Ирина Горюнова - Армянский дневник. Цавд танем Страница 5

Финал этой истории оказался трагичен: родственники потребовали от девушки, чтобы она бросила нищего мужа и вернулась с ними на родину. Та отказалась. Тогда родственники поступили с ней согласно своим диким нравам – сбросили ее под колеса электрички.

В середине пятидесятых годов, находясь в Киеве, Параджанов женился на украинке, два года про жившей в Канаде, Светлане Щербатюк. Элегантная, красивая, она вполне могла быть фотомоделью. У них родился сын, которого назвали Суреном. Белокурый, как и его мать, мальчик внешне мало что взял от отца, который его обожал. Но жить в семье с Параджановым было сложно. Он был человеком непредсказуемым, странным, и многие его причуды воспринимались людьми как безумие. Соседи Параджанова по Тбилиси, когда он чудил, обычно говорили: «Сумасшедший на свободе». Свою жену Параджанов заставлял принимать участие в его мистификациях и причудах. Он настаивал, чтобы жена чистила яблоки каким-то определенным способом, ставила на стол чашку только так, как ему нравилось, укладывала на блюдо котлеты в определенном порядке.

Судя по всему, Светлана Щербатюк так и не сумела приспособиться к причудам мужа и в 1961 году, взяв с собой сына, покинула его дом. Но Параджанов навсегда сохранил в своем сердце любовь к этой женщине. Рассказывают, что когда он впервые увидел в Киеве известную актрису Вию Артмане, то грохнулся перед ней на колени, произнося восторженные слова восхищения. Внешне Артмане была очень похожа на его бывшую жену Светлану Щербатюк. И эта женщина оставила след в творчестве Параджанова: она снималась в автобиографической ленте «Исповедь» в образе молодой супруги, а один из эпизодов сценария был посвящен ее золотому локону.

Гениальность, особая творческая манера, собственный стиль – вот что можно сказать, посмотрев его картины. Например, «Тени забытых предков».

Журнал «Экран» (Польша) в 1966 году публикует статью о Параджанове, в которой говорится следующее: «Это один из удивительнейших и изящнейших фильмов, какие случалось нам видеть в течение последних лет. Поэтическая повесть на грани реальности и сказки, действительности и фантазии… Воображению Параджанова, кажется, нет границ. Красные ветви деревьев, геометрическая композиция внутри корчмы с немногочисленным реквизитом на фоне белых стен, Палагна на лошади под красным зонтом и с полуобнаженными ногами, грубость погребального ритуала с омовением умершего тела и сцена оргиастических забав в финале… Параджанов открывает в фольклоре, обычаях, обрядах самобытный культурный ритуал, в рамках которого действительность реагирует на беспокойство и трагедию личности».

Вспоминаю еще одну легенду, услышанную в Армении год назад.

Давным-давно, в незапамятные времена, была у царя Арташеса красавица дочь по имени Тамар. Глаза Тамар сияли, как звезды в ночи, а кожа белела, как снег на вершинах гор. Смех ее журчал и звенел, как вода родника. Слава о красоте Тамар шла повсюду. И царь Мидии засылал сватов к царю Арташесу, засылали их и царь Сирии, и многие другие цари и князья. И стал царь Арташес опасаться, что кто-нибудь придет за красавицей с войной или злобный вишап похитит девушку прежде, чем он решит, кому отдать дочь в жены. И велел тогда царь построить для дочери золотой дворец на острове посреди озера Ван, что издавна зовется морем Наири – так оно велико. И дал ей прислужницами только женщин и девушек, чтобы ни один мужчина не смутил покоя красавицы. Но не знал царь, что сердце Тамар уже не было свободно, что отдала она его не царю и не князю, а бедному Азату, который ничего не имел, кроме красоты, силы и отваги. И успела Тамар обменяться с юношей взглядом и словом, клятвой и поцелуем. Но воды Вана легли между влюбленными.

Знала Тамар, что по приказу отца днем и ночью следит стража за тем, не отплывает ли от берега лодка, направляясь к запретному острову. Знал это и ее возлюбленный. Однажды вечером, бродя в тоске по берегу Вана, увидел он далекий огонь на острове. Маленький, как искорка, трепетал он во тьме, словно пытаясь что-то сказать. И вглядываясь в даль, юноша прошептал: «Далекий костер, мне ли шлешь ты свой свет? Не ты ли красавицы милой привет?» И огонек, словно отвечая ему, вспыхнул ярче. Тогда понял юноша, что возлюбленная зовет его. Если с наступлением ночи пуститься через озеро вплавь, ни один стражник не заметит его в темноте. А костер на берегу послужит маяком, чтобы не сбиться с пути.

Влюбленный бросился в воду и поплыл на далекий свет, туда, где ждала его прекрасная Тамар. Долго плыл он в холодных темных водах, но алый цветок огня вселял мужество в его сердце. И только стыдливая сестра солнца Лусин, взирающая из-за туч с темного неба, была свидетельницей встречи влюбленных.

