяком случае, жизнь настоятеля не вызывает никаких нареканий – она полна святости, благости и самоотречения. И это также увеличивает уважение к нему… Но скажи мне, не говорил ли он с тобой о твоем воинском служении? Распознал ли он в тебе воина?

– Да, мой господин. На прощание он говорил о храбрости.

– Что именно?

– Храбрость – уверенность, трусость – страх и презренное сомнение.

– Так и сказал?

– В точности так, мой господин.

– Значит, я не ошибся в тебе, – загадочно произнес князь – Ты не понял, зачем я тебя привез в монастырь Микото?

– Нет, господин.

– Я хотел, чтобы монах подтвердил мне то, что я и сам уже решил. Ты станешь самураем, Такэно, как только мы вернемся в столицу.

– О, мой господин! – Такэно склонился и поцеловал руку повелителя.

– Оставь, упадешь с лошади! Успеешь отблагодарить меня, как положено по церемониалу, когда я буду посвящать тебя в самураи в своем замке, – сказал князь. – Но я хочу растолковать тебе непонятое тобою из беседы с настоятелем. Мне кажется, я знаю, о чем он тебя предупреждал. Твоя жизнь не будет счастливой: став самураем, да еще в столь молодом возрасте, ты вызовешь зависть и злобу у многих людей. А знаешь ли ты, что такое человек? «Человек в сущности есть дикое ужасное животное», – говорил один древний мудрец и прибавлял: «Вот когда спадают цепи законного порядка, тогда в полной мере обнаруживается, что он такое».

Я держу, правда, своих подданных в узде, но я не в силах изменить их. Как заметил все тот же мудрец, в каждом человеке существует запас ненависти, гнева, зависти и злости, который накапливается и однажды извергается, как лава вулкана. А человек при этом превращается в страшное чудище, свирепое и бессмысленное в своей жестокости. Люди бывают подобны богам, но они бывают подобны и дьяволу, – глядя на них, начинаешь думать, что таков весь человеческий род. Есть притча о льве и путнике, я расскажу ее: «Шёл однажды по дороге человек, видит – стоит клетка, а в ней заперт лев. Путник подошёл ближе, лев говорит ему:

– Человек, сжалься надо мною, освободи меня.

– Нет, если тебя выпустить, ты ведь съешь меня, – ответил путник.

– Я лев, а львы держат слово. Клянусь, что не съем тебя, а дам много денег и уйду восвояси.

Обрадовался путник, как услышал про деньги, и открыл дверцу клетки. А лев вышел на волю и говорит:

– Знаешь, человек, я давненько не ел и сейчас, пожалуй, съем тебя, чтобы утолить голод.

Испугался путник.

– Я сжалился над тобой и вызволил тебя, – сказал он. – Ведь ты обещал, что не съешь меня. Не годится тебе нарушать свое слово.

– Человек – бесчестное создание, ему нипочем нарушить обещание. Из жадности он может совершить любой грех, и ты освободил меня только ради денег. Поэтому я непременно тебя съем, – сказал лев.

– Но это несправедливо! – вскричал путник.

Неподалёку паслась тощая буйволица.

– Хорошо, – сказал лев. – Пойдём к буйволице, пусть она нас рассудит.

Пошли они к буйволице и рассказали ей, в чём дело.

Буйволица сказала:

– Человек – жадное существо. Пока я давала молоко, хозяин кормил меня, а теперь молока у меня нет, вот меня и отвели сюда, в лес, и бросили одну. Незачем жалеть человека. Съешь его, лев!

– Буйволица глупа, – сказал путник. – Пойдём лучше спросим кого-нибудь другого.

Пошли они к лошади и попросили рассудить их.

– Не стоит жалеть человека, – сказала лошадь. – Пока я была крепкой и сильной, на меня взваливали тяжёлый груз и ездили верхом. Теперь я состарилась, и хозяин перестал меня кормить. Я брожу по лесам и сама забочусь о своем пропитании. Поэтому съешь, лев, этого брахмана.