Юрий Липовский - В поисках диковинных камней Гипербореи Страница 5

Сгорая от бешеной страсти, Геракл чуть не задушил в объятьях покорную рабыню, которая стонала от боли и страха, пока не вырвалась от него. На следующий день ее увезли на продажу на рынок, а Гераклу оставили других послушных исполнительниц его воли. Но и с другими рабынями юноша не испытывал остроты чувств – он мечтал о взаимной всепоглощающей страсти и любви, а ее не было. И забавам Эроса предпочитал гимнастические упражнения, метание копья и диска, охлаждая возникающую страсть долгим плаваньем в бурных водах Эгейского моря. А дальше подошло время его служения Эврисфею, время подвигов, а там забылись и его первые неудачные увлечения женщинами. И вот теперь судьба послала ему Ипполиту, божественно красивую и мудрую, которая была рядом с ним на ложе.

Появившаяся в комнате Ула прервала нахлынувшие на Геракла воспоминания. Амазонка несла на своих сильных и мускулистых, как у мужчины, руках огромное медное блюдо с приготовленным ею ужином. От больших кусков жаренного на вертелах мяса исходил сладостный аромат. Ула подала также амфору с острой подливкой из местных растений и любимое блюдо Ипполиты пестионы – ячменные пирожки с медом, запеченные на оливковом масле.

Ипполита кивнула ей, что-то сказав на непонятном варварском языке, и та вернулась с огромным сосудом темно-фиолетового вина. Она разлила его в стоявшие на столе кубки, разбавила вино водой, как это было принято у эллинов, и грациозной походкой удалилась. А Ипполита, войдя в роль хозяйки, стала хлопотать у стола, угощая гостя.

– Отведай, Алкид, пищу настоящих героев. Это мясо дикого кабана, зажаренное на железных прутьях. Его едят, обмакивая куски в огненно-жгучий соус и запивая вином из скифских виноградников. Это придает большую выносливость и уверенность в делах Эроса.

Ипполита медленными глотками потягивала из золотого кубка вино, глядя на разыгравшийся аппетит сына Зевса. Спокойная горделивая осанка делала ее похожей на богиню Артемиду. Только большие, цвета морской волны глаза, искрящиеся безудержным весельем, напоминали глаза афинской гетеры[22]. Геракл молча осушил большой кубок скифского вина, которое горячим нектаром разлилось по всему его телу. Слова Ипполиты снова пробудили в нем воспоминания о его первом неудачном опыте любовных игр с рабынями в Тиринфе.

– О чем задумался, Алкид? – спросила Ипполита.

– Забавы Эроса давно потеряли для меня былую остроту, – смущенно ответил Геракл. – Боги сделали из меня героя, лишенного чувств и сердца, предназначенного только для свершения подвигов.

– Не огорчайся, сын Зевса, – промолвила Ипполита, глядя на Геракла своим обворожительным взглядом. – Все пройдет, и придет чувство освобождения от всего. Твои сожаления и обиды исчезнут в лунном свете ночи, они растворятся, как соль, брошенная в воду. И сердце у тебя забьется сильно-сильно, ибо в него вольется любовь. И в час любви ты забудешь обо всем – о своих делах и свершениях, в этот счастливый миг любви ты унесешься вдаль к звездам. И тогда я стану твоей.

Все было тихо вокруг, только ветер шелестел за открытыми окнами в розовом саду. Сумерки, незаметно густея, ниспадали легким призрачным покрывалом, окутывая своей эфемерной голубовато-серой тканью убранство жилища и застывших в ожидании двоих людей. Ночь неумолимо вступала в свои права. На темно-сером небе устало чернели отяжелевшие за день тучи. И вдруг из-за одной тучи радостно выглянул полный белый диск луны. И сразу какой-то волшебный, торжествующий над тьмой свет опустился на землю, посеребрив кроны застывших кипарисов и осветив наших героев. Ипполита встала с ложа и, сбросив легкое покрывало, сняла с бедер массивный пояс, закрывавший низ живота.

– Иди ко мне, Алкид, – просто сказала она. – Этот пояс теперь твой. И я твоя.

В эти слова она вложила столько нежности, что Геракл мгновенно поднялся и приблизился к ней, протянув руки. Ее руки нашли руки Геракла, потянули на себя, и ее пылающее тело крепко уперлось в широкую, могучую грудь исполина. Геракл сжал обнаженные плечи амазонки, и ее возвышающаяся левая грудь наполнила его сердце чувственной силой. Он ощутил в себе необычайный любовный пыл, все части его тела напряглись и стали твердыми, как бронза. Он лег на пол, устланный шкурами медведей, и притянул к себе Ипполиту, пока их истомленные тела не соединились. А яркий лунный свет, проникший в этот храм любви, посеребрил все внутреннее убранство и сплетенные в неистовой страсти тела влюбленных.

