Тахир Шах - Год в Касабланке Страница 46

Уж не знаю, был ли Азиз сумасшедшим, но он и его бригада уж точно не были тупыми. Они вовсю расписывали свои способности. Естественно, чем виртуозней работа, тем выше цена.

— Мы можем создать для вас настоящий лабиринт цвета и узора, — рекламировал себя Азиз. — Вы ослепнете, когда войдете к себе в спальню, изумитесь, оказавшись в гостиной. В конце каждого дня в голове у вас будет стучать так, как стучат колеса поезда, мчащегося в ночи!

В первый день обсуждение затянулось допоздна, а назавтра в полдень прения начались снова. Азиз сел передо мной, его тучное тело было закрыто белоснежной джеллабой, а голова накрыта капюшоном.

Если не считать вспышки излишнего энтузиазма, он выглядел очень спокойным человеком, воспринимающим свою работу вполне серьезно. Мы проговорили до самого вечера, рассмотрев множество образцов плитки. Когда пришло время принимать решение, мы остановились на самых простых рисунках, которые можно было дополнить резным бордюром по периметру каждой комнаты. На протяжении долгих часов прений мы ни разу не заговорили о деньгах. Было что-то цивилизованное в том, чтобы заказывать работу, исходя из своего вкуса, а не выбирая из того, что ты можешь себе позволить. Но, как и всегда, меня терзал вопрос, сколько это будет стоить.

Я толкнул Камаля:

— Спроси цену.

— Тише, — шикнул он.

— Мне кажется, что такой мастер, как Азиз, нам не по карману, — прошептал я. — Нельзя ли нам найти кого-нибудь попроще?

Мой помощник промолчал. Но когда в конце концов возник все-таки вопрос о деньгах (своего рода последний штрих), Азиз передал мне список, где были проставлены цифры. Сумма оказалась на удивление подъемной.

— Все равно, попытайся сбить цену, — сказал я Камалю.

Он недолго поговорил о чем-то с Азизом.

— Азиз — честный муалем. И поэтому его цена — это его цена. Он ее не поднимет, но он ее и не понизит.

Мастер залпом допил чай, и мы обменялись рукопожатиями, после чего каждый из нас приложил руку к сердцу.

Каждый раз, когда я напоминал Камалю о том, что нам нужно вернуть деньги, заплаченные архитектору, он отмахивался от этого. Похоже, ему было все равно. Я пытался уговорить помощника. Сказал, что без этих денег буду вынужден сократить его жалованье. Камаль забеспокоился. Большая капля пота появилась у него на лбу и покатилась по носу.

Я предложил нанять адвоката, чтобы тот составил официальный документ.

— Архитектор умрет от смеха, — ответил Камаль. — Есть только один способ вернуть деньги.

— Какой?

— Мы устроим пир.

В тот вечер я услышал звуки грома и поспешил к окну, но небо оказалось довольно чистым. Звук повторился: низкий и глубокий. Вслед за ним из бидонвиля понеслись вопли и крики. Затем я услышал топот мужских ног и стук в дверь нашей спальни.

— Бульдозеры вернулись! Вставайте быстрее! — кричал стучавший.

Это был Хамза. Он был в истерике. Его дом сломали. Я обулся и побежал с ним на дальнюю окраину трущоб. Собралась толпа — мужчины и женщины с маленькими детьми на руках. Пара желтых бульдозеров начала сносить стену, к которой были пристроены лачуги.

До этого я не был знаком с семьей Хамзы, хотя мы были соседями. Обычные формальности, соблюдаемые между работодателем и работником, заставляли нас держаться на расстоянии. Его жена и пятеро детей перетаскивали все нажитое имущество на открытую площадку, вокруг которой толпился народ. Лицо Хамзы стало мертвенно-бледным, взор поник, исчезла уверенность в собственных силах.

Я сделал попытку утешить его:

— Все будет в порядке.

Мой сторож был излишне вежлив и не ударил меня кулаком. Будь я на его месте, с удовольствием сделал бы это. Я жил в оазисе площадью в половину гектара, а он — в скромной двухкомнатной лачуге, которую сейчас сносили машины, принадлежащие государству.

Мой друг Франсуа не раз предупреждал меня, чтобы я не проявлял слишком большую заботу о сторожах. Он рассказывал бесконечные истории, в которых наивный иностранец давал убежище несчастной марокканской семье. Мораль всех историй звучала одинаково: этот человек сделал величайшую ошибку в своей жизни.

Мы стояли там, холодный зимний вечер укутывал нас подобно могильному савану. Все пожитки Хамзы были сложены в кучу неподалеку. Я глубоко вздохнул. Как работодатель я был не просто тем, кто выдает наличность каждую пятницу. Я был человеком, от которого ожидали помощи в трудную минуту. В моем сознании всплыло лицо Франсуа. Он грозил мне пальцем, выкрикивал предостережения. Но я пренебрег ими, подумав, что только экспатриант может сторониться ответственности.

Не прошло и часа, как Хамза и вся его семья разместились в гостевом домике в дальнем конце огорода. В домике имелось две спальни, туалет и душ. Состояние его оставляло желать лучшего, как и во всех остальных частях дома. Я поздравил беженцев с новосельем и сказал, что они могут оставаться здесь до тех пор, пока не встанут на ноги. Лицо Хамзы расплылось в широкой улыбке. Он тряс мою руку, прижимал ее к груди и прижимался губами к моим щекам.

Во всем арабском мире за пятничной послеполуденной молитвой следует самый обильный обед недели. Марокканские семьи собираются вместе вокруг общих тарелок с кускусом и бараниной и пируют. Только в это время хозяева добреют, выставляя своим работникам большие подносы с пищей. Те, у кого нет родных или работы, спешат в мечеть за бесплатным угощением.

Утром в пятницу Камаль попросил у меня денег на продукты. Он купил три мешка разных овощей, пятнадцать кур, кускус и свежие фрукты. Все это было доставлено к его бабушке, которая приготовила банкет не хуже королевского. Многочисленные блюда были загружены в мою машину и отвезены в мечеть недалеко от Маарифа, мы как раз подгадали по времени к пятничной молитве.

После окончания службы, когда все молившиеся находились в состоянии эмоционального подъема, Камаль подошел к нищим, стоявшим с протянутыми руками. Он поговорил с ними несколько минут, показывая куда-то, а затем вернулся к джипу. Мы быстро нырнули в поток машин.

— Куда мы везем всю эту пищу? — спросил я.

— В офис архитектора, — ответил Камаль.

В галерее по стенам были развешаны абстрактные картины — огромные полотна с разноцветными пятнами. Готовилась новая выставка. Красотка секретарша в одиночестве полировала ногти. Она сказала, что архитектора нет на месте.

— А он нам и не нужен, — ответил Камаль, нагло занося в помещение блюда с угощением.

Он ставил их в главной галерее прямо на пол по центру. Секретарша возмущенно спросила, что происходит.