Александр Дьячков-Тарасов - Тимур на Кавказе Страница 5

Префект нашей фактории на красивой лодке, убранной азийскими коврами, с гребцами в белых рубашках и красных головных платках уже спешил нам навстречу: в зрительную трубу он узнал генуэзский военный корабль и считал, что он везёт консула из Каффы. Вот он поднялся на каракку. Представился Чезаре Дориа, Это был высокий, тонкий человек в тёмной одежде; длинный меч висел на чёрном кожаном поясе. Лицо его, правильное, изжелта-бледное, носило следы болезни. Его худые пальцы часто теребили клиновидную чёрную бородку с проседью, глаза, тёмные, как агат, беспокойные, искательные, казалось, все видели.

Лоранцо Аскалони, так звали префекта, был на хорошем счету у нашего консула в Каффе и был кандидатом на место «префекта», заведующего «консульским отделением» в Себастополисе (Сухуме). Известно, что этому отделению подчинялись фактории восточного берега Понта. Аскалони знал, что его ждёт повышение. Поэтому приезд племянника дожа Генуи его очень обрадовал.

Через полчаса три лодки, наполненные людьми в нарядных одеждах, отчалили под звуки медных труб от «Сперанцы».

Почётный караул из алебардщиков[34] встретил нас у пристани.

Нас проводили в роскошный дом префекта. Среди красивого перистиля[35], среди роз и букса бил фонтан чистой горной воды; ещё в древности за 8 миль в Пецонду была проведена вода из горного источника[36]. При доме была баня. Искупавшись, Чезаре со свитою и алебардщиками посетил губернатора Пецонды, родом грузина.

Вечером в доме префекта состоялся торжественный ужин; на нём присутствовал губернатор, нотабли города, знатные генуэзские купцы и греки. Мы восхищались замечательным холодным блюдом из рыбы, которую никто из нас никогда не ел. Она ловилась по соседству в реке Бзибе[37]; к ней был подан соус из сметаны, сбитой с оливковым маслом, специями и каперсами. Звали повара, благодарили его за искусство. Чезаре спросил хозяина разрешения поднести ему большой бокал санторинского вина. Курица, жаренная на вертеле, густо усыпанная перцем, начиненная каштанами, заливая (вареньем из барбариса, вызвала и восхищение, и «особую жажду»: вино полилось в бокалы; тосты шли за тостами. Я считал блюда: их было 12. Из сладких блюд всем понравилась многоэтажная «паста» из мелкотолчёных абазгийских орехов и сдобных толчёных сухарей, с прослойкой из сушёного винограда без косточек; всё это было обильно сдобрено мёдом, запечено на блюдах; «паста» эта поливалась подливкой из подогретых, растёртых с мёдом добела желтков с крепким санторинским вином.

Я часто слышу, как дорогая моя Мадалена говорит соседке: «Горе моё: всё удаётся мне из любимых мужем пецондских блюд — не удаётся только одно: не могу достать в Генуе на рынках хорошей макрели[38]».

— Мадалена! Мадалена! Разве наше счастье от макрели зависит?

На другой день мы осматривали город.

Улицы были узкие, мощёные. Дома все были каменные, крыши черепичные. На дворах чёрными свечками стояли кипарисы, вокруг них иногда кустились розы; было множество веранд, увитых виноградом. Всюду журчала вода из водопроводных глиняных труб. Много было двухэтажных домов. Всюду чувствовалась греческая рука: портики, колонны с капителями, кое-где искалеченные статуи. Стены города не были высоки; башни были римского стиля.

Древний город — он вёл издревле большую торговлю. Древние географы звали его «Великим Питиунтом». Варвары: «иниохи», «русы», римляне, персы его дотла сжигали, и он снова почему-то возрождался. Его что-то могучее питало. И это могучее было — не Абасгия, а развитая торговля с Азией.

Из Пецонды генуэзцы вывозили ореховые наплывы, пальму-букс[39], вино, орехи, скот, мёд, множество рабов, шёлковые и другие ценные товары, доставляемые через перевалы Кавказа из Азии.

Когда-то она была столицей Абхазо-Грузинского царства. В городе было несколько базаров. Наши матросы накупили множество восточных изделий, которые доставляются сюда из Хорезма. На север от кавказских гор в громадном торговом городе кипчаков[40] Маджаре[41] имеются громадные склады самых разнообразных восточных товаров; их переправляют в Пецонду и Себастополис кипчацкие, греческие, генуэзские и горские купцы. Я любовался на рынках Пецонды роскошными шёлковыми тканями Индии, Китая, чудным оружием, драгоценными сосудами, украшенными арабесками; здесь были флаконы с восточными духами, украшенные хитрым золотым узором, зеркала металлические, цепи золотые, гребни, кубки, блюда, ожерелья, браслеты, жемчуг, драгоценные камни.

Толпа на базарах гудела как улей. Казалось, здесь были представители всех племён Кавказа, Востока и Запада. Я долго бродил по базарам, прислушивался к речам, — не услышу ли родную аланскую речь. Я хорошо помнил город, где я был продан в рабство. Помнил гавань, с каналом в море. На одном базаре я был свидетелем крупной ссоры.

Несколько византийских купцов хотели перебить у генуэзских громадную партию шёлковых тюков, только что прибывших на мулах с перевала, но хозяин каравана, толстый купец из Трапезунда, стал на сторону генуэзцев, набавивших полпроцента. Это вызвало столь сильное неудовольствие у византийцев, что один из них ударил нашего купца по лицу, но тотчас же был сбит с ног соседом; базарная стража разняла дерущихся, но ссора между хозяевами перебросилась и на их галеры, в гавань. В большой таверне после обеда встретилось около 60 человек матросов обеих галер, принадлежавших подравшимся купцам.

— Эй, холопы константинопольского труса, ваш хозяин гаремный сторож, а вы девки!.. Сбрейте бороду и усы и наденьте юбки!.. — крикнул пьяный великан генуэзец с головой, повязанной красным платком, вытаскивая из-за пояса нож… Заревела таверна, засверкали ножи, полетели в стороны скамьи и столы, началась поножовщина… Прибежавшей городской страже с трудом удалось разнять дравшихся; на полу лежало трое убитых и восемь раненых. «Бедняки!» — подумал я. Убитых похоронили на берегу под соснами.

Префект Аскалони старался изо всех сил угодить своему высокому начальнику. Шли цепью пиры, верховые прогулки, лота, катанье с музыкой в лодках. Наконец, он предложил ему посмотреть на рынке невольниц. После сытного завтрака, её главное место занимал соус из бараньих почек с пюре из тёртой фасоли с чесноком, обильного возлияния Вакху, большая компания отправилась смотреть… не зверей, тигров, львов, медведей, а несчастных людей, лишённых свободы, родных, родины. Весело болтая, наша компания прошла несколько улиц раньше, чем попала на большую площадь. На ней стояли кое-где высокие пышные столетние красавицы липы. Под ними сидели люди: это были «хозяева». По окраинам площади были заросли бузины, крапивы; папоротник и мощные кусты вплотную подходили к большим длинным низким сараям из турлука. Они были обмазаны глиной и крыты толстым слоем папоротника. В крыше были отверстия, откуда выходил дым. Окон не было. Ворота были везде настежь. Мы вошли в ближайший сарай.