Часы любви перешли у них в дни и ночи, которым они потеряли счет в упоении страсти. Казалось, время текло медленным потоком, неумолимо уходя однако в невозвратимое прошлое. Всему приходит конец. И он наступил на девятый день, когда Геракл безмятежно спал, утомленный играми Эроса и крепким скифским вином. Он проснулся, когда солнце уже было высоко и его лучи золотым сиянием окутали храм. Приподняв отяжелевшую голову, Геракл с удивлением заметил, что он остался один на широком ложе. У его головы лежал каменный пояс Ипполиты, но ее рядом не было. Геракл медленно встал и крикнул, но его зычный призыв остался безответным. Геракл обошел пустые залы храма и вышел на мраморную площадку, где в нише стены покоилась бронзовая статуя Артемиды. Возле нее, как обычно, стояла керамическая амфора с букетом белых роз. Каждая утро Ипполита, по обыкновению, шла к своей покровительнице и ставила свежий букет из только что сорванных роз. В этот раз стояли прежние цветы, поникшие тяжелыми бутонами за ночь. По-видимому, Ипполита вместе с Улой внезапно покинула храм.

Геракл не стал долго раздумывать – он был человеком действия. Он вернулся за поясом Ипполиты, обвязал его вокруг шеи и покинул храм Артемиды. Стремительными шагами он прошел сотню стадий, отделявшую храм Артемиды от Фемискиры. И вот, за поворотом тропинки, огибающей плеяду конусовидных холмов, показалась живописная роща гигантских кипарисов – место встречи амазонок с эллинскими воинами. Но на этот раз перед глазами Геракла предстала грустная картина. На широкой поляне понуро сидели, опустив головы, воины в непривычном для них виде – без шлемов и воинского снаряжения. Здесь же находился Тесей, а рядом с ним амазонка, девушка лет восемнадцати. Она была невысокой, коренастой, с густым пучком ослепительно-рыжих волос, перехваченных на затылке голубой лентой под цвет ее больших, чуть раскосых глаз. Сквозь ткань прозрачного хитона проглядывало удивительное сочетание упругих форм молодого женского тела с угловатостью мальчишки-подростка. Это была Антиопа из свиты Ипполиты. Склонившись над Тесеем, она перевязывала руку афинского героя.

– Хайре, Тесей! Что случилось? – воскликнул Геракл.

– Хайре, Геракл! Боги наслали на нас беду. Утром, когда мы почивали в роще, утомленные любовью и вином, на нас, сонных, напали амазонки.

– Амазонки?! Что ты говоришь, Тесей? – загрохотал своим зычным голосом Геракл. – Как могли напасть на вас амазонки, с которыми вы предавались играм Эроса?

– Это не наши, эллинские амазонки. И если бы не моя Антиопа, мы все были бы там, среди мертвых, – кивнул Тесей в сторону берега, где лежали штабелями тела погибших товарищей. – Нас атаковали конные амазонки какого-то варварского племени с дикими криками «Улала!»[23]. Пусть лучше тебе Антиопа расскажет о том, что произошло.

Рис. 5. Скифские амазонки

Геракл повернулся к амазонке, которая спокойно смотрела своими небесно-голубыми глазами в лицо грозному герою.

– Это были амазонки из соседнего с нами сарматского племени, подвластного Ипполите. С дикими воинственными криками они накинулись на нас, готовые растоптать бешеными конями и пронзить копьями.

Рис. 6. Битва с амазонками

Возглавляла их какая-то незнакомка, которая кричала, что эллины явились с коварным умыслом, а Геракл похитил у нас Ипполиту и спрятал ее на корабле, чтобы увезти ее рабыней в Тиринф. Возник страшный переполох. А из Фемискиры на подмогу к ним прискакали наши эллинские амазонки, возглавляемые Меланиппой, Аэллой и Протоей. Не разобравшись, в чем дело, они поверили предводительнице сарматских амазонок и в гневе тоже схватились за оружие. И в этот страшный момент Ипполиты не оказалось на месте – она была с тобой в храме Артемиды. Об этом знала только я одна. И тогда, вскочив на коня, я помчалась за Ипполитой и поведала ей о случившемся. Тебя добудиться было невозможно – ты весь был во власти Морфея[24]. И мы поспешили, чтобы остановить кровопролитие. Да не успели – уже возникла битва между амазонками и вашими воинами. Внезапное появление царицы и ее зычный голос остановили враждующие стороны. Все увидели, что Ипполита жива и невредима, и никто ее не похищал. А виновница произошедшего, натравившая амазонок на воинов, попыталась скрыться, но ее поймали и доставили на суд Ипполите. Она призналась, что является жрицей Геры и действует по ее указке. Разгневанные амазонки тут же хотели расправиться с ней – ведь по ее вине погибли многие эллины и наши амазонки, в том числе Аэлла и Протоя. Но Ипполита остановила расправу над ней и предоставила решить ее судьбу тебе.