Вилли Мейнк - Пойманное солнце Страница 25

Сколько они еще простоят? Умрут последние очевидцы, и лишь слова смогут поведать о городе на Мандави, который в пору своего расцвета назывался Римом Востока. К счастью, книги прочнее камня, стихи великого португальского поэта Луиша ди Камоэнса{51}, воспевшего Гоа в своих известных «Лузиадах», более долговечны, чем памятники и церкви.

«Что за прекрасные пальмы вижу я на острове Гоа!» — воскликнул он, впервые посетив Гоа в 1563 году. Поэт был человеком бурных страстей. Он родился в 1524 году в семье португальских аристократов. Учился в Коимбре, получил прекрасное классическое образование и в юности написал для своей возлюбленной первые любовные песни, которые еще хранили следы влияния великих итальянцев.

Благосклонность португальской королевы и любовь к придворной даме, которая, кажется, отвечала поэту взаимностью, побудили его создать беззаботную «Книгу песен». Однако по своей натуре он не был придворным и не мог молчать, если ощущал несправедливое отношение к себе. В конце концов поэту отказали от двора, и вдали от любимой он писал полные тоски элегии и сонеты.

Камоэнс поехал в Африку. В боях там он потерял правый глаз. Ему разрешили вернуться ко двору в Лиссабон. Пребывание поэта в столице закончилось после спора с придворным чиновником тюремным заключением на один год. В заточении он работал над большим эпосом «Лузиады», в котором, воскрешая эпизоды из греческой мифологии, иносказательно описал историю Португалии, и прежде всего прославил путешествие Васко да Гамы вокруг Африки и высадку португальцев на побережье Индии.

После освобождения Луиш ди Камоэнс покинул Португалию и в 1553 году простым солдатом поехал в Гоа. Самое ценное, что он привез туда с собой, были первые песни «Лузиад». Гоа вызвало у него искреннее восхищение Двухлетнее пребывание в столице на Мандави, вероятно, побудило поэта к плодотворной деятельности. Желая познакомиться также и с другими португальскими владениями, он поехал по приглашению в Макао, где в течение двух лет занимал должность чиновника. Но потом за какую-то провинность его вернули в Гоа. Во время морского путешествия Камоэнс в устье Меконга потерпел кораблекрушение и потерял все, что имел. К счастью, ему удалось спасти черновики «Лузиад».

Дальнейшая судьба поэта переменчива. Его обвиняют в растрате, но это оказывается клеветой; он находит выгодную работу, доходы от которой тратит щедрой рукой; попадает в долговую тюрьму; принимает участие еще в одном военном походе и завершает, наконец, свой большой эпос из 16 песен и 11 008 строф, в котором нарисована яркая картина природы и жизни в португальских владениях.

Воздвигнутый недавно памятник Луишу ди Камоэнсу стоит в саду собора Старого Гоа и обращен лицом к храму Иисуса. Гоанцы считают его своим. Статую португальского диктатора Салазара они сбросили в Мандави, а португальскому поэту поставили памятник в Старом Гоа. Это был человек, умевший любить и ненавидеть и проживший полную жизнь. Он приехал в Гоа не как миссионер или купец в поисках Христа или пряностей, он не был ни ловцом душ, ни торговцем, а хотел лишь узнать страну и людей и постараться их понять.

Мною овладело нетерпение. Очарование прошло. Время мчится, и завтра уже настанет другой день. Что мне в том, что я стою на исторической земле! История — повсюду, но прежде всего там, где толпы людей. Город мертв, и примечательно в нем то, что его уничтожило не землетрясение и не огонь. Он умер медленной смертью. Когда голландцы захватили в свои руки торговлю в Индийском океане, город потерял свое значение. Постепенно он обезлюдел, и столицей Гоа стал Панаджи.

Я слышу шум мотора издалека. Может, это автобус, который, собственно, давно должен вернуться. Наконец прозвучал обещанный крик совы, но меня он уже не тронул. Я вижу автобус и радуюсь предстоящей поездке вдоль Мандави в Панаджи.

На Алтинхо

Проснувшись на следующее утро, я, отбросив москитную сетку, услышал колокольный звон, который сразу же перенес меня в детство: субботнее утро, крошечная комнатка рядом с квартирой бабушки и дедушки! Колокола звонят на башне церкви святого Пазла, которая видна из прихожей, а в окно светит утреннее солнце! Но воспоминание померкло, как только я выключил фен.

Я выхожу на балкон и наблюдаю привычную картину, которая благодаря колокольному звону становится мне еще более близкой. Солнце блестит на воде, оба без устали работающих парома встречаются посередине реки. Мандави кажется мне живым существом, я бы мог с ней беседовать. На небе даже виднеется несколько белых облаков.

Буйвол, стоявший вчера в темноте на берегу, ночью издох. Высохшей травы с клочка земли в маленьком парке оказалось недостаточно, чтобы спасти его от голодной смерти. Он лежит на берегу реки, ноги его вытянуты, глаза уже больше не видят.

Было около восьми утра; через два часа я должен был посетить главного министра. Надо признаться, что на душе у меня было неспокойно: ведь раньше мне не приходилось бывать у главных министров, да и прическа моя оказалась не на уровне столь важного исторического события. Кроме того, я не знал, следует ли мне величать министра «ваше превосходительство», или лучше избегать обращения вообще. Я решил спросить об этом у А. П. Махаяна и Сардесаи, которые должны зайти за мной без десяти минут десять.

Они приехали точно в назначенное время на большой правительственной машине и, улыбаясь, объяснили, что к министру следует обращаться просто по имени — Бандодкер. Проезжая по городу, я вспомнил о своем первом пребывании здесь два года назад, когда я посетил Гоа в некотором роде как частное лицо, не имея официальной программы.

На этот раз, как гость правительства, я постоянно имел в своем распоряжении машину, а сопровождающие стремились выполнить любое мое желание. Проезжая по праздничным воскресным улицам, заполненным прихожанами, я вспомнил о предвыборной борьбе 1967 года. Я был очевидцем последней ее стадии. Волны возбуждения докатились тогда до последней деревни, и, пожалуй, не осталось ни одной пальмы, на которой не был бы прикреплен предвыборный плакат. Партии, желавшие завоевать расположение избирателей, носили поэтические названия типа «Листья» или «-Цветок». Я узнал, что Цветок выступает за присоединение Гоа к соседнему штату Махараштра со столицей в Бомбее, а Листья хотят, чтобы Гоа остался самостоятельным штатом Индийского Союза. Позже я узнал из газет, что победили Листья, и Бандодкер, которого его соотечественники называли Бхаи (это санскритское слово означает «брат»), стал главным министром.

Независимые кандидаты в парламент Гоа перед выборами тоже присваивали себе благозвучные имена: Лев, Сердце, Роза. Я не сразу понял смысл псевдонимов и удивленно спрашивал, почему ораторы так громогласно пытаются привлечь избирателей на сторону льва, сердца или розы. Словесные дуэли ораторов проводились со свойственным южанам темпераментом; говорили в большинстве случаев на конкани, маратхи или по-португальски. Мне запомнился предвыборный плакат на английском языке, который был растянут над проселочной дорогой у въезда в рыбацкую деревню: «Боритесь с большим бизнесом, который покупает ваши голоса и хочет разложить демократию. Выбирайте Фернандеса!»