Николай Урванцев - Два года на северной земле Страница 65

Вечером 13-го тревожно загалдели собаки. Выскочив с Ходовым на улицу, увидели удирающих от дома двух небольших медведей, повидимому самку с лончаком. Наши инвалиды их преследовать, конечно, не в состоянии, а нам самим бежать бессмысленно, все равно не догонишь. Стрелять в сумерках, когда почти не видно мушки, в цель на 250–300 м тоже нецелесообразно. Лучше не пугать зверей, может быть осмелеют и подойдут еще раз. Хотя, впрочем, мало вероятно, так как медведи мелки, молоды и потому робки. Смело идут, да и то не всегда, лишь крупные самцы. Те ничего не боятся, чувствуя себя властелинами.

Из Ленинграда от Арктического института получена информационная телеграмма, что нам на смену едут 4 человека. Кто они и каких специальностей, не указано. А нас это весьма интересует, так как работы по детализации съемки и изучению Северной Земли остается еще много. Дополнительных построек здесь возводиться не будет, как и новой станции в проливе Шокальского, о чем мы с Ушаковым поднимали вопрос. Будут строиться лишь станции на мысе Челюскина, на острове Рудольфа в северной части Земли Франца-Иосифа и на ледниковом куполе Новой Земли в районе Русской Гавани.

Штилевая морозная погода стоит попрежнему. Пришлось для зарядки аккумуляторов пустить давно не работавший моторный аггрегат. Стоял он в сенях, и слабым юго-восточным ветром отработанные газы вгонялись обратно в дверь, попадая отчасти и в дом. Я это заметил сразу и ушел на улицу, предупредив Ходова, но последний не обратил внимания и отравился газами настолько, что, делая метеорологические наблюдения, упал. К счастью, я находился недалеко, поддержал и взбодрил нашатырным спиртом. В результате весь день у нас обоих головная боль, сердцебиение и отчаянная слабость. Если бы Ходов оказался один, как иногда бывало в периоды наших маршрутов, дело могло кончиться плохо. Мотор, следовательно, при работе обязательно нужно выставлять на улицу.

Гуляя однажды днем по острову, вдруг услышал в торосах в море собачий вой. Придя домой, к удивлению застал всех собак на месте. Пошел тогда на разведку и к своему изумлению нашел Козла, который был брошен в южной части острова Среднего еще в прошлую поездку в феврале. У него опять оказались разбитыми ноги, так что он оказался не в состоянии итти и выл от отчаяния в торосах, чувствуя по запахам и звукам, что до дома недалеко. Взял его на руки и дотащил до дома, чему пес был несказанно рад, судя по тому, как крутился на спине и радостно болтал в воздухе больными лапами.

Сегодня, 24 марта, поставили рекорд пуска шара-пилота. День был ясный и тихий, небо совершенно чисто и прозрачно, без всякой дымки перистых облаков, значительно ухудшающих видимость. Выпущенный шар-пилот обычного размера, около полуметра диаметром, слабым северным ветром понесло медленно на юг, а затем на высоте около 10 км обратным течением воздуха на север, так что он прошел снова через зенит места наблюдения и скрылся из видимости на севере.

Это была весьма благоприятная обстановка. Одевшись потеплее, так как наблюдать придется несколько часов подряд (скорость подъема шара около 200 м в минуту по вертикали, или в 5 минут километр), мы взяли крупную оболочку, предназначенную для подъема радиозондов, надули ее водородом примерно до 1 м в поперечнике и выпустили, рассчитывая, что шар, благодаря прочной оболочке, долго не лопнет в верхних слоях, где, приняв крупные размеры от раздувания, будет отчетливо виден даже на большой высоте. Так оно и случилось. Пройдя через зенит, шар медленно понесся на север, а потом северо-запад, и нам удалось наблюдать за ним в течение почти 4 часов до высоты 41,4 км, согласно предварительным вычислениям. Это большое достижение, если вспомнить, что наибольшая достигнутая высота, полученная в Pavia, равна 37 км, а в Batavia — 30[23]. Интересно, что на высоте около 20 км горизонтальная скорость перемещения шара достигла 30 м/сек., а на 40 км она превышала уже 50 м/сек., все время возрастая равномерно и непрерывно. Это является, повидимому, результатом не усиления ветра с высотою, а отставанием верхних слоев атмосферы от вращения земли.

Погода попрежнему тихая, сегодня настолько, что даже дым шел из трубы столбом кверху, явление, наблюдавшееся нами впервые за два года.

26-го около 23 часов приехали из маршрута наши. Собаки утомлены довольно сильно, но в общем добежали все благополучно. Щенки шли прекрасно и не отставали от взрослых. Несомненно такая выносливость и крепость объясняются тем, что они с самого раннего возраста питались свежим мясом и ели его, сколько хотели. В дороге потерялся один щенок «Мадьяр», убежавший из упряжки в моренные гряды около мыса Кржижановского, где и пропал. Из старых собак пришлось бросить Архисилая, который выбился из сил уже недалеко от дома.

Доехали путники почти до мыса Неупокоева, где и сложили на берегу 116 банок собачьего пеммикана. Там же невдалеке на айсберге, над его обрывом сверху, они подвесили на веревках полторы медвежьих туши мяса.

Можно надеяться, что они уцелеют и от песцов и от медведей, так как висят метрах в пяти от почвы и двухтрех от верха. У последней стоянки путники видели трех оленей: самца-пороза, важенку и прошлогоднего теленка-лончака. Таким образом на южном острове есть олени, которые там не только живут, но и плодятся.

По дороге нашли несколько медвежьих берлог и добыли двух медведиц с медвежатами, из которых троих привезли с собою, а один по дороге удрал.

Больше поездок решили не делать, чтобы дать основательный отдых собакам перед большим маршрутом в обход южного острова Большевик.

Вычерчивание заснятой в прошлом году части Северной Земли я успел закончить. Так как масштаб взят довольно крупный (7,5 км в 1 см), то ситуация вышла достаточно подробная. Карты произвели на Журавлева большое впечатление. Он внимательно их рассматривал, узнавая каждый изгиб берега, мысы и бухты, где проходили, стояли ночевкой или охотились. Память зрительная у него прекрасная, и он внимательно сверял зарисованное с теми образами, что запечатлелись у него в мозгу. Теперь на карте Журавлев воочию увидел конкретные результаты нашего труда; результаты непонятных записей у инструментов при наблюдениях солнца, записей и зарисовок азимутов, длин линий маршрутных ходов и т. д. Словом наша повседневная кропотливая топографическая работа, такая чуждая для его профессии охотника-промышленника, воплотилась теперь в конкретные образы очертаний местности и стала понятна. С этого времени отношение ко мне Журавлева в значительной степени изменилось, так что речей о «бирюльках» более не стало слышно. Наоборот, он живо начал интересоваться методами маршрутно-глазомерной съемки, принципами составления карт и их вычерчивания, так что мне приходилось ему давать по этому поводу подробные пояснения.