Тим Северин - Экспедиция «Уллис» Страница 42

Оракул помещался на скальном выступе. Там, где Ахерон огибает крутую скалу, в него впадает приток, ранее называвшийся Кокитом. Павсаний, горячо интересовавшийся творениями Гомера, пришел к простому выводу: «Поблизости от Кикироса находится Ахерийское озеро и река Ахерон, а также мерзостный Кокит. Думается мне, что Гомер мог видеть эти места и в своих смелых стихах об Аиде заимствовал названия рек Теспротии». Во времена императора Адриана Павсаний четырнадцать лет работал над своим «Описанием Эллады», посещая и добросовестно описывая главные древние памятники Греции. Так что мы вправе положиться на его свидетельства относительно «смелых стихов» Гомера об Аиде.

Однако предположение Павсания, что Улиссов Оракул мертвых помешался в Греции, в Эпире, резко противоречило гораздо более известной гипотезе. Страбон и десятки авторов после него утверждали, что обитель Цирцеи и Оракул мертвых находились вблизи итальянской реки Ахерон в Кампании. В этой области был (и есть) мыс который называется Монте-Цирцео; здесь-то и помещали дом богини, а также посвященный ей пещерный храм. В «Одиссее» озадачивает упоминание народа киммериян, обитающих по соседству с Аидом в печальной области, покрытой вечно влажным туманом. Согласно «итальянской школе», речь идет о местных служителях храма, которые жили в подземелье, никогда не видя солнца. Несколько дальше от моря, у горячих источников, будто бы находилась область Аида; здесь же было озеро, которое называли Ахерийским.

Указанная версия страдает множеством изъянов. Ничего похожего на Оракул на утесе над рекой не обнаружено, и Монте-Цирцео — не остров, каким Гомер рисует Эю, а часть материка. Последнее обстоятельство, возможно, не так уж существенно, поскольку в конце бронзового века примыкающая к мысу низменность могла быть затоплена морем; но и то вряд ли Улиссу, как об этом говорится в «Одиссее», пришлось бы, плывя к материку, потратить сутки на преодоление отрезка длиною меньше километра. Гораздо более убийственным для аргументов «итальянской школы» выглядит тот факт, что крутые голые скалы Монте-Цирцео никак не вяжутся с пейзажем в «Одиссее», где говорится о защищенной бухте и доме в лесу. При ближайшем рассмотрении сам Страбон был вынужден признать надуманной версию относительно Монте-Цирцео. Еще при его жизни осушение болота, сделавшее более доступным район мыса, показало, что там нет никакого храма Цирцеи, нет и подземелий с живущими в них аборигенами. И все же слишком трудно было смириться с мыслью, что область Аида находилась в самой Греции, почти в тысяче километров от Италии. Ведь если так, проваливалась в тартарары вся версия, будто Улисс плавал вдоль итальянских берегов. Сотни лет эта версия связывала с Италией или Сицилией циклопов, остров Ветров, лестригонов и последующие приключения Улисса. Оракул мертвых на реке Ахерон в Западной Греции являл собой нежелательное совпадение, коим хотелось пренебречь.

Однако от реальности некуда было деться. Не один Павсаний привлек внимание к греческой реке Ахерон и к некимантейону в Эпире. Еще до него о тех же местах говорил Геродот, а историк Фукидид упоминает, что прибывавшие сюда паломники пересекали на лодках «Ахерийское озеро», направляясь к Оракулу. Сторонники «итальянской школы» возражали, что свидетельства Фукидида, Павсания и Геродота, ничего не значат, так как их греческий Оракул мертвых датировался эпохой гораздо более поздней, чем времена Улисса.

Такое положение сохранялось до 1958 года, когда отряд во главе с греческим археологом С. И. Дакарисом приступил к раскопкам некимантейона на вершине утеса, возвышающегося над Ахероном. Были найдены следы жертвоприношений, в точности отвечающие описанию в «Одиссее». Улисс «выкопал яму глубокую в локоть один шириной и длиною» и совершил возлияния мертвым: «первое смесью медвяной, второе вином благовонным, третье водой». Все эта он пересыпал ячменной мукой, после чего зарезал молодого барашка и черную овцу и дал крови стечь в яму. Раскапывая Оракул, Дакарис обнаружил соответствующие описанию в «Одиссее» жертвенные ямы, в которых лежали кости овец, свиней и крупного рогатого скота вместе с ячменем и сосудами из-под меда. Через тысячу лет после Троянской войны здесь совершались такие жертвоприношения, о каких говорил Гомер. Но приходили ли сюда паломники в Микенскую эпоху? Дакарис нашел черепки микенской керамики, а внутри стен самого Оракула — микенскую могилу. Доказать, что микенцы и впрямь исполняли тут ритуалы, связанные с царством мертвых, он не мог, но погребение ими покойника здесь говорило за это. И уж, конечно, само место было им известно: на гребне соседней возвышенности стояла микенская крепость.

Дакарис обратил внимание на связь Ахерона с двумя упомянутыми в «Одиссее» притоками — Пирифлегетоном и «ветвию Стикса» Кокитом. Он установил, что маленький приток, впадающий в Ахерон возле утеса и ныне называемый Вувосом, и есть Кокит — «река Стенаний». Правда, Пирифлегетона — «Огненной реки» — не удалось обнаружить, но местные крестьяне рассказали ему, что до осушения Ахерийского озера в Ахерон впадал еще один приток. Его вода светилась, и между мартом и июнем можно было слышать странный, рокочущий, гулкий звук подземного потока. Что всецело отвечает описанию Пирифлегетона.

Когда «Арго» подошел к устью Ахерона в Эпире, царила подходящая к случаю драматическая атмосфера. Смеркалось, над горизонтом на западе висела гряда черных туч, из которых выскользнуло кроваво-красное солнце, готовое погрузиться в море. Мы бросили якорь в мелкой бухте и принялись готовить ужин на борту. На галеру легла обильная роса; заслышав шум приближающегося дождя, мы впервые за месяц натянули тент. Издалека доносились раскаты грома; сверкали редкие молнии, направленные в сторону некимантейона. Театральное зрелище, от которого веяло угрозой, дополняли тлеющие головешки на склонах холмов к северу от бухты, где недавний пожар уничтожил кустарник. Порывы ветра, раздувающего угольки, доносили до нас запах гари.

Наутро нам открылась совершенно другая картина: веселый уголок с приветливым песчаным пляжем, где резвились собаки, дети, купальщики и шумное трио мотоциклистов. Полная противоположность изображенного Цирцеей мрачного устья реки, «где дико растет Персефонин широкий лес из ракит, свой теряющих плод, и из тополей черных». Своими очертаниями бухта Фанари (современное название) чем-то напоминала бухту возле Несторова «Пилоса песчаного», и было видно, как заиление изменило береговую линию. Прежде залив простирался дальше внутрь страны; возможно, галера с малой осадкой могла подняться по реке до Ахерийского озера, почти до самого подножия священного утеса. Отправляясь к месту жертвоприношения, Улисс мог спокойно оставить корабль в устье Ахерона. Бухта Фанари и теперь служит надежной стоянкой для яхтсменов, несмотря на накат, который вторгается между двумя мысами у входа и пенится порой белыми барашками на тормозящих его отмелях.