Ночь провели они вместе, а наутро юноша пустился в обратный путь. Так стали они встречаться каждую ночь. Вечером Тамар разводила огонь на берегу, чтобы возлюбленный видел, куда плыть. И свет пламени служил юноше оберегом от темных вод, что раскрывают ночью ворота в подземные миры, населенные враждебными человеку водяными духами.

Но однажды утром царский слуга увидел юношу возвращающимся с озера. Мокрые волосы его слиплись, с них стекала вода, а счастливое лицо казалось утомленным. Слуга что-то заподозрил. И в тот же вечер, незадолго до сумерек, затаился за камнем на берегу и стал ждать. И увидел, как зажегся дальний костер на острове, и услышал легкий плеск, с которым вошел в воду пловец. Все высмотрел слуга и поспешил утром к царю с докладом.

Люто разгневался царь Арташес на то, что дочь его посмела полюбить, а еще более разгневался, что полюбила она не одного из могущественных царей, что просили ее руки, а бедного Азата! И приказал царь слугам быть у берега наготове с быстрой лодкой. Когда тьма начала опускаться, царевы люди поплыли к острову. Проплыв более половины пути, они увидели, как на острове расцвел красный цветок костра. И слуги царя налегли на весла, торопясь застать влюбленных во время свидания.

Выйдя на берег, увидели они красавицу Тамар, облаченную в шитые золотом одежды и умащенную ароматными маслами. Из-под ее разноцветной шапочки спадали на плечи черные, как агат, кудри. Девушка сидела на ковре и кормила огонь веточками можжевельника. Увидев незваных гостей, она в испуге вскочила на ноги и воскликнула: «Вы, слуги отцовы! Убейте меня! Молю об одном: не гасите огня!» И рады бы царские слуги пожалеть красавицу, но страшил их гнев Арташеса.

Схватили они девушку и поволокли прочь от костра в золотой дворец. Но прежде, по приказу царя, дали увидеть ей, как погиб огонь, растоптанный и раскиданный их сапогами. Горько плакала Тамар, вырываясь из рук стражей, и смерть огня казалась ей смертью любимого…

На середине пути был юноша, когда манивший его свет погас. И темные воды потянули его в глубину, наполняя душу холодом и страхом. Перед ним лежала тьма, и он не знал, куда плыть. Долго боролся он с черной волей водных духов. Каждый раз, когда голова обессилевшего пловца показывалась из воды, взгляд его с мольбою искал во тьме заветный огонек, но не находил, и вновь плыл он наудачу, а водные духи кружили его, сбивая с пути.

И юноша выбился из сил. «Ах, Тамар! – прошептал он, последний раз показываясь из воды. – Что же ты не уберегла огня нашей любви? Неужели выпала мне судьба кануть в темной воде, а не пасть на поле боя, как положено воину?!» «Ах, Тамар, какая это недобрая смерть!» – хотел еще это сказать он, но уже не смог. Только хватило сил воскликнуть: «Ах, Тамар!» Эти слова подхватило эхо, голос каджи, духов ветра, и понесло над водами Вана: «Ах, Тамар!».

А красавицу Тамар царь велел навек заточить во дворце. В горе и скорби до конца дней оплакивала она своего возлюбленного, не снимая черного платка с распущенных волос.

Много лет прошло с тех пор, но все помнят об их горестной любви. А остров на озере Ван зовется с тех пор Ахтамар…

Меня же зовет собственная недописанная история.

Мой паж сопровождает меня везде и всюду, начиная с обязательных пафосных мероприятий, групповых экскурсий, придуманных для оригинальности в этом году, словно некий флешмоб, и до индивидуальных прогулок, не предусмотренных официальной программой. Он предупредительно подает руку, когда я спускаюсь по ступенькам экскурсионного автобуса… заботливо открывает дверь такси, усаживает, следит, чтобы полы моего платья не прищемила дверь… если я выбегаю курить во время фуршета, выносит свое пальто и ласково укрывает им мои плечи – «холодно, простудишься»… прикуривает для меня сигарету… заботливо предлагает взять его под руку, чтобы я не споткнулась, не оступилась на каблуках…

Кстати, даже на высоких шпильках я гораздо ниже его, что не может не радовать…

Его имя означает «стремление к солнцу», но я вижу, как он тянется ко мне… Отгоняю глупые мысли и дурацкие фантазии, невольно закрадывающиеся в голову, понимая, что у нас мало общего и разница в возрасте настолько существенна, что иное отношение, кроме покровительственно-материнского, будет вызывающе смешным и нелепым… Но я впервые за долгие годы чувствую такую небывалую легкость и незамутненность, искреннюю летящую радость, юную силу и воодушевление, несущие по просторам этой страны, неподвластное контролю алхимическое взаимодействие, творящееся между нами, что поддаюсь головокружительной эйфории, отпускаю себя и перестаю думать…