Вилли Мейнк - Пойманное солнце Страница 24

Я нахожусь на исторической земле и должен был бы содрогнуться от благоговения, но я скорее удивлен деревенской тишиной, настолько полной, что она навевает сон. Автобус поехал дальше, в Понда. Проселочная дорога, которая разделяет площадь на две части, производит впечатление такого же запустения, как и разрушенная башня святого Августина, темным силуэтом выделяющаяся на фоне неба, или как молчаливые пальмы. Я тоскую хотя бы по небольшому ветерку, но, кажется, и ветер ушел в прошлое, как и все живое. Не слышно даже обещанных туристскими путеводителями криков совы на каменных стенах францисканского монастыря.

Деревенская старуха, которую уже не радует карнавал, идет в храм святого Иисуса, чтобы помолиться. Одна треть населения Гоа — христиане, но две трети остались индуистами, несмотря на все усилия португальских миссионеров и трибуналы инквизиции, которая была введена в Гоа в 1560 году, чтобы при помощи пыток и аутодафе распространять христианство.

Бурьян разрушил каменные плиты, вьющиеся растения обвивают руины. Я не люблю покинутых городов, в них есть что-то безутешное, кажется, что они построены только для кур, этих созданий вне времени, которые копаются в траве в самых отдаленных уголках земли, или для попугаев, кричащих где-то надо мной на деревьях. И все же этот кусочек земли с остатками прошлого и застывшим настоящим заставляет задуматься.

Задолго до того, как в страну пришел бородатый Афонсу д’Албукерки{50}, эта береговая полоска в виде полумесяца со столицей Чандрапур на юге Гоа была известна мореплавателям от Финикии до Японии. Индийские правители Декана вели спор за эту землю, а в середине одиннадцатого века на берегу Мандави возник Гоа-велья, позднее — португальский Гоа и столица страны. Старые письмена взволнованно повествуют о красоте его садов, храмов и дворцов и сравнивают его даже с божественным раем Индры.

Гоа того времени поддерживал торговые сношения с пятнадцатью странами. Арабы ввозили из Персии и Афганистана самых дорогих племенных лошадей, а гоанские купцы расплачивались за них золотом, серебром, хлопком, бетелем, одеждой, рисом, перцем, фруктами, маслом и пряностями. Богатство Гоа влекло к себе рабских властителей, толкало их на захватнические набеги. В тринадцатом веке флот султана Гонавара разрушил столицу последнего государства индийской династии — Кадамбас.

Спустя несколько десятилетий, в начале четырнадцатого века, войска мусульман вновь вторглись в Гоа и частично заняли его. Десять лет они боролись против гоанцев, пытаясь укрепить свою власть, но были вынуждены поспешно покинуть страну. После изгнания мусульман Гоа в течение почти ста лет входил в империю Зиджаянагар, правители которой заботились о том, чтобы восстановить разрушенные иноземными войсками храмы и дворцы.

В 1498 году Мохаммед Адил-шах II направил мощные вооруженные силы через горы Декана в Гоа-велья. Одновременно флот из ста двадцати кораблей вошел в Мандави и блокировал порт столицы. В тот же год, когда португальский капитан Васко да Гама высадился на восточном побережье Индии в Калькутте, Гоа вновь лопал в руки мусульман, под господство султана Адил-шаха.

Но прошло несколько лет, и 17 февраля 1510 года, флот Афонсу дАлбукерки вошел в гавань Гоа-велья. Португальские солдаты после боев, продолжавшихся с переменным успехом в течение нескольких месяцев, изгнали войска Адил-шаха и присоединили Гоа к португальской короне.

Вокруг меня все еще царила гробовая тишина. Охваченный этой безжизненной тишиной, я думал об истории Гоа, пытаясь себе представить, как Афонсу д’Албукерки 25 ноября 1510 года, в день святой Катарины, вошел в завоеванный город на Мандави. Тогда у него еще не было коня, как позднее, когда он стал вице-королем, не было уздечки, украшенной золотом, серебром и драгоценными камнями. Он, как и его солдаты, казался немного усталым, и, как рассказывают, на том самом месте, где я сейчас стою, перед порталом собора, обнял своих спутников и встал перед ними на колени. Историки рассказывали также, что Афонсу поклялся в этот памятный день построить церковь в честь святой Катарины, которая принесла его оружию победу.

Он верил в святую богоматерь и во многих других святых, которые, правда, не были такими богами, как боги индусов, однако могли творить удивительные чудеса. Кроме того, он знал, как важно запечатлеть победу в памяти побежденных сооружением прочного здания. Строительство церкви в честь святой Катарины, которая позднее по указу папы стала собором и резиденцией «архиепископа Востока», продолжалось семьдесят пять лет. Здание оказалось настолько прочным, что пережило распад и гибель португальского владычества. Оно стоит и поныне, хотя обе северные башни в 1776 году обрушились и осталась только левая, боковая, около центрального портала.

Когда Афонсу д’Албукерки преклонил колена, над развалинами завоеванного города уже поднялся дым, а португальские солдаты в поисках добычи стали грабить базары. Иногда слышались отчаянные крики женщин и девушек, настигнутых солдатами в их убежищах. Все было так, как бывает всегда, когда побеждает оружие завоевателей. За боями последовало разрушение чужой культуры. Двести восемьдесят индийских храмов и несколько мечетей были сровнены с землей.

Доминиканские капелланы, прибывшие на кораблях португальского капитана, прочли перед запуганными жителями Гоа мессу, в которой призывали их отречься от языческих богов. Но проповеди под открытым небом не имели большого успеха. Только с приходом францисканцев, когда на солнечных склонах пологих гор возникли исполненные таинственного очарования белые церкви и монастыри с яркими окнами, роскошными алтарями под высокими сводами, где происходили великолепные торжественные богослужения и в сосудах курился ладан; когда зажили раны войны и Гоа благодаря прибыльной торговле португальцев превратился в один из богатейших городов Восточной Азии, — только тогда усилия францисканцев, августинцев, доминиканцев и кармелитов стали приносить свои плоды.

Между тем наступил полдень. Автобус должен был вот-вот возвратиться из Понда. Я с нетерпением ожидал его — мне уже хотелось уехать. Мне послышалось, что автобус подходит, однако это оказался всего лишь грузовик, который трясся по проселочной дороге. А сова на башне святого Августина еще и не крикнула. Напротив собора расположился храм Иисуса: все его сооружения стояли здесь друг против друга на покинутой земле, а между ними зияла пустота, находившаяся вне времени.

Сколько они еще простоят? Умрут последние очевидцы, и лишь слова смогут поведать о городе на Мандави, который в пору своего расцвета назывался Римом Востока. К счастью, книги прочнее камня, стихи великого португальского поэта Луиша ди Камоэнса{51}, воспевшего Гоа в своих известных «Лузиадах», более долговечны, чем памятники и церкви.