Тим Северин - Экспедиция «Уллис» Страница 43

Наутро нам открылась совершенно другая картина: веселый уголок с приветливым песчаным пляжем, где резвились собаки, дети, купальщики и шумное трио мотоциклистов. Полная противоположность изображенного Цирцеей мрачного устья реки, «где дико растет Персефонин широкий лес из ракит, свой теряющих плод, и из тополей черных». Своими очертаниями бухта Фанари (современное название) чем-то напоминала бухту возле Несторова «Пилоса песчаного», и было видно, как заиление изменило береговую линию. Прежде залив простирался дальше внутрь страны; возможно, галера с малой осадкой могла подняться по реке до Ахерийского озера, почти до самого подножия священного утеса. Отправляясь к месту жертвоприношения, Улисс мог спокойно оставить корабль в устье Ахерона. Бухта Фанари и теперь служит надежной стоянкой для яхтсменов, несмотря на накат, который вторгается между двумя мысами у входа и пенится порой белыми барашками на тормозящих его отмелях.

Греческие крестьяне орошают свои поля водой реки Ахерон; округа была наполнена жужжанием насосов, и в воздухе расплывались вееры брызг от поивших зеленые всходы дождевальных установок. Черная и желтая краска на помятой железке указывали путь к «Ахеронскому эстуарию», и, шагая вдоль пляжа, я дошел до того места на краю бухты, куда теперь отведено русло реки. Современным эквивалентом леса Персефоны служила роща высоких привозных эвкалиптов, в листве которых копошились сотни чирикающих воробьев. В выжженном солнцем краю, где туго с водой, серовато-зеленый Ахерон шириной немногим больше двадцати метров казался диковиной. Даже отдав столько воды на орошение, он был достаточно глубок, чтобы по нему можно было плыть на небольшой галере. Под ракитами на ближнем берегу были причалены маленькие плоскодонки. У противоположного берега, стоя в воде, словно олени в африканской саванне, козы щипали нежные зеленые побеги камыша. Другое стадо трусило вереницей по крутому склону холма на южном мысу.

Через речку до нас доносился звон колокольчиков, точно призыв на молитву в притулившейся под холмом маленькой белой часовне с красной черепичной крышей. Желтые маргаритки чередовались вдоль берегов с светло-фиолетовыми цветочками, напоминающими вереск, а в камышах рдели незнакомые мне крупные цветки. Устье современного Ахерона производило отнюдь не мрачное впечатление; напротив, оно было одним из самых отрадных уголков на всем нашем маршруте.

Ныне к Оракулу мертвых подводит дорога, соединяющая деревню Месопотамон (Междуречье) с вершиной крутого священного утеса над поймой огибающего его подножие Ахерона. Как это часто бывает, новая религия узурпировала важное святое место своей предшественницы. Прямо на кладке древнего оракула неловко примостилась воздвигнутая в восемнадцатом веке церковь Святого Иоанна Предтечи, чьи стены подпираются языческим сооружением, которое жрецы древнего культа спланировали так, чтобы поражать воображение и пугать тех, кто приходил советоваться с душами мертвых.

Дакарис установил, что посетитель попадал в некимантейон через ворота в северной части теменоса — священной ограды. Затем его вели по длинным коридорам вдоль трех сторон некимантейона; очевидно, при этом он вдыхал дурманящие курения. Чтобы войти в святая святых оракула, паломник должен был под конец обогнуть пять-шесть углов, призванных еще больше запутать его. За медными дверями он оказывался в коротком проходе, откуда ступени вели вниз в крипту — обитель грозного бога подземного царства Аида и его жены Персефоны. Здесь жрецы оракула вызывали души мертвых. Найдя несколько шестерен, медные отливки и большое колесо со спицами, Дакарис предположил, что речь идет о частях хитрого устройства, при помощи которого жрецы могли как бы поднимать из подземного царства одного из своей братии, читавшего нараспев пророчества доверчивым и одурманенным слушателям.

Этому надувательству пришел конец в 168 году до н. э., когда некимантейон был разрушен пожаром. Однако местоположение и слава теспротийского Оракула мертвых были запечатлены в трудах Павсания, Фукидида и более поздних авторов.

Открытия Дакариса побудили гомероведов заново рассмотреть вопрос о возможной связи некимантейона с оракулом, описанным в «Одиссее», и Дж. Л. Хаксли, известный английский специалист по античной истории, который объездил весь Эпир, собирая данные для справочника по древней географии, предложил весьма убедительное объяснение слов Гомера о лежащей поблизости от Аида печальной области киммериян, вечно покрытой туманом. Хаксли указал, что на побережье Эпира, недалеко от некимантейона (и всего в пятнадцати километрах от того места, где бросил якорь «Арго») находилось место, именовавшееся Химерион. Иногда так называли мыс (нынешний Варлан), иногда тамошних обитателей. Слово «химерион» переводится как «штормовой». Хаксли не сомневался, что у Гомера речь идет о химериянах, просто при записи вкралась ошибка. Простое, но изящное и доказательное решение искусственно осложненной проблемы. Последующее кембриджское издание «Древней истории» молчаливо признало, что некимантейон более всего подходит на роль «Области Аида»:

В «Одиссее»… действие которой происходит на северо-западе (Греции) находим дополнительную информацию. В поэме говорится, что река Ахерон ведет в Аид, из чего можно заключить, что в Эпире уже существовал знаменитый некимантейон, место, где жрецы и жрицы Оракула мертвых, вероятно, продавали смертоносный яд.

Что до меня, то мне Оракул мертвых помог разработать план «логического маршрута». О раскопках некимантейона Дакарисом я прочел, когда еще готовился к экспедиции по следам Ясона в Черное море. Убедительные доводы в пользу того, что некимантейон находился в северо-западной Греции, порождали вопросы относительно всей географии «Одиссеи». Если Оракул мертвых помещался в Греции, зачем другие этапы скитаний Улисса по-прежнему привязывать к Сицилии или Италии в западной части Средиземного моря? Ни одна из «итальянских» версий не подтверждалась данными современной археологии. Все они опирались на традиционно из века в век повторяющиеся идеи и штаты из одних и тех же авторов. Я усмотрел в некимантейоне точку опоры, позволяющую опровергнуть прежнее восприятие «Одиссеи». Быть может, описанные в поэме приключения происходили совсем близко от родины Улисса, даже в самих греческих водах. Если мы проследим логический маршрут Улисса, идущего из Трои домой и исследуем подходы к некимантейону, может обрести реальный смысл все, что касается изображенных в поэме морских путей.

Прокладывая себе путь через кусты к вершине скалистого холма северо-западнее некимантейона, я думал о том, что полученные нами данные в полной мере соответствуют моим ожиданиям. Как раз на этой, легко обороняемой вершине археологи обнаружили стену, защищавшую микенское поселение. Продираясь сквозь хрусткие цепкие заросли, я видел сотни торчащих над кустами, венчающих длинные гибкие стебли белых цветков асфодели. Толстые темно-коричневые луковицы, покрытые шелушащейся кожурой, выглядывали из земли, напоминая перезрелый репчатый лук. Такое обилие асфодели было вполне уместно, ведь говорит же Гомер, описывая царство мертвых, про «Асфодилонский луг», и, согласно древнему поверью луковицы составляли пищу погребенных мертвецов.