Александра Давид-Неэль - Тайные учения Тибета (сборник) Страница 31

И все-таки идеал полного отречения в том смысле, как его понимает Индия (и быть может, одна только Индия), не совсем чужд тибетцам (анахорет Миларепа (XI век), самый популярный тибетский священник, служит тому примером). Они вполне сознают его величие и всегда готовы воздать ему должное. Предания о «сыновьях из хороших семейств», променявших богатство и роскошь на жизнь нищего подвижника, и более конкретно — история Будды, бежавшего с трона махараджи, всегда находят благоговейных и неподдельно восхищенных слушателей. Но такие истории о делах давно минувших дней кажутся им сказаниями о мире ином, не имеющем ни малейшего отношения к миру, в котором живут их высокочтимые пышные ламы.

Можно получить посвящение в тот или иной монашеский сан, не поступая в монастырь, но это бывает редко и только в тех случаях, когда возраст кандидата в отшельники позволяет ему избрать свой путь самостоятельно.

Прием в монастырь не дает права на даровое жилище. Каждому монаху приходится купить или построить себе дом, если только он не унаследовал жилища от своего родственника или учителя. Монахи, не имеющие средств стать домовладельцами, снимают одну или две комнаты в доме какого-нибудь зажиточного товарища. Небогатые ученики и старые бедные монахи чаще всего живут из милости в домах богатых лам.

Самые неимущие, нуждающиеся не только в крове, но и в хлебе насущном, нанимаются в услужение к великим ламам, выпрашивают для себя место в конторах или у выборных чиновников гомпа. Их благосостояние зависит от их собственных талантов. Одни могут выполнять обязанности редакторов, конторщиков, помощников счетоводов, другие работают поварами и конюхами. Счастливцам, попавшим в управляющие к какому-нибудь тулку, часто удается составить большое состояние.

Ученые монахи из бедных зарабатывают на жизнь преподаванием. Некоторые, имеющие талант художника, пишут картины на религиозные темы. Занятие это вполне почтенное, и немногие монастырские школы изящных искусств привлекают множество учеников. Положение монахов, живущих у зажиточных лам или богачей-мирян, тоже считается выгодным. Наконец, свободная профессия прорицателей и звездочетов (астрологов), составление гороскопов, отправление религиозных обрядов в частных домах — постоянные источники доходов для трапа, добывающих средства к существованию собственным трудом.

Ламы-эскулапы делают завидную карьеру, если их искусство доказано исцелением от тяжелых недугов весьма солидного количества знатных особ. Впрочем, профессия доктора достаточно прибыльна даже при самых незначительных успехах на медицинском поприще.

Во всяком случае, очень многим монахам коммерция кажется самым прибыльным из всех занятий. Большинство послушников, которые, войдя в возраст, не испытывают никакой склонности ни к науке, ни к монашеству, пытают счастье в торговле. Если завести собственное дело им не по средствам, они нанимаются к купцам в качестве секретарей, кассиров, агентов и даже простых слуг.

Некоторые торговые сделки разрешается заключать в монастырях. Но трапа, ведущим действительно крупные торговые операции, администрация монастыря по их просьбе предоставляет отпуск — даже на несколько лет, так что они могут сопровождать свои караваны и открывать торговые конторы, где им заблагорассудится.

Все монастыри ведут крупную торговлю, продавая или обменивая продукцию своих владений. К барышам присовокупляются доходы от больших «сборов доброхотных даяний», именуемых хартик. Одни сборы производятся через правильные промежутки времени, другие же — эпизодически.

Небольшие монастыри просто командируют кого-нибудь из монахов для взимания подаяний в окрестных селениях. Но в крупных монастырях хартик принимает размеры настоящих экспедиций. Группы трапа, часто под предводительством сановников-монахов, идут из Тибета до самой Монголии, находятся в пути долгие месяцы и возвращаются восвояси подобно победоносной рати древних времен, погоняя перед собой тысячные табуны лошадей и гурты домашнего скота, навьюченные разнообразными приношениями верующих.

Существует оригинальный обычай взаимообразно доверять какому-нибудь монастырскому чиновнику некоторую сумму денег или партию товаров на определенное время, часто на три года. Чиновник должен пустить полученный капитал в оборот таким образом, чтобы прибыль позволила ему покрыть заранее обусловленные различные затраты. Например, он будет поставлять масло для заправки светильников какого-нибудь храма или устроит определенное число трапез для братии гомпа, или же ему приходится взять на себя расходы по ремонту монастырских зданий, приему гостей, содержанию лошадей, или что-нибудь другое. По истечении срока займа должник должен вернуть капитал сполна. Ссуду, полученную скоропортящимися товарами, он должен вернуть таким же количеством однородных товаров. Если удача ему улыбнулась и прибыль превышает сумму обязательных по договору расходов, его счастье: остаток идет в его пользу. Но если наоборот, ему не повезло, он обязан возместить недостающую сумму из собственных средств, так как основной капитал, переходя из рук в руки, должен в любом случае оставаться неизменным.

Управление большим монастырем так же сложно, как и администрирование большого города. Помимо заселяющей гомпа многотысячной монашеской братии, монастырь распространяет свое покровительство на полчища арендаторов-полуарабов, но зато он властен также творить над ними суд и расправу. На избираемых монастырским советом чиновников возложено вершение всех мирских дел. Они справляются с ними с помощью штата конторщиков и небольшого отряда полицейских.

Об этих стражах порядка — добдобах — нужно сказать несколько слов особо. Их вербуют среди неграмотных наглых силачей с умственными способностями солдафонов, попавших в монастырь по воле родителей еще мальчишками, между тем как самым подходящим местом для них была бы казарма.

Отважные бессознательной звериной отвагой, эти хвастливые бездельники — средневековые головорезы — вечно затевают склоки или какие-нибудь скверные проделки. Их форменным, самовольно присвоенным мундиром можно считать обильно покрывающую их грязь. Эти доблестные витязи никогда не моются — по их мнению, чистых храбрецов не бывает, и грязь — отличительный признак героев. Им этого мало: они натирают себе тело жирной сажей, налипающей на дно кастрюль, до тех пор, пока не превратятся в настоящих негров. Добдоб часто разгуливает в лохмотьях, но это результат собственных его ухищрений: он сам кромсает монашеское одеяние, стремясь придать еще больше свирепости своему и без того ужасному облику. Когда ему приходится надевать новое платье, он прежде всего стремится получше его запачкать — этого требует традиция. Как бы дорого ни стоила ткань одежды, добдоб разминает в своих грязных руках масло и намазывает его густым слоем на обновку. Высшая степень элегантности для этих джентльменов, когда их платье и тога регулярно, со знанием дела, пропитываются жиром и принимают темный бархатистый налет и стоят торчком, не сгибаясь, как железные доспехи.