Эрих Раквитц - Чужеземные тропы, незнакомые моря Страница 32

Прежде чем начать рассказ об открытиях, совершенных в конце средневековья, познакомимся поближе с жизнью и условиями плавания моряков тех лет. Наиболее распространенным типом корабля в это время стала каравелла — громоздкая посудина, модели которой так часто придают скучным мещанским интерьерам модный колорит романтики и приключений.

Жизнь моряков на борту каравелл, естественно, была не столь уж романтичной, как это принято считать и как это подается в классических морских романах. У них хватало своих забот. Так, на судах водоизмещением едва ли не более 50 тонн было до невозможности тесно. Нужно себе представить: зажатые в тесном скрипящем ящике 30–40 человек, невзирая на штормы, дожди и жгучую жару, должны были выдерживать целые месяцы плавания. Но тесные каюты, где не хватало ни воздуха, ни света, матросы зачастую вынуждены были делить с солдатами или поселенцами и при всем этом выполнять еще тяжелейшие, изнурительные работы.

Служба на парусниках XV и XVI столетий делилась только на две вахты. Громадные сшивные паруса были тяжелы, громоздки и очень неудобны в обращении, а вспомогательные средства до крайности примитивны; маневрировать парусами можно было только за счет грубой физической силы. При хорошем питании это было бы еще ничего, но меню на судне не отличалось особым разнообразием. Матросы утоляли жажду дождевой водой, которую собирали в открытые бочки на палубе, ели даже в далеких плаваниях неизменные, классические сухари и солонину. Это еще не самое худшее. Вот что сообщает нам Пигафетта, хроникер экспедиции Магеллана, описавший плавание через Тихий океан:

«Мы оставались три месяца и двадцать дней совершенно без свежей пищи. Мы ели сухари, которые уже больше не были сухарями, а стали порошком, смешанным с червями, потому что те пожирали муку. Корабль невыносимо вонял нечистотами крыс. Мы пили коричневую воду, которая гнила на протяжении многих дней. Мы ели бычьи кожи, растянутые над главной палубой для защиты парусов. От солнца, дождя и ветра кожи стали ужасающе жестки. Мы вымачивали их четыре-пять дней в воде, клали на горячую золу и затем съедали… Мы ели измельченную древесину. Крыс продавали за полдуката штуку, а иной раз их нельзя было купить даже за такую цену. Но изо всех несчастий худшим было следующее: у некоторых из нас мясо верхней и нижней челюстей опухло так, что люди вообще не могли есть и умирали. Из-за этого мы потеряли 19 человек».

Это сухое повествование рассказывает, насколько трагичной иной раз была жизнь на корабле. Такие страшные условия могли выдержать только исключительно крепкие натуры. К физическим трудностям прибавлялась еще и психическая нагрузка, полуварварская феодальная дисциплина, для которой человеческая жизнь почти ничего не значила. Со всем этим мирились как с «господней волей». Кто после длительного путешествия возвращался на родину, того считали счастливчиком. Не удивительно, что очень трудно было набрать экипаж для судна.

Такими же ужасами сопровождались и африканские экспедиции Генриха Мореплавателя. Они нисколько не изменились и позже…

Несмотря на сорокалетние старания принца Генриха, важнейшие вопросы мореплавания оставались нерешенными. Водный путь в Абиссинию по-прежнему был неизвестен, как и таинственные золотые рудники «страны негров». Но чтобы закончить портрет Генриха Мореплавателя, к чести его должно упомянуть, что, несмотря на огромные финансовые трудности, принц не делал никаких попыток — хотя это было в его возможностях — исправить положение прибыльной работорговлей[178].

После смерти Генриха не только не стало идейного руководителя африканских экспедиций — португальская корона потеряла всякую охоту вкладывать новые средства в предприятия, преследовавшие только познавательные цели и не сулившие никаких барышей. И тем не менее традиции африканских путешествий сделались столь неотъемлемой частью португальской политики, что сразу их нельзя было оборвать.

В 1469 году племянник Генриха Мореплавателя король Аффонсу V заключил любопытный договор с богатым лиссабонским купцом Фернаном Гомишем. За ежегодную плату в 500 дукатов, за право поставлять казне слоновую кость по выгодной цене купец обязался ежегодно продвигать исследование побережья Африки, считая от Сьерра-Леоне, на 100 лиг (около 600 километров) на юг. Удайся это предприятие, оно значило бы больше, чем все плавания капитанов Генриха, вместе взятые. С помощью опытных моряков Гомиш добросовестно выполнял условия договора, разумеется, не без собственной пользы и выгоды. Один из его капитанов, Фернандо По, дошел в Гвинейском заливе до острова, носящего сегодня его имя, правда, в испанской интерпретации: остров Фернандо-По. Однако португальцев ждало здесь горькое разочарование: начиная с этого пункта восточное направление берега сменилось южным, а заманчивая и будто бы уже близкая Индия опять отодвинулась в неизведанную даль.

И снова все скрылось в необъятном. Но, может быть, именно это обстоятельство и заставило португальскую корону обратиться в 1474 году к флорентийскому ученому Тосканелли[179] с вопросом: нельзя ли добраться до Индии западным путем через Атлантику? Тосканелли — крупнейший географ своего времени — дал смелый и недвусмысленный ответ: Земля шарообразна, и поэтому, едучи на запад через Атлантический океан, конечно, можно добраться до берегов Восточной Азии.

Некоторые источники говорят о том, что именно тогда португальцы побудили датского короля направить экспедицию старым путем викингов и пробраться высокими северными широтами на запад. Похоже, будто в датской экспедиции на Лабрадор и Ньюфаундленд в 60-х или в 70-х годах XV века участвовал также и португалец Кортириал. Во всяком случае, достоверно известно, что за свои заслуги в открытии «Тресковой Земли» — так она называется в португальском документе — он был назначен губернатором азорского острова Терсейра, а это ни мало ни много означает, что, помимо представителей северных народов, на американскую землю раньше Колумба попал португалец. Это тем более вероятно, что сыновья Кортириала примерно в 1500 году также отправились в северные широты, где и пропали без вести.

Сообщения Кортириала, по-видимому, не воодушевили португальскую корону для дальнейших плаваний в том направлении. Несмотря на убедительное заявление Тосканелли, португальцы временно отложили проект путешествия на запад и снова вернулись к своей старой идее — добраться до Индии восточным путем; под «Индией» тогда понимали все земли за поясом мусульманских стран…

В 1482 году на Золотом берегу был заложен форт Эльмина; отныне португальские суда постоянно крейсировали в Гвинейском заливе. Этим самым Португалия совершила первый шаг к колониальному порабощению обширных территорий Черного континента. В том же году Диогу Кан поплыл дальше на юг и по другую сторону экватора открыл устье Конго. В 1485 году он уже готовился к новому путешествию, предыстория которого столь значительна, что мы хотели бы рассказать о ней.