Завещание чудака - Верн Жюль Габриэль Страница 53

— Будет, разумеется, большая толпа в Спринг-Грове? — спросил Джон Мильнер.

— Весь город там будет, сударь, — ответил Дик Вольгод тем вежливым тоном, каким говорит каждый серьезный колбасник с клиентом, только что купившим у него большой окорок. — Подумать только, такая выставка!

Джон Мильнер насторожился. У него положительно захватило дыхание… Как могли догадаться, что он хотел выставить Тома Крабба в Спринг-Грове? Но он только сказал:

— Значит… не боятся запозданий, которые всегда могут произойти?

— Ни в коем случае…

И так как в эту минуту в лавку входил новый клиент, то Джон Мильнер вышел на улицу слегка озадаченный. Можно понять его состояние, представив себя на его месте…

Он не сделал еще и ста шагов, когда на углу пятой перекрестной улицы внезапно остановился совершенно пораженный, поднял руки к небу и выронил окорок на тротуар.

Там, на стене угольного дома, виднелась афиша, на которой красовались написанные большими буквами слова:

Действительно, это переходило уже все границы. Как?! Пребывание Тома Крабба в, Цинциннати всем известно?! Знали, что нечего было бояться, чтобы чемпион Нового Света опоздал к назначенному сроку?! Это объясняло то оживление, ту радость, которые испытывали все жители города, и то удовольствие, которое проявлялось в словах колбасника Дика Вольгода.

Безусловно чересчур трудно — скажем даже, невозможно — знаменитому человеку избежать всех неудобств, связанных с его славой, и приходилось навсегда отказаться от мысли о возможности набросить, на плечи Тома Крабба покрывало строгого инкогнито.

Другие афиши были еще более красноречивы и, не ограничиваясь одним извещением о его приезде, прибавляли, что он приехал прямо из Техаса и будет фигурировать на конкурсе в Спринг-Грове.

— Нет, это уж слишком!.. — вскричал Джон Мильнер. — Оказывается, все уже знают о моем намерении привести туда Тома Крабба!.. А между тем я ведь никому ни слова об этом не сказал!.. Может быть, только… я когда-нибудь говорил об этом в присутствии Крабба, и Крабб, который вообще никогда ничего не говорит, на этот раз кому-нибудь об этом дорогой разболтал… Ничем другим объяснить это невозможно!

Вскоре затем Джон Мильнер возвратился в предместье Ковингтон. Придя в гостиницу ко второму завтраку, он ничего не сказал Тому Краббу о той неловкости, которую тот, очевидно, совершил, и, решив ничем не выказывать ему своего неудовольствия, провел с ним остаток дня.

На следующее утро в восемь часов оба они отправились к реке и, перейдя висячий мост, стали подниматься вверх по городским улицам.

Национальный конкурс скота происходил в его северо-западной части, в Спринг-Грове. Туда уже массами стекалась публика, которая, что не ускользнуло от Джона Мильнера, не проявляла никаких признаков волнения и беспокойства. Со всех сторон спешили веселые и шумные группы людей, любопытство которых, — они это знали, — должно было быть вскoре удовлетворено.

Возможно, Джон Мильнер думал, что еще до своего появления в Спринг-Грове Том Крабб будет узнан по своему исключительному росту и дородности. Черты его лица, его фигура столко уже раз воспроизводились фотографами и пользовались такой популярностью во всех даже самых захолустных городках Союза! Но нет! Никто им здесь не занимался, никто на него не оборачивался, никто и не подозревал, что этот колосс, приравнивавший свои шаги к шагам Джона Мильнера, был не только знаменитым боксеров-бойцом, но еще и партнером матча Гиппербона, тем самым, которого игральные кости отправили в тридцать пятую клетку, в штат Огайо, в город Цинциннати.

Было девять часов, когда они дошли до Спринг-Грова. Место, где происходил конкурс, было уже битком набито публикой. К шуму, производимому зрителями, присоединялись еще мычание, блеяние и ворчание животных, из которых избранные счастливцы должны были фигурировать на страницах официальных списков награжденных.

Там были собраны великолепные представители овец и свиней самых лучших пород, а также молочных коров и быков.

