Заметки из путешествия в Россию - Эрнст Толлер Страница 6

Большевики говорят, что народу нужен этот культ, что он заменяет многое, чего народ лишился, что Ленин служит символом единства российского государства, что люди, совершая паломничество к Ленину, приходят к образу великой России.

Может ли социализм желать замены для культа героев буржуазного общества или для мистического почитания святых церкви? Неужели перед нами неподвластное времени стремление народа к обожествлению, которое большевики вынуждены учитывать? Даже политическая тактика имеет пределы. Есть счета, которые с течением времени перестают сходиться. Сейчас удается многое, а послезавтра обнаруживаешь, что удалось слишком мало. Нельзя препятствовать будущему ради настоящего. Ведь культ всегда подавляет личную ответственность, саморазвитие и дает приверженцам веру, что всё, требующее признания и осуществления, уже признано и осуществлено идолом.

Старые большевики никогда не ходят в мавзолей, в их рядах многие высказывались против такой формы почитания Ленина.

В партийных кругах долго обсуждали вопрос, является ли ленинизм чем-то чисто русским, адаптацией марксизма к структуре общества в России или он может претендовать на международное значение, независимо от структуры конкретного государства. Коммунистический интернационал под руководством Сталина выбрал второе.

На улице я снова и снова обращаю внимание на молодежь, на прекрасные лица парней и девушек. Это решающий вопрос: как молодежь будущего будет проживать и строить социализм? Раньше социализм был для молодежи задачей, к которой подходили через внешний опыт и внутреннюю борьбу, через интеллектуальные баталии, идя напролом и сбиваясь с пути. Сегодня российской молодежи это дается легко, и нельзя недооценивать опасность превращения социалистического учения в догмат веры, который принимают без раздумий, как католик — свою догму, тем более что с ним доступны некоторые государственные блага. Иными словами: станут ли заметны несоответствия между верой и образом действий?

Письмо пятое. Женские собрания

В Международный женский день я побывал на четырех собраниях. В первой половине дня — на собрании актрис в Театре Мейерхольда, где выступали Луначарский, Мейерхольд, китайская актриса и я; на собрании работниц в Московском экспериментальном театре; на собрании крестьянок в Центральном доме крестьянина; на собрании журналисток в церкви. (Церковь стала чем-то вроде клуба журналистов: согласно правительственному декрету, если церковная община составляет менее 20 человек, такая церковь должна использоваться в иных целях. Для этой церкви двадцати верующих не нашлось.) Больше всего меня захватило собрание женщин в экспериментальном театре. Мы знаем русских крестьянок от литературы как туповатых созданий, отданных во власть фатума. Я видел здесь женщин, которые с боем пробили себе путь к самосознанию и сознанию общественному. Самое прекрасное — ни одна не повторяла бездумно громкие партийные фразы, каждая находила свои слова и образы.

Там была кавказская горянка с Кубани. Она рассказывала о борьбе женщин из горных селений за новый мир. С еще большей страстью — о борьбе женщин с мужьями, которые в браке упорно и деспотично хотят удержать старый мир.

— Кем мы для мужчин раньше были? — восклицала она. — Домашними шлепанцами, которые мужчины надевали, а когда те становились им малы, снимали и бросали в угол. Они хотят и дальше так обращаться с нами. Но мы, крестьянки, больше такого не потерпим. Мы им говорим: «Хотите строить социализм снаружи — стройте и внутри, в собственных домах».

Крестьянка из Донской области с головой как у скульптур Синтенис докладывает о женском труде. Не хватает домашней утвари, здесь все женщины сходятся во мнении, и после множества неудавшихся попыток они изготавливают посуду своими силами. Она привезла с собой тарелку, на которой в примитивном стиле были изображены серп и молот. Крестьянка дарит ее московским женщинам в знак того, что есть крестьянки, идущие с ними в ногу.

О своих нуждах и желаниях говорят надомницы, работницы фабрик и заводов, домработницы.

И тут выходит маленькая китаянка, трогательная малютка-ласточка, ручки трепещут, как крылышки. Голосок такой слабый, что его едва слышно в первых двух рядах. Люди в большом театральном зале сидят очень тихо, они не понимают ни слова, но маленькая женщина, о которой им известно, что она говорит от имени страны, которая начала тяжелую и страшную борьбу за освобождение, вызывает в них трепет. А русских рабочих нелегко заставить трепетать.

Перед китаянкой выступал старый bolschewik и говорил так вяло, так скучно, так долго, что в конце концов вынужден был сдаться перед выкриками с мест и смехом женщин. На сцену, как это принято на русских собраниях, бросали записки с вопросами. Стоило выступающему приступить к ответам, как ему кричали: «Хватит, хватит! Расскажешь в газете!»

Маленькая китаянка могла бы говорить целый час — и никто не решился бы ей помешать.

Еще одна картина с того собрания стоит у меня перед глазами: неизъяснимый шарм, с которым поклонилась крестьянка из Донской области, с которым скрестила на груди руки, когда 3000 работниц приветствовали ее ликующими возгласами.

Русские женщины пробудились.

Письмо шестое. Завод

Вчера мне довелось побывать на заводе АМО в Ленинграде. До революции автомобили здесь только ремонтировали, теперь собирают. На заводе трудится 15 000 человек, 3000 — коммунисты и 12 000 — беспартийные. Доля коммунистов здесь особенно высока; как правило, таковых всего 10 % от общего числа трудящихся. Коммунистическая партия требует от своих членов армейской дисциплины, на каждого возлагая обязанности и каждого привлекая к труду. Зачастую в пропагандистских целях партия на полгода направляет рабочих из большого города в какую-нибудь деревушку в сотнях километров от ближайшей железнодорожной станции. Новых членов в партию принимают неохотно. Каждого тщательно проверяют, оценивают, каждому предстоит пройти испытательный срок на правах «кандидата». Раз в два года в рядах партии непременно устраивают массовую чистку. Всех ненадежных, колеблющихся, ленивых, уязвимых изгоняют.

На заводе упразднена система надзирателей. Рабочие разбиты на бригады, в каждой выбирают ответственного, он же контролирует работу. Начальник завода — бывший рабочий, его заместитель — «спец», в прошлом инженер. Заместителю платят вдвое больше, чем директору, только потому, что первый в коммунистической партии… не состоит. Ни одному члену партии, будь то народный комиссар или рабочий, не позволено получать больше 180 рублей в месяц.

Запрашиваю ведомость. Самая низкая зарплата — 40 рублей в месяц, самая высокая — 180. Такую сумму получают лишь некоторые специалисты. Меня удивляет разница в зарплатах. Такого разброса в Советской России быть не должно. В среднем месячная зарплата — 60 рублей. На фоне трат на жизнь —