Андрей Троицкий - По Америке с русской красавицей Страница 38

– Восемь лет, – шепчу я. – Восемь…

И за гуся восемь? Ведь вокруг парк, это тот же заповедник. Значит, по одному году за килограмм живого веса? Господи, да у меня и лицензии на этого несчастного гуся нет. Значит, могу больше схлопотать.

…И вернулся на свое место

Поднимаюсь и бреду в сторону центра. Мне попадается контейнер, куда местные жители складывают бросовые вещи, их можно забирать, если есть желание. Я наклоняюсь, перебираю наваленное тряпье. В основном детские шмотки, есть что-то для женщин. Мужские джинсы, куртка, то ли демисезонная, то ли зимняя.

Выуживаю ее. Нет, она на пять размеров меньше, чем надо. Вместо мужских ботинок нахожу детские сандалии. Тащусь дальше, понимая, что еще одна миля по асфальту, – и я сотру ноги до крови.

Останавливаюсь в проулке между домами, обследую контейнеры с мусором. Достаю толстую картонную коробку. В другом контейнере несколько ярдов прочного шпагата. Я подвязываю спадающие штаны веревкой. Присаживаюсь на бордюр и мастерю обувку вроде той, что видел на бродяге: ножом вырезаю аккуратные прямоугольники, прокалываю дырочки, пропуская в них веревку. Затем закрепляю куски картона на стопе. Еще несколько кусочков картона беру про запас: такая обувь быстро снашивается. Я сворачиваю на оживленную улицу, но не замечаю удивленных взглядов. Мой внешний вид не вызывает удивления прохожих.

Интересно, как бы на меня смотрели в Москве? Ну, если бы в таком виде я решил прогуляться по центру города, по Тверской или Арбату? А если бы пришел в Союз писателей, прямо на заседание правления Московской писательской организации: «Здравствуйте, господа». Они бы сразу вызвали скорую психиатрическую помощь или сначала завели разговор на общие темы: как дела, как вы себя чувствуете в последнее время и так далее.

…Прохожу мимо кинотеатра, расположенного в старом здании, останавливаюсь возле кассы. Надо же, в одном из трех залов крутят русский фильм режиссера, работы которого мне очень нравятся. Это кинотеатр для любителей иностранных фильмов, здесь редко бывают очереди, но есть свой узкий круг зрителей, которые интересуются европейским кино.

Очень хочется посмотреть фильм, о котором читал в интернете, хочется послушать русскую речь. Здесь не дублируют иностранные фильмы за исключением японских мультфильмов. Считается, что дубляж, даже закадровый перевод, убивает творческий потенциал картины, обедняет ее, лишая зрителей возможности слушать оригинальную речь героев. Да, скорее всего, это так.

Но, с другой стороны, американские фильмы получают огромные конкурентные преимущества в борьбе с европейским и азиатским кинематографом, быстро набирающим обороты. Кинотеатры почти не показывают иностранные фильмы, а по телевизору за последние годы я видел русские фильмы всего пару раз. Причина одна: только страстные любители зарубежного кино будут торчать в кинозале или у телевизора и портить глаза, читая субтитры, – это слишком неудобно, утомительно и, главное, отвлекает от сюжета и мешает любоваться сценами, которые того стоят.

Я думаю о том, как вернуть русским зрителям интерес к отечественным фильмам. Кинокритики России, режиссеры и продюсеры долгие годы бьются над разгадкой этой тайны, но не могут придумать ничего путного и твердят как заведенные: надо увеличить государственную поддержку отечественного кино.

На самом деле все просто: надо перестать дублировать голливудскую продукцию, вместо перевода снабжать видеоряд титрами. При таком положении вещей кассовые сборы русских фильмов без всяких коммерческих вливаний и государственных дотаций возрастут на порядок. А любой отечественный фильм, самый посредственный, серенький, проходной, – станет блокбастером.

Билет на дневной сеанс – всего-то пять долларов. Таких денег у меня нет. Иду дальше.

И снова я в сквере в центре города, пробирает холод, ветер не унимается, хорошо хоть дождя нет. Я уже совершенно одурел от этого бесконечного дня, надо где-то найти денег и подкрепиться. Но где и как их найти? Такой уж, видно, день, что ни одной дельной мысли в голову не приходит. Можно взять пластиковый стаканчик и, повесив на грудь картонку с жалостливой надписью, попытаться выпросить у прохожих несколько долларов. Десятка спасла бы меня. И пятерка будет не лишней…

Только что написать на той картонке? Коротко и ясно: «Я голоден. Подайте на пропитание». Что ж, неплохо для начала. Но с моей плотной фигурой я вряд ли сойду за изголодавшегося бродягу, вряд ли вызову сочувствие. Даже в этой самодельной обуви, прикрученной к ногам. Значит, не получу ни цента.

Может быть, так: «Подайте на пропитание русскому писателю»? В этом что-то есть. Суровая правда жизни, некий сюжет. Литератор, потерявший надежду, доведенный до самого края. За короткой надписью можно разглядеть глубокую личную драму, трагедию сломанной жизни, даже нечто большее. Но с моей комплекцией, – рост сто восемьдесят и живого веса за сто килограммов, – я буду как-то неубедительно выглядеть в роли голодного нищего.

И еще надо знать менталитет американцев. Поверить в то, что профессиональный писатель вынужден побираться на улице, они вряд ли смогут. В их представлении человек, именующий себя писателем, – как минимум небеден. Иначе быть не может.

Как-то я познакомился с одной женщиной литератором-рабом, как у них говорят, литературным призраком. Она уже нашла покупателя на свой особняк за два с лишним миллиона долларов и, готовясь к переезду в теплые края, распродавала имущество. Я вместе с другими покупателями зашел взглянуть на ее мебель и кое-какие личные вещи, выставленную на продажу, купил кое-что, очень недорого.

Мы столкнулись с хозяйкой в одной из комнат ее просторного особняка, разговорились и обменялись мнениями о последних бестселлерах. Эта женщина писала тексты за довольно известную авторшу любовных романов. Своими трудами писатель-призрак заработала два особняка: в Майами и Северной Каролине, апартаменты в Сан-Франциско и кое-что еще, по мелочам. В банке у нее был счет с шестью нолями, в гараже коллекция раритетных машин.

Трудно представить эту женщину, выпрашивающую мелочь на улицах. А ведь она всего лишь «соавтор», чье имя даже не печатают на книжных обложках. Я знал и других литераторов, не слишком известных широкой публике, не слишком коммерчески успешных, тем не менее, далеко небедных.

Однажды я сел в такси, за рулем был молодой чернокожий мужчина, которого очень интересовала жизнь в России. Мы немного поболтали.

– Вы опубликовали в России много книг, – сказал водитель. – По вашим книгам поставлены фильмы. Значит, вы очень богаты. А если вы богаты, у вас есть возможность помогать тем, кому в жизни повезло меньше, чем вам. Вы помогаете бедным?