Елена Серебровская - От полюса к полюсу Страница 24

острую кислородную недостаточность, хотя высота не превышала 3000 метров.

Поход на юг! Но как пройти через зону ледниковых трещин? Летчики обследовали эту

область и указали проходы (сверху сбрасывали пустые бочки от бензина). Небольшая

экспедиция во главе с Л. Д. Долгушиным углубилась на 50 километров и поставила на

пути вешки.

Первый внутриконтинентальный поезд сформировали из двух тракторов С-80 (один с

бульдозером), трех специальных саней с грузом солярки, керосина, бензина и смазочных

масел. На трех других санях разместились жилой балок, камбуз и площадка для запуска

шаров-пилотов и аэрозондов, холодный склад. В жилой балок были также втиснуты

радиостанция, зарядный генератор с бензиновым двигателем и портативная сейсмическая

двенадцатиканальная станция для измерения толщины ледяного панциря, шлюпочный

магнитный компас, теодолит, хронометр (для астрономического определения координат

поезда), походная фотолаборатория и многое другое. В специальном плексигласовом

куполе в крыше балка помещался самодельный астрокомпас. Вход в балок проделали

сзади, в торцовой стенке, над входом горела лампочка. В санно-тракторном поезде балок

шел замыкающим.

Перед первым походом в глубь Антарктиды, 1956 Фото Л. Кочеткова

В создании и оборудовании первого санно-тракторного поезда для

внутриконтинентального похода Сомов был и автором замысла, и прорабом, и рабочим,

как вспоминают его товарищи. Как и на станции СП-2, Сомов делал все для расширения

программы научных наблюдений.

Как двигался санно-тракторный поезд? С головным трактором балок соединялся

телефоном, по которому тракторист получал команду взять на столько-то градусов вправо

или влево. «Флагштурманом» поезда был П. К. Сенько. Нередко, крутя ручку телефонного

аппарата и крича в трубку, он получал сильный удар электрического тока — поземка

наэлектризовывала телефонный кабель. Потом убеждался, что кабель оборван, и,

одевшись и захватив ракетницу, выскакивал из балка. Выстрелив так, чтобы ракета упала

прямо перед головным трактором, он останавливал поезд. А двое-трое выходили на

поиски разрыва провода.

Не только лед, но и снег тут был совсем иной, чем в Центральной Арктике. Снег-пудра

проникал в невидимые щели, залеплял лицо выходящего из балка человека и мгновенно

делал его мокрым. Поезд засыпало «по горло», и каждая остановка грозила стать «на

приколе» надолго. Когда надо было двигаться, люди раскапывали сани, отцепляли их,

трактор вытаскивал каждые сани в отдельности, потом их снова сцепляли. Когда

температура стала опускаться ниже 50 градусов, стальные водила саней начали рваться, а

за ними и стальной трос, которым их связывали. Керосин становился желеобразным.

Кислорода не хватало не только людям, но и моторам. Как чувствовал себя в этих

условиях начальник первого советского санно-тракторного поезда Михаил Михайлович

Сомов? Лаконичные записи в его дневнике — все о деле, о важном. Координаты поезда,

температура, радиосвязь с Мирным, с пилотами. Трудности и радости. Дорога — как по

надолбам... В балке сырость — сушится одежда вернувшихся снаружи — и угар отдвижка.

Несмотря на все, 7 апреля товарищи вспомнили, что у Сомова день рождения.

Дежуривший в камбузе Андрей Капица, в ту пору младший научный сотрудник, а ныне —

член-корреспондент АН СССР, испек нечто вроде пирога и преподнес его

новорожденному, украсив зажженными свечами...

Чтобы представить типичные заботы начальника поезда, приведем запись из его дневника

от 9 апреля. День этот был обычным, не из тяжелых, поезд находился всего лишь на 95-м

километре пути:

«Подъем в 5.30 (мск). Температура воздуха 17,8°. Ветер 140,8 м/сек, пасмурно. Ночью

навалило много свежего снега. Снег рыхлый, с большим трудом удалось выдернуть

занесенный состав.

Двигаться начали только в 5.30. Через 10 минут остановились из-за перерыва связи

(телефона). Трактор остановили только ракетой. Комаров и Долгушин продолжали идти

вперед, даже потеряв связь с балком. На что они расчитывали, не имея курса, компаса и

каких-либо ориентиров, остается тайной, по-видимому, даже для них самих.

В 6.20 подошли к 95-му километру. На мою вчерашнюю просьбу выслать к нам АН-2 для

разведки впереди нашего пути получил отказ по условиям погоды. Сегодня случайно

связались с И. И. (Черевичным. — Е. С), на ИЛ-12 производящим разведку в море

Дейвиса. Попросил его подойти к нам и посмотреть, нет ли впереди нас трещин.

В 6.50 остановились из-за перерыва связи с трактором. Вскоре подошел ИЛ-12. И. И.

сказал, что из-за поземки и рассеянного света без теней ничего не видно. Придется делать

специальную разведку, подобрав хорошую погоду.

Только 4 часа спустя (т. е. в 10.30) добрались до долгожданного сотого километра.

Несколько раз в пути останавливался второй трактор. Забивался снегом топливный

трубопровод.

На 100-м километре установили опознавательную пирамиду и снегомерную веху. Спустя

2 часа двинулись дальше. По словам Гусева, пролетая над этим районом в свое время с

Кашем, он видел трещины. Поэтому для предупреждения опасности впереди поезда

пошли Капица и Втюрин. Я ехал в кабине первого трактора с Комаровым, держа связь по

телефону со «штурманом» Сенько. Капица с Втюриным, увлекшись, ушли вперед (мы шли

со скоростью 3 километра в час) так далеко, что совершенно исчезли в темноте. Мы

остановились из-за неисправности адометра. Догнать впереди идущих мы уже не смогли.

Я начал беспокоиться об их судьбе. Приказал дать условленный сигнал — зеленую ракету,

что означало «остановиться и ждать». Подтверждающей зеленой ракеты от Капицы не

последовало. Мы дали красные ракеты — «вернуться». Ответа тоже не последовало. Не

видеть ракет они не могли — было уже совсем темно. Я утешал себя только надеждой, что

ракетница Капицы, которой тот хвастался, тоже не сработала на морозе. Так оно и

получилось в действительности. Я был настолько рад, когда они появились из темноты,

что у меня не хватило сил ругать Капицу за халатность.

В 15.40 остановились из-за того, что тракторы, сначала второй, а затем и первый,

забуксовали, а затем зарылись в снег. Кроме того, идущие вперед в темноте углядели

какой-то необычный волнистый рельеф, напоминающий трещины. Ходил и я вперед,