Джером Джером - Трое в лодке, не считая собаки Страница 38

— Помилуй бог, Джордж, ведь это паровой катер!

А Джордж отвечает:

— Да, знаешь ли, мне казалось, будто я что-то слышу.

Тогда мы в смущении начинаем суетиться и не знаем, как убрать свою лодку с дороги, а люди на катере толпятся в кучу и поучают нас:

— Тяните направо — вы, вы, болван! Бросьте левую сторону. Нет, не вы — тот, другой — оставьте веревки, говорят вам — ну-ка, оба сразу. Не сюда! Эх, вы…

Тут они спускают лодку и приходят к нам на помощь; и после четверти часа труда путь оказывается свободным, и они могут следовать дальше; а мы горячо благодарим их и просим взять нас на буксир. Но они почему-то никогда не соглашаются.

Непривычные к реке старые леди всегда бесконечно боятся паровых катеров. Помнится, я однажды путешествовал из Стэйнза в Виндзор — часть реки, особенно изобилующая этими чудовищами механики, — с тремя дамами упомянутого образца. Было очень интересно. При первом появлении приближающегося парового катера они настояли на том, чтобы высадиться и просидеть на берегу до тех пор, пока он не исчезнет из виду. Они говорили, что им очень совестно беспокоить нас, но что обязанности по отношению к близким воспрещают им безумную опрометчивость.

Около Хэмблдонского шлюза у нас вышла вся вода; поэтому мы взяли свой жбан и отправились к дому шлюзного сторожа за водой.

Слово было предоставлено Джорджу. Он изобразил заискивающую улыбку и сказал:

— Ах, пожалуйста, не будете ли вы так добры дать нам немножко воды?

— Разумеется, — ответил старичок, — возьмите сколько вам требуется, на всех хватит.

— Очень вам благодарен, — пробормотал Джордж, озираясь. — Где же вы ее держите?

— Всегда в одном и том же месте, мой мальчик, — был решительный ответ, — как раз за вами.

— Я не вижу ее, — сказал Джордж, оборачиваясь.

— Да Господь с вами, где же ваши глаза? — отозвался тот и, повернув Джорджа назад, показал ему вверх и вниз по течению. — Ведь есть-таки что видеть, не правда ли?

— О! — воскликнул Джордж, уразумев, в чем дело. — Но мы же не можем пить реку, понимаете ли?

— Выпить всю реку не получится, — возразил тот, — но часть выпить можете. Я вот ничего иного не пью в последние пятнадцать лет.

Джордж сказал ему, что его наружность после курса водолечения не является достаточно удовлетворительной рекламой и что он предпочел бы получить воду из крана.

Мы раздобыли ее в одном домике немного дальше по берегу. Сдается мне, что и эта вода также была из реки, если бы мы только знали. Но мы не знали, и все сошло благополучно. Чего глаз не видит, того желудок не отвергает.

Позднее в то же лето мы все же отведали речной воды, но попытка оказалась неудачной. Мы спускались вниз по течению и остановились напиться чаю у шлюза, неподалеку от Виндзора. Наш запас воды истощился, и приходилось либо обойтись без чаю, либо взять воды из реки. Гаррис советовать рискнуть. Он уверял, что опасности нет, если только вскипятить воду. Утверждал, что имеющиеся в воде зародыши отравы будут убиты кипячением. Поэтому мы наполнили чайник водой из Темзовского шлюза и вскипятили ее, причем очень усердно следили за тем, чтобы она на самом деле кипела.

Мы заварили чай и только что успели удобно расположиться для чаепития, как вдруг Джордж остановил чашку на полпути к губам и воскликнул:

— Что это?

— Что — что? — спросили мы с Гаррисом.

— Да это! — повторил Джордж, глядя на запад.

Гаррис и я проследили направление его взгляда и увидели спускавшуюся к нам по медленному течению собаку. Это была наиболее спокойная и мирная из когда-либо виданных мною собак. Никогда я не видел собаки, казавшейся более довольной, более спокойной духом. Она дремотно плыла на спине, выставив прямо кверху все четыре лапы. Была это, так сказать, полновесная собака, с хорошо развитой грудью. Она направлялась к нам, безмятежная, величавая и безмолвная, пока не поравнялась с нашей лодкой, и тут среди камышей задержала ход и уютно устроилась на вечер.

Джордж сказал, что не хочет чаю, и вылил свою чашку в реку. Гаррис также не испытывал жажды и последовал его примеру. Я выпил уже половину своей чашки, но пожалел о том.

Я спросил Джорджа, не думает ли он, что у меня будет тиф?

Он сказал: «О, нет!» Ему кажется, что я вполне могу избежать его. Впрочем, стоит подождать две недели, чтобы узнать наверняка.

Мы поднялись вверх от шлюза до Уоргрейва сокращенным путем, ведущим с правого берега на полмили выше шлюза Марша, по тенистой приятной части реки, причем этим путем сберегается около полмили.

Само собой разумеется, вход в него переполнен кольями и цепями, окружен объявлениями, сулящими разнообразные пытки, тюрьму и смерть всякому, дерзнувшему прикоснуться веслами к его водам, — удивляюсь, как это прибрежные разбойники не заявляют прав на речной воздух и не угрожают всякому, кто дышит им, штрафом в сорок шиллингов! Но с некоторым умением легко можно миновать колья и цепи; что же касается досок с объявлениями, если у вас имеется лишних пять минут и никого не видно поблизости, вы можете сорвать одну или две из них и бросить в реку.

На полпути к Уоргрейву мы высадились на берег и позавтракали; и во время этого завтрака мы с Джорджем испытали довольно серьезное потрясение.

Гаррис также был потрясен, но не думаю, чтобы потрясение Гарриса могло сколько-нибудь сравниться с тем, что испытали Джордж и я.

Случилось это, видите ли, следующим образом: мы сидели на лужайке, ярдах в десяти от воды, и только что удобно расположились для еды. Гаррис держал между коленями пирог с мясом и разрезал его, а мы с Джорджем дожидались с тарелками в руках.

— Есть у вас ложка? — спросил Гаррис. — Мне нужна ложка для соуса.

Корзина стояла у нас за спиной, и Джордж и я оба повернулись достать ее. Не прошло и пяти секунд, как мы снова обернулись, — но Гарриса и пирога как не бывало!

Поле было широкое, открытое. На сотни ярдов вокруг не виднелось ни дерева, ни кусочка изгороди. Упасть в воду он не мог, потому что мы отделяли его от реки, и для этого ему понадобилось бы перелезать через нас.

Джордж и я посмотрели во все стороны. Затем уставились друг на друга.

— Не похищен ли он на небо? — спросил я.

— Едва ли могли бы забрать вместе с ним и пирог! — возразил Джордж.

Его возражение показалось мне веским. И мы отклонили небесную теорию.

— Полагаю, — продолжал Джордж, спускаясь к обыденному и доступному, — что произошло землетрясение.

Затем добавил с оттенком печали в голосе: «Жалею, что он разрезал этот пирог!»

Мы со вздохом еще раз обратили взор к той точке, где в последний раз видели Гарриса и пирог во плоти; и тут кровь застыла у нас в жилах, и волосы встали дыбом на голове: мы увидали голову Гарриса — одну только голову, торчащую прямо из высокой травы, с очень красным лицом, выражавшим глубочайшее негодование!