Более четырехсот тысяч экземпляров высылает ежегодно Америка в Англию. Там восседали рядом с известнейшими скотоводами и «короли рогатого скота», пользующиеся почетом наряду с наиболее уважаемыми гражданами Соединенных штатов. В центре помещалась эстрада, на которой должны были фигурировать выставленные экземпляры.

В эту минуту Джону Мильнеру пришла в голову мысль растолкать толпу, устремиться к эстраде, ввести на нее своего спутника и громко крикнуть:

— Вот Том Крабб, чемпион Нового Света, второй партнер матча Гиппербона!

Какое громадное впечатление должно было произвести неожиданное появление на эстраде перед взволнованной публикой этого героя дня!

И, толкая Тома Крабба вперед, двигаясь как на буксире у этого колосса, он растолкал ряды зрителей и собрался уже вскочить на эстраду.

Но места на эстраде не оказалось, оно было занято… И кем?.. Свиньей, громаднейшей свиньей, колоссальным продуктом двух американских пород «полэнтчайн» и «ред-джерси», трехлетней свиньей, проданной за двести пятьдесят долларов еще тогда, когда она весила тысячу триста двадцать фунтов, совершенно феноменальной свиньей длиной около восьми футов, а высотой около четырех, причем окружность ее шеи равнялась шести футам, корпуса — семи с половиной, вес же ее в данный момент составлял тысячу девятьсот пятьдесят четыре фунта! Вот этот-то образец семейства «суилльенн» и был привезен из Техаса!.. Это о его приезде было напечатано на всех афишах Цинциннати!.. Это на нем сосредоточилось в этот день все внимание публики!.. Это его привел на эстраду при громких рукоплесканиях счастливый владелец!

Так вот перед какой новой звездой померкла звезда Тома Крабба! Перед чудовищно колоссальной свиньей, которая должна была быть премирована на конкурсе Спринг-Грова!..

Сраженный такой неожиданностью, Джон Мильнер остановился, попятился. Потом, сделав знак Тому Краббу следовать за собой, отправился обратно в отель, выбирая самые пустынные улицы, и, разочарованный, пристыженный, заперся в своей комнате и весь день не выходил из гостиницы. И если когда-нибудь городу Цинциннати представлялся случaй вернуть себе название города Поркополиса[32], которое у него отнял Чикаго, то это было именно 30 мая 1897 года!

Глава III. ЧЕРЕПАШЬИМ ШАГОМ

«Получена от мистера Германа Титбюри из Чикаго сумма в триста долларов — уплата штрафа, к которому он был приговорен судом 14-го числа текущего месяца за нарушение закона, касающегося спиртных напитков.

Коле, штат Мэн, 19 мая 1897 года.

Секретарь Вальтер Фик»

Таким образом, Герману Титбюри пришлось подчиниться наложенному на него взысканию, несмотря на его упорное сопротивление, продолжавшееся вплоть до 19 мая. Когда эта сумма была наконец уплачена, личность третьего партнера установлена и доказано, что действительно мистер и миссис Титбюри путешествовали под фамилией Филд, судья Р. Т. Ор-дак, продержав их три дня в тюрьме, нашел возможным этим удовольствоваться.

И пора было!

В этот день, 19-го числа, в восемь часов утра нотариус Тор-нброк произвел шестое метание костей и заинтересованного партнера уведомил телеграммой в Кале.

Жители этого маленького городка, оскорбленные тем, что один из партнеров матча Гиппербона скрывался под вымышленным именем, не проявили по его адресу никаких теплых чувств и даже подсмеивались над его неудачей. Очень довольные вначале тем, что я-штате Мэн именно их город Кале был пунктом, выбранным покойным Гиппербоном, они не могли простить обладателю голубого флажка, что он не сказал своего настоящего имени в первый же день своего приезда в город. Вот почему, когда настоящее имя его стало наконец известно, оно не произвело никакого впечатления. Как только сторож открыл ему двери тюрьмы, Герман Титбюри направился в гостиницу. Никто его не провожал, никто не оборачивался посмотреть на него, когда он шел по улице. Надо сказать, что чета эта не очень дорожила приветствиями толпы, которые так любил Гарри Кембэл, и желала только одного — как можно скорее уехать из Кале.