Марек Малятынский - В тени Канченджанги Страница 30

Такие речи он вел не впервые. Мне запомнился подобный разговор в промежуточном лагере 5600. Его волновало, кто войдет в состав штурмовой группы. Да, он наверняка оказался сильнее нас, все время чувствовал себя великолепно и жаждал взойти на вершину, мы же были не в лучшей форме. И это не давало ему покоя… Знаешь, Марек, по правде сказать, я и не рассчитывал взойти на вершину, ведь до этого мне не приходилось подниматься так высоко. Как и каждый из нас, я тоже вынашивал свою мечту, но трудно было в тот вечер, когда меня изводил чертовский кашель, обманываться, воображая, будто я стану одним из счастливцев. Что касается Петра, то состояние его горла было серьезным препятствием, и, хотя сам он, может быть, не отдавал себе в том отчета, Войтек это видел. Мы слушали молча. Петр как обычно говорил мало, а Войтек откашлялся и вроде бы нерешительно начал излагать свои соображения о том, как будут дальше развиваться события.

«Создавшееся положение вещей, — отчетливо запомнились мне его слова, — наиболее выгодно для группы Вальдека. Я не хочу, чтобы меня поняли неверно, но, пожалуй, именно их группа заложит лагерь IV выше перевала, потом мы — лагерь V где-то на верхней террасе, и оттуда они начнут штурм».

В выводах Войтека, казалось бы логичных, звучала явная нотка сожаления, что он сам оказался в нашей, более слабой группе».

— Марек, — прервал я Рогаля, — подобная ситуация возникла на самом деле случайно. На выбор партнеров обычно воздействует ряд обстоятельств. Как правило, совместные переживания в горах, взаимное доверие и привязанность, прочный духовный контакт, сходная житейская философия и оценка гор — все это объединяет людей в коллектив. Подчас это может быть такое соотношение: ты необходим мне, но и я тебе тоже; иногда — простой расчет: этот самый выносливый, и с ним стоит ходить, с ним больше надежд на успех. Но бывает и просто случай. Имей я право выбора, я, конечно, хотел бы ходить с Весеком и Вальдеком. Что же касается Вальдека, то тут многое произошло само собой. Кроме тебя, все, кто прибыл на ледник Рамтанг с группой разведки, были связаны с Вальдеком. В эту группу вошел дополнительно один Весек. Меня же с Весеком связывает не только совместное восхождение на пик Коммунизма, но, возможно, в не меньшей степени — вечера, проведенные вместе в Варшаве. Нам казалось, что тебя связали с Петром Кавказ, Монголия и совместная работа в клубе. Так само собой все и сложилось, и это естественно. Никто из нас не искал себе более подходящего партнера, он просто ходил с тем, с кем успел больше сжиться.

— Да ведь я-то это знаю… Но в конце концов нельзя быть в претензии к Войтеку. У меня таких претензий и нет. Каждый вправе бороться за личный успех. Но ваша группа… выглядела более заманчиво еще по одной причине. Вы действовали по какому-то плану. Ты сам подсмеивался над тем, что Вальдек каждый вечер проводил с блокнотом, контролировал, насколько далеко мы продвинулись, разрабатывал новые варианты, планировал день за днем — кто куда, что следует делать. Мы подшучивали над тем, что он развел в горах «бюрократию», но, поверь мне, мы ценили все это. И мы верили, что в результате дойдем с ним до вершины!

«У нас же все было по-другому, — продолжал Рогаль. — Каждое утро мы раздумывали, что предпринять, а Петр на ходу принимал решения. Я ничего не говорил, но чувствовал, что увязаю во всем этом, потому что никакого «конца» не видел. Изо дня в день переходы, прокладка дороги, но все это без всякого плана. Будущее Петру представлялось очень туманным. А оставались всего три майские недели.

На следующий день, 7 мая, мы вышли из палатки с намерением одолеть желоб. Мы, кажется, все еще находились под впечатлением двукратного неудачного визита на его кромку. Желоб напоминал след от удара гигантским мечом, который раскроил пополам эти белые ледяные блоки. На сей раз мы захватили с собой верёвки, крючья, но не представляли, как одолеть препятствие.

Серак, на котором стояла палатка, невозможно было обойти справа из-за сильной крутизны, а дальше следовали еще более иссеченные трещинами сбросы. Прямо перед нами желоб оказался столь широким и глубоким, что требовалась лестница.

Можно было только попытаться взять влево.

Туда направился страхуемый нами Войтек. Район выглядел скверно, сплошные трещины, мягкий, глубокий снег. Непонятно было, как здесь передвигаться, не провалишься ли в какую-нибудь дыру? Войтек пытался прибегнуть к различным приемам, но вернулся ни с чем. Оставалось форсировать трещину с помощью лестницы или жерди, доставленных снизу, либо идти еще дальше влево по направлению к кулуару.

В час дня мы начали спуск на базу, подавленные тем, что и здесь путь нам перекрыло препятствие. В «двойке» мы застали вашу группу, прибывшую сегодня из базового лагеря. На пороге «рондо» сидел Вальдек. Он только что вскипятил чай и дал нам утолить жажду. Войтек и Петр уселись рядом, чтобы поговорить и с минуту отдохнуть, но как раз готовились к спуску Шимек и Доктор.

Честно тебе признаюсь, мне в тот момент всего этого было достаточно. Достаточно было и моей группы, и той атмосферы подавленности и нервозности, какую создавал Войтек, того весьма неприятного для нас ощущения, что он вынужден прозябать с нами, и… даже покашливания Петра.

И пока они отдыхали, я в связке с Анджеем и Шимеком стал спускаться вниз, на базу.

Тебя же я вообще не видел, кажется, ты вовсе не выходил из палатки».

— Все верно. Весек готовил. А мы с Юзеком лежали в спальных мешках. Для меня это, вероятно, был самый тяжелый день за все время путешествия.

В этот день я, кажется, проснулся раньше всех. Ночь выдалась очень холодной, на стенках и крыше нашей палатки поблескивал толстый слой инея. Мы быстро и решительно оделись. Вчерашнее настроение миновало бесследно. Теперь мы испытывали радость и… напряжение перед началом операции.

До восхода солнца оставалось еще часа полтора.

— Ну и копаешься же ты! — Весек в нетерпении смотрел, как я мучаюсь с лопнувшими тесемками на гетрах, пытаясь их связать. Он уже был готов, стоял в своей плотной шерстяной рубашке, обмотался шарфом по самый подбородок, на голову натянул добротной вязки шапку. Я с завистью поглядывал на нее. Моя была совсем ажурной, и я отчетливо чувствовал, как холод кольцом охватывает виски и лоб. Мы поели молочного супа (у меня пропал аппетит), закусили бутербродами с паштетом, последний глоток чая — и в путь.

С первых же шагов я почувствовал, что со мной что-то не в порядке. Я дышал с трудом, рюкзак давил на меня так, словно был набит камнями, налитые свинцом ноги разъезжались на льду и щебне. Уже через четверть часа я сильно отстал.