Драконьи острова - Александра Огеньская Страница 4

собрать пир. На столах обязательно должны быть сушеная рыба, вяленые манго, перебродивший кокосовый сок. Все должны веселиться, громко петь и шумно танцевать, чтобы, когда смерть придёт, её спутники — злые духи — не смогли пройти через толпу, заблудившись и испугавшись громких песен. А смерть тогда явится одна и возьмет умирающего за руку.

Если же человеку случится умереть раньше, чем соберётся пир, то злые демоны легко доберутся до ложа умирающего и утащат его с собой вниз, к центру земли, где горит адский огонь.

***

Мать племени протерла его целиком кожей дракона, и он не умер.

Он не думает, что это как-то связано с кожей дракона (она была сухая, шуршащая, полупрозрачная и воняла рыбой, как и всё здесь). Вероятно, какой-то вирус.

В общем, он не умер, но ушедшая лихорадка оставила его слабым, словно котёнка, и ещё примерно неделю он только и мог добрести до выгребной ямы за домиком, кое-как умыться и прочитать пару страниц своего журнала. Большую часть этой недели он проспал.

Правда, было в его жизни некоторое разнообразие: к нему приходили жаловаться. Мужчины племени.

Потому что, допустим, однажды вечером после лова рыбы приходит раафи к себе домой, усталый и голодный, а жены нет. Ушла. Или наоборот, есть жена, но не та, что была утром. Явилась другая женщина и сообщила, что теперь она жена и будет здесь жить. А он эту женщину и вовсе никогда не хотел видеть своей женой, и вообще она страшная, как морское чудовище упи-ано. И жаловаться Матери племени, ясное дело, бесполезно. Она велит быть довольным тем, что имеет, потому что вон какая справная женщина, умеет готовить самую лучшую похлебку в деревне и плетет самые крепкие сети. И только к ней наконец привыкнешь (и перестанешь пугаться её лица в темноте) — а жены опять нету. Ушла, потому что он её, видите ли, плохо трахал. И опять жаловаться Матери бессмысленно. Она же ведь тоже женщина, пусть старая и морщинистая.

Вот они и приходят жаловаться сюда, чтобы их жалобы записали на маленькое устройство и донесли до всех других мужчин мира. Чтобы и те пожалели несчастных раафи.

***

Вот чего про раафи он искренне не понимает: как в этой совершеннейшей свободе определения своего семейного состояния никто не путается и все всегда знают, кто кому и кем приходится. Притом любой пятилетка бодро сообщит своё семейное древо вплоть до времен доисторических (то есть до момента совокупления Главного Бога и Девы Марии, в результате чего и родился остров раафи).

Он сам притом свою родословную проследить может только до второго поколения. Ведь война, и ещё война, а до этого — "золотая лихорадка" и никаких метрических записей.

"Не знающий своих предков — дерево без корней" — утверждает мать племени. Кстати, на острове орхидеи считаются деревьями.

***

Вот что странно.

Или не странно?

Ему очень рады, когда он впервые после болезни выходит в общему котлу. Его хлопают по плечу, приветствуют, детишки кричат ему и корчат рожи.

За пять месяцев он выучил этих людей и знает теперь лучше, чем соседей в своем домовом кооперативе. Соседей он, к слову, не знает совсем.

И эти лица, прежде казавшиеся довольно странными и даже неприятными, но в любом случае — не отличимыми друг от друга — теперь приятны и понятны. А ведь он путал Бена и Пена, Айю и Найю. Теперь и самому странно, они же такие разные.

Разные. И искренне рады ему. Тому, что он жив. Он видит признаки искренности в этих чёрных глазах, в морщинках вокруг глаз.

Но от запаха рыбной похлебки его по-прежнему тошнит, и он решает питаться фруктами и бататом до самого отъезда.

Ему настолько рады, что дарят пояс из ракушек.

Пояс из ракушек для раафи очень важен.

***

Он задумался: а что он ответил бы студенту сейчас, спустя почти полгода?

Этот вопрос по-прежнему сложен.

***

В журнал от двенадцатого августа он записал: "Мать племени сообщила, что раафи не рождаются, а становятся. Но чтобы стать раафи, родиться всё равно нужно". И не поспоришь.

***

Раафи не плавают. Удивительно для тех, кто буквально живет посреди океана. Женщины раафи не плавают в принципе и даже не пробуют учиться, а мужчины плавают только постольку, поскольку лодка может перевернуться в любой момент. Никто из них никакого удовольствия от плавания не получает, поэтому им и в голову не приходит, что плавать можно для развлечения.

Для развлечения они чешут языки у костра, грызут сушеную рыбу, курят (редкое и очень ценимое развлечение, поскольку табак стоит дорого, а привозят его редко). Сигареты исследователи обычно используют как универсальную валюту, а здесь за одну штуку обычных "Пэл-Мэл" можно заполучить целый час анкетирования под диктофонную запись. Сам он не курит и никогда даже не пробовал, но место в багаже под целые десять блоков выделил (и до чего же жаль было этого места!). Нынче сигарет осталось всего две пачки.

Так вот, раафи не плавают для удовольствия.

Он — плавает. Он надевает маску, ласты, чем страшно смешит детей, и послушно делает им "Бу!", чтобы они могли с радостным ужасом разбежаться во все стороны. А затем погружается в подводный мир океанского рифа. Там прекрасно, там ярко, там волшебно.

Но драконов нет и там.

***

Очень ценно, решил бы любой антрополог, побывать на похоронах в племени.

Ему выдалась эта возможность.

Умерла одна из женщин, которые обычно с самого утра сидят над общим котлом, помешивая, пробуя, добавляя то соли, то трав.

Эта женщина была уже не молода, но и не стара. Звали её Карли, а старшая её дочь в этом году должна была впервые выйти замуж, как и положено — осенью, после прибытия корабля, на котором можно было бы приобрести достойное приданое в виде табака и кастрюль.

Карли отправилась за водой, а назад не возвратилась. Позже её нашли у родника, лежащую навзничь с разбитым кувшином. Она к тому времени уже закоченела, на её мертвом лице застыла маска ужаса.

Вероятно, сердечный приступ.

Плохая смерть, решили раафи. Некому было отогнать демонов, и душа Карли наверняка теперь горела в центре земли.

Но похороны должны были хоть отчасти исправить эту несправедливость, потому что Карли была хорошая женщина, а ее дочери громко рыдали и даже выли.

Обряд начался с рассветом. Первыми заголосили старухи, к ним присоединились женщины помоложе. Мужчины вынесли тело.

Тела там, впрочем, видно